Наказанная любовью - Картленд Барбара - Страница 4

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая

— Боюсь, что да, — отозвалась Тони.

— Расскажи мне, — попросила Латония. Тони снова вздохнула и начала:

— Это случилось месяца четыре назад.

— Что именно?

— Один молодой человек в Лондоне влюбился в меня и выставил себя на посмешище.

— Кто это был?

— Его имя — Эндрю Ауддингтон. Он военный и приезжал в отпуск из Индии.

Латония подумала, что все связанное с дядюшкой Тони так или иначе имеет отношение к Индии, но вслух ничего не сказала.

— Он довольно привлекателен и отлично сложен. Вначале я была очарована.

— Другими словами, ты с ним флиртовала, — заметила Латония.

— Ну да! — вызывающе сказала Тони. — Я флиртовала с ним, но это не значит, что я влюбилась в него! Это вообще ничего не значит!

— Н-ну… конечно.

— А он становился все настойчивее. Да и вообще, как я уже говорила, он выставлял себя на посмешище. Куда бы я ни ехала, он повсюду за мной увязывался. Он писал мне по три-четыре раза в день, а когда мы встречались, каждый раз делал мне предложение. Одним словом, он вел себя очень несдержанно, и вскоре мне это надоело.

Латония промолчала, но про себя подумала, что ее кузина производила подобное впечатление на многих мужчин. В ее присутствии любой терял голову, и Латония не раз была этому свидетельницей.

— Продолжай, — попросила она.

— Чем дальше, тем хуже, — снова заговорила Тони, — ив конце концов я сказала ему, что больше не желаю его видеть.

Она опять замолчала, но Латония, чувствуя, что история не закончена, спросила:

— И что же он сделал?

— Он попытался покончить с собой! Латония вздрогнула:

— К-как?

— У Эндрю был револьвер, но у него, вероятно, дрогнула рука. Он не попал себе в сердце и выжил.

— И что же сделала ты? — спросила Латония.

— А что я могла сделать? — отозвалась Тони. — Мне было жаль… очень жаль… но я же не виновата…

Латония нарушила наступившее молчание очередным вопросом:

— Но если с тех пор прошло так много времени, отчего же ты вдруг забеспокоилась?

— Понимаешь, мать Эндрю пожаловалась дядюшке Кенрику.

— И он рассердился?

— Как я понимаю — ужасно!

— И захотел тебя видеть?

Не в силах более сдерживаться, Тони выпалила:

— Он сказал, что заберет меня с собой в Индию! Сказал, что я вела себя недостойно и что, вероятно, моя компаньонка плохо за мной следила!

— Но ты же можешь все ему объяснить… — начала Латония.

— Думаешь, он станет слушать? — перебила Тони. — Нет! Он даже разбираться не станет! Он просто отдал приказ!

Она схватила лежавшее на диванчике письмо и, протягивая его Латонии, прорыдала:

— Спаси меня, Латония! Ты должна меня выручить! Как я могу уехать в Индию? Я же потеряю Айвена!

Ее тон укрепил Латонию в подозрениях, которые она не решалась высказать вслух. Маркиз все еще колебался и, видимо, был готов отказаться от женитьбы, чтобы не расстраивать своего отца.

И, хотя Тони не сказала ничего, что прямо или косвенно подтвердило бы эту мысль, но они с кузиной были близки, как редко бывают близки даже родные сестры, и Латония безошибочно чувствовала, что Тони боится покинуть маркиза оттого, что их отношения по-прежнему остаются весьма шаткими.

Она медленно разгладила письмо, которое кузина, должно быть, в отчаянии помяла, и прочитала:

«Дорогая племянница!

Меня весьма огорчило письмо леди Ауддингтон касательно ее сына Эндрю, а также отзывы друзей и знакомых о вашем поведении в Лондоне. Вероятно, ваша компаньонка не справилась со своими обязанностями и не держала вас в той строгости, как желал бы ваш отец. Посему я намерен взять вас с собой в Индию, куда я уезжаю через четыре дня. Думаю, нам обоим будет полезно узнать друг друга получше.

К несчастью, я не смогу приехать в замок и потому вынужден просить вас быть в нашем доме на Керзон-стрит самое позднее в четверг. В пятницу мы уезжаем в Тильбюри. Я уже заказал места на пароходе «Одесса».

