Любовь во спасение (Отзывчивое сердце) (Другой перевод) - Картленд Барбара - Страница 28

• Предыдущая
• 28/38
• Следующая

— Пустите меня, — яростно приказала она. Ее лицо побелело, слова судорожно срывались с губ.

Француз засмеялся и широко развел руки.

— Иди, — спокойно разрешил он, — но ты вернешься. Да, Клеона, ты вернешься ко мне, потому что я тебя хочу.

Девушка побежала в свою каюту. Захлопнув дверь, она почувствовала, что ее руки холодны от страха, а сердце колотится в груди.

«Он плохой и злой, — сказала она себе, — но почему я в этом так уверена? Какие у меня доказательства, что граф не просто очаровательный молодой человек, который полагает, что влюблен в меня?»

Девушке вдруг стало страшно. Француз желал ее не только потому, что считал богатой наследницей. Это было что-то более глубокое, что-то зловещее и в то же время — тошнотворное. Об этом говорили не только слова графа, но и прикосновения его руки. Почему-то этот француз твердо вознамерился покорить ее и подчинить своим прихотям.

Под впечатлением сцены с графом Клеона не выходила из своей каюты до самого обеда. Корабль к этому времени был уже далеко в море.

Появилась горничная, чтобы распаковать чемодан и помочь девушке переодеться, но когда Клеона была уже готова, личная горничная герцогини передала ей, что ее светлость устала после поездки и хочет пообедать в своей каюте.

Девушка торопливо пошла к герцогине.

— Ваша светлость не заболели? — встревоженно спросила она.

— Вовсе нет, — ответила старая леди. Она сидела в кровати, украшенная драгоценностями, прислонясь спиной к кружевным подушкам.

— Вы уверены? Может, вам что-нибудь принести, чтобы вам стало лучше?

— Я не больна, дитя, — резко сказала герцогиня. — Просто я наслушалась достаточно разговоров для одного дня. От этого французского болтуна у меня болит голова. К тому же в его присутствии Сильвестр всегда становится особенно отвратительным. Вот поэтому сегодня вечером я удовлетворюсь собственной компанией. Иди и развлекайся. Это нарушение обычая, и будь я настоящей дуэньей, я бы заставила тебя сидеть у моей кровати. Но когда я была молодой, я предпочитала общество джентльменов, а не ворчливых старух, и еще помню об этом.

— Я буду рада остаться с вами, если вы захотите, — заметила Клеона.

Герцогиня взглянула на нее ласково.

— Я тебе верю. Ты хорошее дитя, и я тобой горжусь. Иди и слушай комплименты, которые будет расточать тебе тот сладкоречивый коварный иностранец, но не верь ничему из его слов.

— Я не верю. Я ненавижу их, — ожесточенно произнесла девушка.

— Я скажу тебе одну вещь, — задумчиво проговорила ее светлость. — У тебя хорошая голова на плечах. Не то что у большинства жеманных мисс, которые заполняют лондонские салоны.

— Так кто делает мне комплименты? — улыбнулась Клеона и поцеловала герцогиню в щеку.

Она беззаботно выбежала из каюты и нашла герцога и Фредди Фаррингдона в большом салоне, который занимал почти всю корму.

Когда девушка вошла, оба джентльмена встали. С некоторым трудом сделав книксен, ибо корабль, борясь со встречным ветром, кренился, Клеона передала им, что герцогиня не выйдет к обеду.

— Я не удивлен! — воскликнул Фредди. — Если кто из старых леди и держится всегда на высоте, так это твоя бабушка, Сильвестр. Но все же путь был чертовски долгим.

— Не думаю, что герцогиню утомила поездка, — возразила девушка. — Ее светлость говорит, что устала от болтовни. Граф не замолкал до самого Дувра.

Мужчины засмеялись.

— Беда с этими лягушатниками! — заметил Фредди. — . Но большинству женщин нравится их слушать. Не понимаю почему.

— Возможно, потому, что они говорят чрезвычайно приятные вещи, — лукаво предположила Клеона.

— Если под приятными, — вмешался герцог, — вы подразумеваете неискренние и пустые комплименты, которыми они осыпают любое существо в юбках, тогда слушайте на здоровье. Но я ума не приложу, почему женщины так обожают пустословие!

— Они не обожают, — серьезно ответила Клеона. — Но, мне кажется, любой женщине хочется слышать подтверждения того, что она прекрасна.

