Любовь на краешке луны - Картленд Барбара - Страница 4

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая

— Но мое отсутствие не будет продолжительным, — заверила брата Канеда. — Могу ли я воспользоваться твоей яхтой?

Гарри воздел к небу руки, хотя этот жест не вполне отвечал английским традициям.

— Я еще не видел ее, но она полностью в твоем распоряжении.

— Спасибо, дорогой. Надеюсь, судно Окажется достаточно вместительным. Я возьму с собой лошадей дня коляски, а также верховых коней и, конечно же, Ариэля.

— Что ж, ради Бога! — воскликнул Гарри. — Но я снова напоминаю тебе, что считаю эту идею безумной. Кроме того, без подобающей компаньонки ты не сделаешь и шагу за пределы этого дома. То есть, если мадам де Гокур скажет «нет», будет по ее слову.

— Ну, мадам де Гокур не может не согласиться, — возразила Канеда. — Я свяжусь с ней сегодня же утром. Теперь, когда дни ее блеска миновали и умер муж, прежде бывший французским посланником, она обитает в крохотном и неуютном доме в нефешенебельной части Лондона.

— Мадам знала маму и любила ее, — заметил Гарри. — Поэтому я могу доверить ей тебя.

Канеда промолчала, но в глубине ее синих глаз загорелись шаловливые огоньки, которых брат заметить не мог.

Дом мадам де Гокур, крошечный и несколько запущенный, прятался на узенькой улочке в стороне от модной площади.

Француженка была много моложе своего мужа-посланника. Теперь, едва перевалив за пятьдесят, она могла лишь скорбеть о судьбе, низвергнувшей ее с блистательных высот светской жизни на низменный пятачок, где была обречена на прозябание.

Дочь ее, однако, вышла за англичанина, а младший сын заканчивал образование в Оксфорде, поэтому мадам предпочла находиться возле них в Англии, а не возвратиться на родину.

Клементину де Бантом она знала с самого детства и всегда испытывала к ней нескрываемое сочувствие.

— Какая несправедливость! — говорила она с негодованием. — Неужели твой муж не принадлежит к известному роду? И хотя у него нет денег, ты, ma cherie 7 отдав ему сердце, обратно его уже не заберешь.

— Ты права, — улыбнулась Клементина Лэнг. — Я люблю Джеральда и считаю себя счастливейшей из женщин. Но иногда, Ивонна, иногда мне хочется слышать французскую речь, есть французские блюда, видеть перед собой реку, синюю, как небо над головой; лицезреть эти виноградники и ущелья, в которых, как мне казалось в детстве, обитали доисторические животные!

Мадам де Гокур усмехнулась:

— Я понимаю тебя. Однако у тебя есть муж и двое очаровательных детей.

— Только не думай, что я хоть раз пожалела о том, что убежала с Джеральдом, — заметила Клементина. — Это был самый счастливый и удачный день в моей жизни, но я не могу простить герцога де Сомака за его отношение к Джеральду.

— Да, — сказала мадам де Гокур, — герцог поступил зло и жестоко, однако он был очень странным человеком.

Мадам вдруг показалось, что прошлое вернулось и перед ней в крошечной гостиной сидит не Канеда со своими вопросами, а Клементина.

— Расскажите мне, пожалуйста, о герцоге де Сомаке, мадам, — попросила Канеда.

— Mon Dieu!8 Что это вы вспомнили о нем, моя милая! А я думала, будто вы явились поведать мне о своих успехах в Веаu Моnde. Все только и говорят о вас, о вашей красоте, интеллекте и очаровании. Ну а по Гарри дамы просто сходят с ума.

— Я это знаю, — ответила Канеда, — нынешняя жизнь кажется нам чрезвычайно увлекательной после деревенской тишины. Но, прошу вас, мадам, ответьте на мой вопрос.

— И что вы хотите от меня услышать?

— Расскажите мне о старике… который так жестоко обошелся с papa.

— Ох, он скончался, и, должна сказать, оплакивали его немногие. Надеюсь, вы знаете, что он хотел жениться на вашей матери, потому что жена, от которой у него был единственный сын, много-много лет болела; в свои без малого шестьдесят он решил завести новую семью — на случай, если что-нибудь случится с его наследником.

