Недосягаемая - Картленд Барбара - Страница 20

• Предыдущая
• 20/61
• Следующая

Элизабет привезла в Лондон больного, который нуждался в рентгене. Она заметила, как Кристин перешла дорогу перед машиной и свернула в парк. «Интересно, что она здесь делает?» — подумала Элизабет, отметив про себя, как мило выглядит ее племянница в солнечных лучах только что наступившего лета. Кристин сняла шляпу, открыв темные волосы и красиво вылепленную голову. Элизабет хотела остановиться, но потом вспомнила, что может опоздать в больницу, и поехала дальше.

Она подумала, не захочет ли Кристин поработать в Эйвон-Хаусе в качестве медсестры, и тут же отбросила идею как неосуществимую. Девушка еще совсем молода, Лидия не согласится отпускать ее из дому еще какое-то время, да и война закончится к тому моменту, как она пройдет обучение. Все равно Элизабет сомневалась, что Кристин будет по-настоящему счастлива, живя в своем доме безвыездно. Жизнь с Иваном была счастьем только в представлении Лидии.

Гуляя по парку, Кристин думала об отце. Она не сказала сэру Фрейзеру, чья она дочь, и теперь выговаривала себе за то, что намеренно скрыла этот факт. Но причина такой сдержанности была ей слишком хорошо известна. Всю жизнь Кристин тяготило, что она дочь Ивана. Услышав об этом, люди либо начинали, захлебываясь от восторга, сыпать преувеличенными комплиментами, интересуясь — фраза, которую Кристин ненавидела, — гордится ли она этим; а другие — и они оставляли свой след — выдерживали с задумчивым видом небольшую паузу после имени Ивана, а затем отпускали замечание, полное скрытого смысла: «Твой отец очень известен, так кажется?»

Кристин стало любопытно, что сказал бы Иван, если бы мог услышать рассказ, который она только что поведала сэру Фрейзеру. Ей почему-то казалось, что он принял бы его вполне естественно. И был бы единственным в семье, кто так поступил, но все же ей не хотелось ему ничего говорить.

Ребенком она побаивалась отца. Он был такой молниеносный, такой яркий словно комета пересекала ее маленький горизонт, поэтому, стоило ему приблизиться, она тотчас стремилась прильнуть к матери в поисках защиты. Но со временем ей начало льстить внимание, которым он пользовался, ей нравилось, когда другие девочки отзывались о нем с благоговением, а их родители старались достать билеты на его выступления.

Затем, незадолго до несчастного случая с Лидией, она услышала разговор, объяснивший ей многие из взглядов и непонятных замечаний, которые тревожили ее в прошлом. Иван решил угостить дочь завтраком в известном лондонском ресторане. Кристин отправилась в туалетную комнату вымыть руки и причесаться, и, пока она там была, вошли две модно одетые женщины.

— Ты видела только что Ивана Разумовского? — спросила одна из них. — Разве он не хорош?

— Не в моем вкусе, — ответила вторая. — Кстати, кто этот ребенок с ним? Неужели он переключился на младенцев?

— Это его дочь, — последовал ответ. — Я видела ее на концерте прошлым летом, когда была с Гуэн, а ты знаешь, она всегда в курсе личной жизни знаменитостей.

Женщины рассмеялись.

— Дочь, — было произнесено задумчиво, — одна из многих, надо полагать. Но это хоть плод законной любви?

Снова послышался взрыв глуповатого смеха. Кристин потихоньку выбралась из умывальной, чувствуя, что мир вокруг нее пошатнулся. Она была достаточно взрослой, чтобы понять, что они имели в виду. Кроме того, она была достаточно взрослой, чтобы соединить вместе многое из того, что слышала раньше — обрывки разговоров, — и теперь все стало на место, создав полную картину.

Так вот, значит, каков ее отец. Для всех детей настает момент, когда они с ужасом сознают, что их родители могут ошибаться. И почти для всех детей является смертельным ударом, если они узнают, что их родители аморальны.

Кристин не была исключением. Она всегда считала, что Иван отличается от других людей, но отличается тем, что он талантливее, умнее, замечательнее всех прочих отцов. Теперь она с преувеличением, свойственным юности, увидела, что он действительно отличается, но в худшую сторону.