— Даже если это говорит человек, который ей совершенно безразличен? — спросил герцог.

— Тогда это так же приятно, как получить букет цветов. Но если это говорит тот, кого она любит, то ничего важнее в мире для нее нет.

При этом девушка подумала о своих родителях. Ее лицо смягчилось, и, подняв глаза, Клеона встретила взгляд герцога. У нее снова возникло то странное, необъяснимое чувство, что они общаются без слов. На минуту в кают-компании стало очень-очень тихо. Затем дверь открылась, на пороге показался граф. В салон словно вошло само разрушение.

Герцог не шевельнулся, но девушка чувствовала, как он напряжен. Она встала и отошла к иллюминатору.

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, — осведомился граф. Он был великолепен в парчовом сюртуке и бриджах.

— Да нет, — услышала Клеона голос его светлости. — Выпей-ка бренди. Позвони, пусть принесут еще бутылку. Эту мы с Фредди только что прикончили.

Девушка повернулась к столу.

Герцог выливал в бокал последние капли бренди из графина.

— Хватит, — запротестовал Фаррингдон. — За обедом будет вино. А от злоупотребления бренди ты, Сильвестр, становишься сварливым.

— Но я же ни с кем не ссорюсь, — возразил герцог. — Если я хочу выпить, никто меня не остановит.

— Нет, конечно, — стал оправдываться Фаррингдон. — Я только думаю о твоем здоровье, Сильвестр. Это третья бутылка, которую мы открыли с тех пор, как поднялись на борт.

— Давайте откроем еще одну, — весело предложил граф. — Мне срочно требуется выпить. До Франции плыть несколько часов, так почему бы нам не насладиться сполна?

— Действительно, почему? — спросил герцог и поднял свой бокал. — За твое здоровье, мой дорогой друг, и пусть это путешествие закончится так же хорошо, как началось.

Вскоре подали обед, но к тому времени опустела еще одна бутылка.

Клеона озабоченно наблюдала за герцогом. Почему он так много пьет, снова и снова недоумевала девушка. Фредди пытался, но безуспешно, помешать ему, а граф, как показалось Клеоне, только поощрял его светлость.

Когда слуги удалились, именно граф наполнял бокал герцога, предлагая тост за тостом: за Англию, за Францию, за Клеону, за красивых женщин Парижа, за «новую дружбу между нашими двумя странами». Его изобретательности, казалось, не было предела, и каждый раз бутылка передавалась по кругу, и бокалы наполнялись до краев.

Когда наступили сумерки, налетел внезапный шквал. Резко зазвучали команды, матросы спешно убирали паруса, но судно все равно начало швырять в разные стороны, корма то взлетала вверх, то падала вниз, и все, что не было закреплено, с грохотом покатилось по салону.

Несмотря на недавний обед, Клеона не ощущала никакой тошноты и с торжеством наблюдала, как граф сначала позеленел, а потом смертельно побледнел. Наконец, пробормотав извинение, он выскочил из-за стола и бросился вон из кают-компании.

Казалось, герцог и Фредди Фаррингдон не заметили его недомогания, ибо озадаченно уставились ему вслед. Но когда дверь закрылась, герцог рассмеялся.

— Его ахиллесова пята, — тихо проговорил он. — Я был уверен, что она где-то есть.

— Впервые вижу, чтобы наш друг забыл об этикете, — согласился Фредди. — Никаких тебе элегантных поклонов, никаких прощаний и добрых пожеланий! Да, как говаривал мой отец, море — великий уравнитель.

Герцог отодвинул свой бокал и повернулся к Клеоне.

— Вы что-то очень молчаливы этим вечером. О чем вы думаете?

— Я наслаждаюсь, — ответила девушка, — мне нравится слушать ваш разговор. Но должна сказать вам откровенно, я уже спрашивала себя, не придется ли мне уйти из-за стола — не из-за морской болезни, а потому что все вы слишком злоупотребляете спиртным.

На минуту повисла тишина, потом Фредди засмеялся.

— Вот это прямолинейность, а, Сильвестр? Право же, мисс Клеона, вам не следует так говорить. Юные Девушки и слышать не слышали о таких вещах.

— Не слышали о пьяных мужчинах?

— Фредди имеет в виду, что вам не следует попадать в такое положение, когда приходится спрашивать себя, останемся ли мы приличными людьми или настолько опустимся, что вы будете вынуждены нас покинуть.

• Предыдущая
• 28/38
• Следующая