— А что с ним произошло?

— Ничего. Сейчас он и является герцогом де Сомаком, и, если я не ошибаюсь, ему тридцать два или тридцать три года.

— Надеюсь, он пребывает в добром здравии? — с горечью произнесла Канеда.

— Он-то? Конечно!

— А почему вы так говорите?

— Потому что с ним приключилась довольно грустная история. Жена его сошла с ума вскоре после свадьбы. Он был тогда очень молод, точнее говоря, только что достиг совершеннолетия.

— Сошла с ума, — повторила Канеда, и в голосе ее послышалась нотка удовлетворения.

— Ну конечно, все это скрыли, что нередко случается во Франции, — с укоризной сказала мадам де Гокур, — но старому герцогу было больно сознавать, что невестка не способна родить… даже единственного ребенка.

— Эта боль восхищает меня! — заявила Канеда.

— На мой взгляд, и нынешний герцог — человек очень странный. — Мадам де Гокур, казалось, была поглощена какими-то своими мыслями.

— В каком смысле?

— Ну, естественно, расстроенный состоянием жены, он перестал бывать в свете и заперся в своем замке на берегу Луары. Он содержит школу верховой езды — ради собственного удовольствия, кроме того, там готовят лошадей для кавалерии.

— Школу верховой езды! — воскликнула Канеда.

— Насколько я понимаю, он даже прославился в своих краях, — продолжала мадам де Гокур. — Генерал Буржейль, когда я последний раз видела его, упомянул о ней и все нахваливал лошадей, полученных его офицерами из конюшни де Сомака.

Канеда притихла на мгновение, а потом достала из сумочки письмо, которое Гарри получил из замка де Бантом, и передала его мадам де Гокур.

— Прочтите это.

Мадам приняла листок и, вооружившись элегантнейшим лорнетом, внимательно прочитала письмо.

— Это необыкновенно! — вскричала она. — Это просто необыкновенно! Ваш брат, разумеется, совершенно не был готов к чему-нибудь подобному.

— Вот именно! — подтвердила Канеда. — Так же, как и я.

И, не в силах сдержаться, с раздражением добавила:

— Как смеют они обращаться к нам лишь потому, что Гарри унаследовал титул и стал важной персоной! Почему нас не приглашали, пока maman была жива? Вы знаете, что она была не из обидчивых. Она почла бы за счастье простить всех.

Голос Канеды чуть дрогнул, в нем слышалась обида дочери за свою мать, навсегда отлученную от родных и близких.

— Прошлого не поправить, ma cherie, — негромко сказала мадам де Гокур. — Но если вы с братом сумеете погасить вражду, то наверняка сумеете порадовать этих людей перед смертью.

— Радовать их? — возмутилась Канеда. — Я ненавижу этих людей, и Гарри тоже их ненавидит! Но я придумала, как заставить их раскаяться и устыдиться за содеянное.

Мадам де Гокур опустила лорнет и с изумлением посмотрела на Канеду.

— О чем вы, моя милая? — спросила она. — Что вы предлагаете?

— Прежде всего, — сказала Канеда, — я хочу, чтобы вы ответили мне, почему они пишут нам именно в данный момент, если при этом не учитывать, что Гарри приобрел некоторое влияние в Англии.

Уловив явное смятение собеседницы, Канеда настойчиво произнесла:

— Я хочу слышать правду, мадам. Я чувствую, что за этим письмом кроется кое-что, и хочу все понять.

— Конечно, я не могу быть полностью уверена, — спустя мгновение неторопливо сказала мадам, — но поговаривают, будто в Дордони дела идут плохо.

— Какие дела?

— Во-первых, случился неурожай, и друзья мои утверждают, что местная пшеница не способна конкурировать с дешевой, привезенной из Америки и сбившей цену на зерно во всей Франции.

Она смолкла, и Канеда, всматривавшаяся в ее лицо, спросила:.

— А еще?

Ей вдруг показалось, что мадам де Гокур просто не желает раскрывать всю правду. Однако ответ не заставил себя долго ждать.

— Говорят — хотя пока это всего лишь слух, — что в их краях свирепствует филлоксера9.

— Филлоксера! — воскликнула Канеда.

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая