Мольба о милосердии - Картленд Барбара - Страница 11
- Предыдущая
- 11/31
- Следующая
— Ты уверена, что их не слишком много? — озабоченно спросила Мариста.
Летти покачала головой.
— У меня будут еще три камелии и несколько листьев на голове, — посвятила она сестру в дальнейший творческий процесс. — А тебе, думаю, стоит приколоть парочку роз над левым ухом, и это будет как раз то, что нужно.
— Мне кажется, нужно нечто такое, чтобы я выглядела старше и.., более представительно, — неуверенно произнесла Мариста. — В конце концов, я же твоя дуэнья.
Летти рассмеялась.
— Я сама себе дуэнья. Все, что от тебя требуется, дорогуша, это быть такой же красивой, как если б ты сошла с картины Рейнолдса. Граф будет смотреть на мамин портрет и сравнивать его с тобой.
Мариста не сказала сестре, что граф уже отметил ее сходство с матерью.
Вместо этого она чуть вскинула голову и поделилась некоторыми мыслями.
— Не сомневаюсь, что граф все равно сочтет нас деревенскими невежами, несмотря на все наши усилия. А потому, как ты верно сказала, постараемся просто веселиться, хотя я все время буду думать, позволит он нам остаться в Довкот-Хаусе, или погонит прочь.
Летти уловила испуг в ее голосе.
— Забудь об этом и веселись, — молвила она. — Вряд ли нас когда-нибудь еще пригласит на обед столь важная персона. И кроме того, что бы там граф ни думал о нас, лорд Лэмптон не устает выражать свое восхищение.
— Ты не должна верить всему, что он говорит, — предупредила Мариста.
— Я могу не верить, но мне нравится это слушать, — ответила Летти. — У нас в деревне комплименты большая редкость.
Когда прибыл экипаж, посланный за ними графом, Мариста, подчиняясь указаниям Летти, осторожно села на самый край сиденья, чтобы не помять розы на платье.
Энтони, присоединившемуся к ним в последний момент, потому что он долго возился с шейным платком, было строго-настрого велено не касаться ногами платьев.
Энтони, как и Летти, был так восхищен приглашением графа, что, казалось; даже не думал о том, как неприятно будет увидеть кого-то другого на месте отца.
Ханна погладила ему вечерний костюм, который раньше принадлежал сэру Ричарду, и все шейные платки: если, завязывая, он испортит один, то сразу сможет взять другой.
Энтони выглядел весьма импозантно, и, любуясь его красивым лицом, Мариста думала, что, возможно, какая-нибудь женщина на приеме будет им очарована, и это поможет ему хотя бы на время забыть о грязной работе, которой он вынужден заниматься на ферме.
Летти не позволила Маристе взять шаль, опасаясь, что пострадают розы на рукавах.
— Хорошо еще, что вечер сегодня теплый, — заметила Мариста, — а то мы вернулись бы простуженные, что нам вовсе некстати.
— Ничего, — махнула рукой Летти. — И пусть мы не можем быть самыми модными женщинами на этом приеме, зато будем самыми оригинальными.
Мариста бросила на сестру беспокойный взгляд.
— Только прошу тебя, Летти, не делай ничего, что не понравилось бы маменьке. Граф и впрямь подумает, будто мы с тобой две деревенщины и не умеем вести себя, как подобает леди.
— Вот было бы забавно, а он получил бы урок, — засмеялась Летти, — если б мы пришли с соломой, запутавшейся в волосах, как у доярок, и говорили бы на диалекте Суссекса.
— Тогда он точно вышвырнул бы нас из Довкот-Хауса, — сказала Мариста.
— На ферме у меня всегда найдется для вас стог сена, — заметил Энтони.
Все трое весело расхохотались.
И все же, когда экипаж остановился у замка, Мариста почувствовала внезапное желание сорвать с платья розы и вообще стать как можно меньше и незаметнее.
Она была уверена, граф вообразит, будто они нарочно стараются привлечь к себе внимание, и вновь испугалась, что он разобьет Летти сердце.
Но жалеть о том, что ей не хватило настойчивости отказаться от приглашения, было уже поздно.
Войдя в холл, они увидели множество лакеев, снующих туда-сюда.
Из гостиной доносились голоса, и Мариста почувствовала, как сильно забилось сердце и пересохли губы.