Она вспоминала случаи, когда взрослые резко обрывали разговор, если замечали ее рядом. Она вспоминала выражение боли на лице Лидии — боли душевной, не физической, — когда визиты Ивана в собственный дом становились все реже и короче, а когда домочадцы все-таки видели его, он был чем-то занят и ему было не до них.

А еще она вспоминала, как однажды ехала в автобусе со своей гувернанткой по Пикадилли и увидела Ивана, выходившего из отеля «Ритц». Он выглядел элегантным, жизнерадостным и улыбался. Несколько прохожих обернулись, чтобы рассмотреть его, и Кристин пронзила острая радость — «это мой отец!» Она была горда. Затем Ивана догнала женщина. Она взяла его под руку и, как показалось Кристин, извинилась, возможно за то, что заставила его ждать. Он улыбнулся ей, и они пошли рука об руку по Пиккадилли, потом скрылись из виду.

Кристин удивилась, кто бы это мог быть. Когда Иван пришел домой в тот вечер, она весело сообщила ему:

— Я видела тебя сегодня, папочка. Ты хорошо позавтракал в «Ритце»?

Иван помолчал немного, глаза его сузились, как бывало, когда он сердился.

— Где ты была? — резко спросил он.

— Я проезжала мимо на автобусе, — ответила Кристин. — Хотела выпрыгнуть, но автобус ехал слишком быстро. Потом, ты был не один, а с какой-то знакомой.

Она беззаботно щебетала, не понимая, что досаждает Ивану, внезапно он встал с кресла, прошелся по комнате и зажег сигарету.

— Лично я не знаю, — сказал он Лидии, — бывает ли что-нибудь скучнее болтовни глупых маленьких девчонок, когда они достигают возраста Кристин.

Он вышел из комнаты, даже не взглянув на дочь, которая пылала от унижения. Даже тогда она не поняла, по-детски думая, что Иван рассердился на то, что она хотела выпрыгнуть из автобуса.

Ласковые слова Лидии: «Не обращай внимания, дорогая, наверное, твой отец сегодня очень много работал», — ничуть не уменьшили ее боль.

Только позже, когда она случайно подслушала разговор в туалетной комнате, перед ней открылось многое из того, что она не понимала. А как же Лидия? Она обращала внимание? Кристин подумала о матери, и сердце ее сжалось от боли. Мама никогда не должна узнать, решила она про себя.

Это знание более чем что-нибудь другое примирило Кристин с поездкой в Америку к двоюродной бабушке. Когда Лидия впервые заикнулась об отъезде, ее первым побуждением было сказать «нет». Но в течение всего долгого года, пока Лидия лежала прикованная к постели после несчастного случая, у Кристин где-то в глубине затаился страх, что теперь, когда мать стала беспомощным инвалидом, Иван бросит ее. Нет ничего более болезненного, чем домыслы детского ума, когда ребенок боится каких-то поступков взрослых и еще совсем мал, чтобы понять их. Кристин терзалась неподдельным страхом, что Лидия, обреченная на неподвижность, узнает все истории, которые, как полагала дочь, происходили с отцом. Многие ее подозрения были совершенно несправедливы. Иван был в отчаянии от болезни Лидии. Более того, прошло довольно много времени после возвращения жены в Фэрхерст и отъезда Кристин в Америку, прежде чем он завел роман, который хоть что-то для него значил. В его жизни всегда было много восхищенных и очарованных им женщин, большинство из которых значили для Ивана не более чем мухи на стене, но Кристин, суровый критик, подозревала их всех.

В Америке Кристин забыла многие свои беды. Но при этом то, о чем она узнала в Англии, отравило ее любовь к отцу, и она вернулась домой, настороженно относясь ко всему, что имело отношение к Ивану, внимательно следя за ним глазами критика, готового отметить малейший просчет, любое темное пятнышко из тех, которые скрывались под внешним обаянием.

Да, Иван мог бы лучше, чем Лидия, лучше, чем кто-либо еще, понять исцеляющую силу, которая была в его дочери. Его русская кровь, как предполагала Кристин, помогла бы ему порадоваться, что в ней есть что-то необычное, интригующее, орновательное. Тем не менее она решила ничего ему не говорить. Приняв такое решение, она осознала, что, по сути дела, так и не простила отца за грехи, которые обнаружила в нем много лет назад.

• Предыдущая
• 20/61
• Следующая