Магия Парижа - Картленд Барбара - Страница 15
- Предыдущая
- 15/25
- Следующая
Ева внимательно слушала все, что рассказывал ей дядя.
Они медленно переходили от портрета к портрету, когда сердце девушки вдруг бешено забилось, и она поняла, что смотрит на лицо своей матери.
На портрете Лизетте было семнадцать.
Еще до того, как граф сказал это, Ева догадалась, что портрет написан сразу после ее официальной помолвки с тем французом.
Девушка смотрела на мать и видела свои собственные глаза, свой собственный нос и свои собственные губы.
Главное отличие заключалось в том, что волосы ее матери были темными и ее кожа не имела той бело-розовой прозрачности, которая свойственна англичанкам.
Этот портрет так много значил для Евы, что девушка даже забыла о графе. Она стояла, не в силах оторвать глаз от полотна, и ей казалось, что мать разговаривает с ней.
Заметив особый интерес девушки к этому портрету, граф пояснил:
— Это моя сестра Лизетта. Боюсь, она вызвала скандал в семье, когда сбежала с англичанином.
Ева ничего не ответила, и он продолжил:
— Как видите, она была очень красива, и мне очень жаль, что до самой ее смерти мы с ней так больше и не виделись.
Девушка глубоко вдохнула, пытаясь удержать слезы.
Всегда, когда Ева вспоминала о матери, ей хотелось плакать. И теперь, глядя на этот портрет, который, казалось, разговаривает с ней, девушке потребовалось все ее самообладание, чтобы не потерять контроль над собой.
Граф отправился было дальше, но когда девушка не сдвинулась с места, повернулся к Еве.
Внезапно на его лице отразилось смятение.
Граф взглянул на портрет, потом снова повернулся к девушке и воскликнул:
— Боже, какое сходство! Невероятно! Я чувствовал, что ваше лицо мне чем-то знакомо, но такое мне и в голову не могло прийти!
Ева задохнулась от ужаса, но не успела она вымолвить и слова, как граф сказал:
— Неужели ты — дочь Лизетты?
В страхе, что их кто-нибудь услышит, Ева оглянулась на дверь и умоляюще прошептала:
— Пожалуйста., ничего больше не говорите! Это тайна… никто не знает об этом.
Граф уставился на нее:
— Ты хочешь сказать, что ты — моя племянница и помолвлена с лордом Чарльзом, но он понятия не имеет, что ты — дитя моей сестры?
Ева кивнула.
— Пожалуйста… пожалуйста, не задавайте больше вопросов…
Граф улыбнулся.
— Ты и вправду считаешь меня бесчувственным? Неужели теперь, когда я нашел тебя, я должен об этом молчать?
— Но вы должны молчать… должны! — воскликнула Ева. — Если я объясню почему, вы поклянетесь… своей честью, что ничего не скажете ни лорду Чарльзу, ни герцогу?
— Я обещаю все, что ты просишь, но сначала я намерен выслушать твою историю.
Граф взял племянницу за руку, потом посмотрел на портрет и тихо сказал:
— Я думаю, твоя мама хотела бы, чтобы ты мне все рассказала.
Он говорил так ласково, так по-доброму, что у Евы невольно слезы потекли по щекам.
Девушка быстро вытерла их.
Граф отвел Еву в конец галереи, где стоял удобный диван и несколько стульев, и усадил рядом с собой на диван.
— Прежде всего я должен сказать тебе, как глубоко я сожалею, что так и не увиделся с твоей матерью после ее бегства.
— Мама… очень переживала, что потеряла свою семью, — ответила девушка, — хотя она была бесконечно счастлива… с папой.
— К сожалению, меня не было здесь, когда это случилось, — продолжил граф. — Я был на пять лет старше Лизетты и служил в армии. Вскоре после того, как она сбежала, меня отправили в Африку с моим полком.
— Мама рассказала мне все о вас и остальных ее братьях и сестрах… Бот почему мне так хотелось увидеть замок.
— Я понимаю, — ответил дядя. — Я с самого начала подумал, что ты очень хорошенькая, но теперь я знаю, почему ты мне понравилась: ты похожа на мою красавицу-сестру.
Ева смахнула непрошеную слезинку, и граф сказал:
— Не надо плакать, лучше расскажи, что случилось с твоим отцом и почему ты здесь с лордом Чарльзом?
