Мольба о милосердии - Картленд Барбара - Страница 28

• Предыдущая
• 28/31
• Следующая

— А что тут поделаешь? — пожала плечами Ханна. — От мужчин одни неприятности, таково мое мнение. Без них наш мир был бы куда лучше!

Понимая, что любые слова только подольют масла в огонь благородного гнева старушки, Мариста промолчала и пошла в гостиную.

Здесь у нее мелькнула мысль, не пойти ли в (сад срезать несколько розовых бутонов.

Впрочем, ей вдруг стало жаль тратить на это время.

Она подошла к окну и устремила невидящий взгляд на сад возле замка.

Образ его владельца так живо стоял перед мысленным взором, что когда она услышала звук открывающейся двери и повернула голову, то ничуть не удивилась, увидев его во плоти.

Он показался ей огромным, он заполнил собою не только комнату, но и сердце Маристы, и весь мир.

Она не могла двигаться, она могла только молча стоять в солнечном свете, льющемся из окна, и смотреть на него, и граф на мгновение тоже застыл, словно окаменев.

Потом он закрыл за собой дверь и спросил:

— Удалось ли вам выспаться?

Смущенная его взглядом, самим его присутствием и любовью, которая заставляла ее сердце отчаянно биться в груди, она с трудом могла понять, о чем он спрашивает.

Боясь, что он сочтет ее совсем глупой, она сказала:

— Да.., конечно.

Граф пересек комнату Я встал спиной к камину.

— Я хочу поговорить с вами, Мариста, — молвил он. — Сядьте.

Она послушно села в кресло, и граф сел напротив.

Он так пристально смотрел ей в глаза, что она смущенно отвела взгляд.

— Вы.., не сердитесь на Энтони?

— Я послал за ним совсем по другой причине, — ответил граф, — и как раз об этом мне надо с вами поговорить.

Мариста широко распахнула глаза — в серой их глубине читалась тревога.

— У нас с вашим братом был долгий разговор. Я предложил ему поступить в конногвардейский полк, в котором служил его отец, и провести по крайней мере три-четыре года в армии.

Мариста едва не задохнулась от неожиданности.

— Вы говорите это серьезно? Но.., как Энтони… может позволить себе это?

— Поскольку вы просветили меня относительно гордости Рокбурнов, — промолвил граф, и ей показалось, что глаза его сверкают, — я сказал вашему брату, что не считаю возможным для себя воспользоваться тем обстоятельством, что ваш отец не знал о ценности картин, которые не являются портретами ваших предков.

У Маристы вырвался крик восхищения.

— Отчего вы так добры к нам?

— Энтони мое предложение пришлось по душе, и я думаю, когда вы снова его увидите, он вам покажется весьма взволнованным и радостным.

— Снова его увижу? — растерялась Мариста. — Но где же он?

— В настоящее время он катается на одной из моих лошадей. Он сказал, что давно уже не практиковался в верховой езде, а ему необходимо подготовиться к армейской службе.

— Я знаю, как Энтони рад этой возможности, — сказала Мариста, — и я не знаю.., как вас благодарить…

— Чуть позже я вам скажу, как это лучше сделать, — заметил граф, — а пока мы должны обсудить проблему Летти.

— Летти?

— Мой племянник Перегрин попросил ее руки.

Мариста что-то бессвязно пробормотала, и граф поспешил объяснить:

— Я прекрасно помню, Мариста, вы считали, что Перегрин вернется в Лондон и разобьет ей сердце, но ручаюсь вам, он очень горячо говорил о своем искреннем желании жениться на вашей сестре. Я поговорил с его матерью, и мы решили: ради блага Летти со свадьбой нужно подождать.

— Вы не хотите, чтобы они.., поженились? — вскинула брови Мариста.

— Не хочу, чтобы они торопились, — поправил ее граф. — Ведь Летти еще нет восемнадцати, а Перегрин всего на три года старше. Моя сестра согласилась со мной, что хорошо бы взять Летти с собой в Лондон и представить в высшем обществе.

Мариста сомкнула ладони.

— Если молодые люди нашли взаимопонимание, — продолжал граф, — это должно оставаться тайной, чтобы каждый из них был свободен в своем выборе до Рождества. Если они не передумают, будет объявлено о помолвке, и они смогут пожениться после Нового года.