Но глаза Летти искрились радостью, и, пока они поднимались по лестнице, устланной новым ковром, Мариста заметила, что сестра ничуть не смущается, — напротив, она вся полна предвкушения первого в ее жизни большого приема.
— Мисс Мариста, мисс Летиция и сэр Энтони Рокбурн, милорд! — объявил дворецкий.
Свечи в огромных хрустальных люстрах были зажжены, и Маристе почудилось, будто граф идет к ним из моря огня.
Воображение шепнуло ей: если он не продал душу дьяволу, то, возможно, он сам — дьявол.
«Я его ненавижу! Ненавижу!» — подумала она и, присаживаясь в реверансе, изо всех сил старалась не смотреть на него.
— Я хочу представить вас моим друзьям, — сказал граф и повел Маристу к группе модно одетых людей, стоявших в дальнем конце гостиной.
Как и предсказывала Летти, дамы ослепляли блеском драгоценностей и казались Маристе не только необычайно красивыми, но надменными и враждебными.
Несомненно, их враждебность была вызвана тем, что мужчины все как один восхищенно уставились на Летти.
В эту минуту Мариста была готова отдать все на свете, лишь бы оказаться сейчас в Довкот-Хаусе.
Кто-то, вероятнее всего, граф, сунул ей в руку бокал с шампанским, и она схватила его с такой силой, с какой утопающий хватается за соломинку.
Пока граф представлял Маристу, она услышала десяток разных имен, но не смогла запомнить ни одного, потому что все лица, за исключением графа и лорда Лэмптона, от волнения казались ей расплывчатыми пятнами.
Потом сестра графа, дама, на свой лад не менее внушительная, чем он сам, обратилась к Маристе:
— Как я понимаю, прежде чем стать собственностью моего брата, этот замок принадлежал вам. Я даже не могла себе представить, что здание может стоять так близко к морю.
— Он был построен во времена норманнов, — ответила Мариста. — Мой отец рассказывал, на дозорной башне всегда дежурили воины, смотрели, не приближаются ли враги с суши или по морю.
— Как увлекательно! — воскликнула леди Лэмптон; было очевидно, что ей действительно крайне интересно услышанное.
Но больше Мариста ничего не успела сказать, потому что граф приблизился к ней, и едва она почувствовала его присутствие, как тут же умолкла.
— Раз уж вы заговорили о замке, — вмешался граф, — то я надеюсь, что вы расскажете мне о потайных ходах, которые, полагаю, имеются в разных частях здания.
Мариста на миг оцепенела.
— Если таковые и имеются, — очнувшись, молвила она, — а я не утверждаю, что это так, — то они известны лишь главе рода Рокбурнов, и это знание он передаст только старшему сыну, и никому больше.
— То есть я должен спросить вашего брата?
— Я совершенно уверена, Энтони не расскажет вам того, что должно быть известно только Рокбурнам.
Она увидела, как азартно сверкнули глаза графа, и подумала, что и в этой игре он твердо намерен добиться победы.
— Я думаю, хотя, конечно, могу ошибаться, — произнес граф, — что эта важная тайна известна вам тоже, и, мне кажется, вы не захотите оставить меня, как владельца замка, в неведении. В противном случае, когда я умру, она будет утрачена навсегда.
— Я не подтверждала наличия каких-то тайн, милорд, — возразила Мариста.
— Если вы не хотите говорить мне об этом, — невозмутимо продолжал граф, — то что вы скажете о контрабандистах, которые, как я понимаю, по-прежнему используют в своих целях пещеры под замком?
Мариста насторожилась.
Она хорошо знала, что, когда улов оказывался никудышным, рыбаки переправлялись через Ла-Манш за товарами: их продажа позволяла смельчакам протянуть до тех пор, пока сети вновь не вернутся к ним полными.
Кроме того она подозревала, что самые бедные деревенские жители тоже нередко к ним присоединялись.
Мариста, как и ее отец, закрывала на это глаза, тем более у нее имелись и личные причины не задавать слишком много вопросов.
Она поспешно ответила, стараясь держаться так же непринужденно, как Летти:
— Не представляю, кто мог поведать вам эту бессмыслицу, милорд. На этой части побережья контрабандистов до сих пор не было, зато на Ромнейских болотах, я слышала, их очень много. Говорят, они чрезвычайно опасны и не дают покоя местным жителям.
- Предыдущая
- 11/31
- Следующая