Девушка смущенно вытерла глаза, хотя слезы тут же набежали снова, и поведала дяде, как умер ее отец от сердечного приступа, как она пошла забрать его запонку у Леониды Лебланк, и как мадам Лебланк уговорила ее спасти лорда Чарльза от женитьбы на дочери мсье Бишоффхейма.
При упоминании о Леониде Лебланк граф окаменел, но девушка не заметила этого, а когда она заговорила о намерениях банкира, дядя воскликнул:
— Какой позор! Да как Бишоффхейм посмел задумать подобный шантаж! Женить лорда Чарльза на своей дочери — да он совсем зарвался!
— Теперь вы понимаете, почему лорд Чарльз так отчаянно пытался избежать этого. И он все еще ужасно боится, что мсье Бишоффхейм не заплатит за лошадей.
— Ты не имела никаких других отношений с Леонидой Лебланк, кроме того, что она была подругой твоего отца? — спросил граф.
— Мадам Лебланк была очень добра. Она договорилась, что мне заплатят столько денег, что я и дальше смогу жить в том красивом домике, который бабушка оставила моей маме.
Граф улыбнулся.
— Кое-кто из семьи был страшно разочарован, что он достался не им.
— Этого я и боялась, — вздохнула девушка. — Ио я тоже люблю его и хочу заработать деньги, чтобы жить в нем..
— Мы поговорим об этом в другой раз, — сказал граф. — А сейчас я хочу, чтобы ты знала, что тебе здесь всегда будут рады. И думаю, моя жена окажется лучшей компаньонкой, чем та тетя, которая якобы живет с тобой.
Ева широко открыла глаза.
— Бы… вы серьезно?
— Конечно, серьезно.
— Только пожалуйста… никому ничего не говорите, пока лорд Чарльз не получит чек.
— Теперь я понимаю, почему он так хочет вернуться в Париж завтра утром, — заметил граф.
Девушка кивнула.
— Хорошо, моя дорогая, поезжай с ним, а как только все уладится, мы встретимся и поговорим о твоем будущем.
— Бы добры… очень добры, — прошептала Ева. — Л знаю, маму бы это очень обрадовало. Но… я не хочу быть для вас большей обузой, чем была бы для родственников моего отца…
— Как ты видела, комнат здесь предостаточно, — улыбнулся дядя. — И разумеется, ты можешь пользоваться своим домом в Париже, когда пожелаешь, — только прихватывая с собой кого-нибудь из семьи.
Граф рассмеялся и добавил:
— Можешь не сомневаться, они охотно будут твоими гостями. Все мои старшие дети тоскуют по столице и часто жалуются, что в моем парижском доме для них не хватает комнат. Не беспокойся пока об этом, просто делай то, что обещала лорду Чарльзу. А на следующий день после того, как ты освободишься, мы вместе пообедаем.
— А до тех пор вы обещаете никому ничего не говорить?..
— Шабрилены никогда не нарушают своего слова, — сказал граф. — И поскольку в тебе течет та же кровь, что и во мне, то я понимаю, что и ты не можешь нарушить своего.
— Спасибо, что вы так сказали… Л знаю, мама была бы очень благодарна вам, — прошептала Ева. — И спасибо, что вы так… добры!
— У меня еще не было возможности быть добрым, — возразил граф, — но я чувствую, что должен тебе очень много того, что должен был сделать для твоей матери.
Он глубоко вздохнул.
— Но сожаления — пустая трата Бремени. Мое единственное оправдание в том, что наш отец был суровым человеком. Он так и не простил Лизетту и за все эти годы ни разу не упоминал ее имени.
— Но вы помнили мою маму, — ответила девушка, — и я уверена, она будет счастлива знать, что мы встретили друг друга…
— Безусловно, — подтвердил граф, — и ты никогда больше, моя красавица, не должна думать, что ты одна, и искать помощи у таких, как Леонида Лебланк.
В его голосе сквозило явное неодобрение.
Девушка подумала, что это, наверное, из-за театрального облика француженки. Как сказала бы Евина мать, она не выглядит как леди.
» Но мадам Лебланк была так добра ко мне, — подумала девушка, — и я должна выразить мою благодарность, хоть и не знаю пока как «.
Граф взглянул на часы над камином.
— Думаю, мы должны вернуться к остальным, да и тебе пора спать, — сказал он. — Но я столько еще хочу услышать о твоей матери, что с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи.
- Предыдущая
- 15/25
- Следующая