— О, это было бы так чудесно! — воскликнула Мариста. — Я знаю.., маменька именно об этом и мечтала.., потому что здесь Летти видит так мало молодых людей.

— Я просто хотел вам угодить, — усмехнулся граф.

Мариста, немного поколебавшись, обеспокоенно вымолвила:

— Но для жизни в Лондоне Летти понадобятся платья и.., множество других вещей, а мы не можем себе позволить их купить.

— Я думаю, — засмеялся граф, — на сей раз вашей знаменитой гордости придется слегка пострадать. Если вы не можете позволить себе купить для Летти наряды, то я, в свою очередь, не могу позволить себе оказаться убитым во сне. Вы спасли меня, Мариста, и я перед вами в долгу.

— Я бы не хотела.., чтоб вы так об этом думали, — огорчилась девушка. — Ведь вам известно, этот человек не должен был оказаться в Англии, но он заплатил Энтони за то, чтобы тот его перевез.

— Я полагаю, он не стал бы ограничиваться предложением денег, — спокойно произнес граф. — Если б Энтони отказался, скорее всего, его заставили бы силой.

Мариста ужаснулась.

— Вы.., хотите сказать, что ему угрожали?

— Не думаю, ведь Энтони и так согласился. Но я слышал, французские шпионы терроризуют контрабандистов, от таких людей нельзя ждать милосердия.

— Мне противно даже думать о нем.

— Тогда забудьте, — посоветовал граф. — Вы спасли меня, Толмарш мертв, и мы с Энтони пришли к выводу, что с этого момента лучше всего просто забыть о том, что он существовал.

— Я постараюсь сделать это, — кротко промолвила Мариста.

— Дайте-ка подумать… — сказал граф. — Про ваших домашних я вам все сказал. Что же еще, я собирался обсудить с вами?

Мариста ждала, и сердце ее стучало так сильно, что она боялась, он услышит, как оно бьется.

Она надеялась, что сейчас граф разрешит ей жить в Довкот-Хаусе бесплатно, но вместо этого он спохватился.

— Да, и, конечно, поместье! Я уже поговорил со своим управляющим и велел набрать чернорабочих, предпочтительно из тех, кто работал здесь при вашем отце.

Фермы и дома будут отремонтированы, а пенсии увеличатся.

Это в точности соответствовало тому, что сделал бы ее отец и, услышав от графа эти слова, она невольно прослезилась.

— Какой вы.., чудесный! — произнесла она дрогнувшим голосом.

И вдруг, повинуясь внезапному порыву, опустилась перед графом на колени.

— Я была.., готова на коленях умолять вас о милости, — с чувством молвила она, — но теперь хочу на коленях поблагодарить вас и.., повторить тысячу раз:

«Спасибо, спасибо!»

Граф посмотрел на нее, не пытаясь ее поднять.

— Мне осталось сказать вам еще одну вещь, Мариста…

— Я.., я… Простите, что я перебила вас, — пробормотала она.

— Я собирался сказать, что, когда в поместье все будет устроено должным образом, мы могли бы преподнести его седьмому баронету в качестве свадебного подарка.

В первое мгновение смысл его слов ускользнул от нее.

Она смотрела на него сквозь слезы и чувствовала, что не может отвести взгляд от его лица.

— Я сказал «мы», — произнес граф. — Вы меня слышали?

— Я.., я.., не понимаю, — прошептала Мариста.

— Тогда, возможно, мне удастся лучше объяснить, не прибегая к помощи слов.

Граф протянул руки, поднял ее с колен и прижал к себе.

Мариста чуть слышно ахнула, а в следующий миг его губы завладели ее губами.

Он целовал ее, пока она, как накануне ночью, не почувствовала, будто он уносит ее в небеса и вновь становится средоточием всего, что она любит, образцом совершенства и красоты.

Он целовал ее, пока она не осознала, что он подарил ей мерцающее золото моря и солнца.

Солнечные лучи, казалось, пронизывали насквозь ее тело, даруя наслаждение, которого ©на никогда раньше не знала, наслаждение столь острое и восхитительное, что казалось воистину неземным.

А когда граф оторвался от нее, она посмотрела на него и пролепетала изменившимся голосом:

— Я.., люблю вас! Я даже не знала, что любовь… может быть так прекрасна!

• Предыдущая
• 28/31
• Следующая