От вашего имени я принес глубочайшие извинения леди Ауддингтон и с радостью узнал, что ее сын поправляется. Нет сомнений, нам невероятно повезло, что эта скандальная история, бросающая тень на честь нашей фамилии, не попала в газеты и не стала достоянием общественности.

Будьте любезны сообщить мне время вашего прибытия на вокзал Кингз-Кросс, и я пришлю за вами карету.

Остаюсь искренне ваш Бранскомб.

PS . Если это еще не известно вам, сообщаю, что после смерти вашего отца, я стал вашим опекуном.»

Латония дочитала до конца и подняла голову.

— Тони, дорогая, ты обязана ехать, — сказала она. — Он ведь теперь твой официальный опекун.

— Не поеду! Ни за что! — как всегда дерзко воскликнула Тони.

— У тебя нет выбора, — отозвалась Латония. — В конце концов, сейчас он распоряжается твоим состоянием. Он может отказаться давать тебе деньги, если ты не поедешь с ним.

— Ненавижу дядюшку Кенрика! — воскликнула Тони. — И всегда ненавидела, с тех пор как впервые о нем услышала! И вообще мне кажется, что отец втайне его побаивался.

— Как так? — удивилась Латония.

— Дядюшка Кенрик всегда отличался умом, и рядом с ним отец чувствовал себя просто глупцом. Он обижался, что все превозносят младшего брата, а на него не обращают внимания.

— Ничего, ты его очаруешь, — успокаивающе произнесла Латония. — Ты всегда очаровывала мужчин, Тони, и не думаю, что твой дядюшка сильно отличается от других.

— Отличается, да еще как! — ответила Тони. — Дядюшка Кенрик — не мужчина, а родственник, а родственники всегда невыносимы, сама знаешь!

— Если не считать нас, — улыбнулась Латония.

— Мы — совсем другое дело, — Тони. — Ты мне не родственница, а часть меня самой, точно так же, как я — часть тебя.

На мгновение она замолчала, а потом продолжила:

— Тебе повезло. У тебя все родственники похожи на твою маму, а она всегда была такой милой!

Тони поднялась с диванчика и прошлась по комнате.

— Не поеду в Индию! Не поеду! Не поеду! Говори что хочешь, но я не поеду!

— Я еще ничего не сказала, — отозвалась Латония, — кроме того, что ты должна слушаться дядюшку.

— Если я поеду с ним, то потеряю Айвена — я это точно знаю! Его мать и отец живо до него доберутся и объяснят, что я не гожусь ему в жены. А он всегда их слушался и не успеет опомниться, как уже окажется у алтаря с какой-нибудь германской принцессой!

— Не может же он быть настолько беспомощен.

— Может, — отрезала Тони. — Только сам этого не понимает. Ему еще в детстве внушили, что в жизни главное — роскошь, пышность, все эти поклоны и экивоки. — Она махнула рукой. — Я научила его получать от жизни куда больше удовольствия. Мы смеялись и веселились просто потому, что мы люди, а не куклы на ниточках.

— И ты думаешь, что он забудет тебя и свою любовь?

— Меня он любить не перестанет, — сказала Тони, — но будет верить, что обязан выполнить желание своего отца — то есть стать важным герцогом и виться вокруг трона.

Она говорила до того уверенно, что эта картина как наяву встала у Латонии перед глазами.

Посмотрев в красивое, но взволнованное лицо кузины, она спросила:

— И что же ты хочешь сделать?

— Я точно знаю что, — ответила Тони, — или, вернее, что ты можешь сделать для меня.

Она остановилась у дальней стены и, бросив через всю комнату на кузину пронзительный взгляд, звенящим голосом произнесла:

— Ты поедешь в Индию вместо меня!

Латония потрясенно уставилась на Тони:

— Ты, конечно, шутишь.

— Нет, — ответила Тони. — Я говорю серьезно. Да и потом ты сама должна понимать, что это единственный выход.

— Как… как я могу? Это же невозможно!

— Если подумать, то как раз наоборот, — перебила Тони. — Дядюшка Кенрик не видел меня уже лет восемь — десять.

— Но ведь он знает, как ты выглядишь.

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая