Любовь на краешке луны - Картленд Барбара - Страница 2

• Предыдущая
• 2/30
• Следующая

Клементина была обручена с герцогом де Сомаком, человеком много старше ее.

Склонив ее к бегству, Джеральд Лэнг оскорбил не только Бантомов, но и герцога, столь же влиятельного в долине Луары.

Месть за оскорбление приняла характер вендетты, направленной против Джеральда Лэнга и имевшей многочисленные последствия.

Во-первых, вступив в брак с Клементиной, Джеральд обнаружил, что не может более посещать Францию без того, чтобы не быть задержанным по какому-либо вздорному обвинению.

Поначалу ему казалось странным, что простого путешественника могут постоянно препровождать для допроса в ближайшую жандармерию.

Однако он скоро понял, кто стоит за происходящими совпадениями, и неотвратимое преследование не позволяло более ему с женой посещать Париж.

Но похожие мелкие оскорбления приходилось испытывать и в Лондоне: французский посол явно получил от герцога соответствующие указания.

Поэтому было весьма кстати, что Джеральд Лэнг не принадлежал к тем, кто стремился блистать в свете, и вполне довольствовался ролью сельского джентльмена, обществом своей жены и детей, а также — когда представлялась возможность — верховой ездой.

К счастью, он был великолепным наездником, а потому больше ездил на чужих лошадях, чем на собственных.

Сквайры, соседствовавшие с Лэнгами, симпатизировали им и часто предоставляли отцу и сыну своих лошадей для участия в скачках, стипль-чезе5, кроссе и выездной охоте.

Они никогда бы не отказали и красавице Канеде, однако последние годы она обходилась собственным конем, которого любила больше всех на свете.

Так что Гарри, сделавшись владельцем имения, немедленно прибавил к нему первоклассную конюшню; возможность выезжать на собственных лошадях была для него верхом блаженства.

А открыв двери дома Лэнгстонов на Гросвенор-сквер6, брат и сестра стали пользоваться неизменным успехом.

Соблюдая приличия, они шесть месяцев выдерживали траур по покойному дяде и лишь потом вихрем ворвались в свет.

Внешность и обаяние Гарри — вкупе с титулом — открывали перед ним любые двери; Канеда пользовалась успехом иного рода, но не меньшим.

Если Гарри внешностью и манерами напоминал своих предков-англичан, то невысокая Канеда была похожа на мать.

По ее темным волосам пробегали таинственные синие огоньки, а огромные глаза в обрамлении длинных темных ресниц притягивали к себе как магнит.

На этом французские черты кончались: голубые, как у брата, глаза, сочетаясь с темными волосами, делали ее очаровательное лицо еще прекраснее. И любой мужчина, раз поглядев на нее, уже не находил спасения.

— Гарри, это немыслимо! — выпалила Канеда вскоре после их появления в Лондоне. — Только сегодня вечером мне сделали три предложения!

— Меня это не удивляет, — ответил Гарри.

Он-то видел, как сестра блистала в тот вечер на балу среди своих ровесниц, казавшихся рядом с ней неуклюжими, косноязычными и застенчивыми.

Ну а в обществе ослепительных, умудренных опытом женщин постарше Канеда заметно отличалась некой особенностью, делавшей ее совершенно неотразимой.

Наверное, секрет заключался в присущей ей живости — в свечении глаз, изгибе губ… Словом, Гарри еще не встречал женщины, столь наполненной жизнью.

Брат и сестра в детстве были необычайно дружны, и эта родственная близость между ними сохранилась до сих пор, а посему Гарри, как друг и покровитель, не торопил Канеду с замужеством.

Пожилые тетушки, сами назначившие себя к ней в компаньонки, уже пытались надавить на него: мол, сестра должна принять одно из перспективных предложений.

— Лорд Уоррингтон, — настаивали они, — чрезвычайно богат, а его дом в Хантингдоншире почти ни в чем не уступает Лэнгстон-парку.

Молчание графа лишь подлило масла в огонь.

— Нам сообщили, — не унимались они, — что Канеда отвергла графа Хедингли, даже не выслушав его предложения. Как можно вести себя столь опрометчиво?

Тирада эта не произвела особого впечатления на Гарри, имевшего собственное мнение о графе Хедингли.

— Канеда может выйти замуж за кого захочет и когда захочет, — ответил он, — и чем больше времени уйдет на это, тем лучше. Я рад видеть ее у себя в доме.

— Ты не вправе ухудшать ее шансы, — дружно запротестовали тетушки, но Гарри только расхохотался.

Что тут поделаешь, если сестра не желает воспринимать всерьез претендентов на ее руку и сердце! Он-то, конечно, понимает, как они разочарованы, а лорд Уоррингтон и вовсе впал в отчаяние.

Впрочем, прежде чем он успел что-то сказать, вошел дворецкий с утренней почтой на серебряном подносе.

— Поклон от мистера Барнетта, милорд. Он решил, что это личная переписка, и не стал вскрывать конверты.

— Благодарю вас, Доусон.

Гарри взял письма, небрежно вскрыл первое и, делая это, заметил, что остальные два — от симпатичных дам, за которыми он ухаживал.

Эти дамы, как он и рассчитывал, обратили внимание на то, что он уже несколько дней не был у них. Гарри удовлетворенно моргнул.

Но то, что вскрытое уже письмо было из Франции, он понял, лишь достав листок из конверта.

К огромному удивлению графа, под впечатляющей виньеткой, которую венчала корона, значился адрес: замок де Бантом.

Канеда встала из-за стопа, чтобы положить себе шампиньонов, запеченных в сметане по-деревенски.

При этом она заметила удивление на лице брата и то необычайное внимание, с каким он читает письмо.

Канеда села за стол, и граф, закончив чтение, протянул ей письмо.

— Не знаю уж, что еще сможет так рассмешить тебя…

— От кого оно?

— И не поверишь, — ответил Гарри, — это письмо от родственников maman! И как они только смеют писать мне по прошествии стольких лет лишь потому, что я унаследовал титул! Воистину хочется плюнуть.

Его возмущение заставило Канеду расхохотаться.

Тем не менее она взяла письмо со стола и принялась с интересом читать.

Оно было написано по-французски, а этим языком она владела так же свободно, как и английским.

Твердая и властная рука писала:

Замок де Бантом Мой дорогой внук,

С огромным удовольствием мы узнали, что Вы унаследовали графство Лэнгстонское и теперь являетесь главой столь достойного рода.

Полагаем, интересы обоих семейств требуют, чтобы взаимное молчание прекратилось и Бы познакомились не только с самыми старшими из Ваших родственников, мною и дедом, но и с кузенами Элен и Арманом, которые страстно желают посетить Англию.

Восемнадцатилетней Элен пора быть представленной ее величеству королеве, а Арману необходимо посетить прием у принца Уэльского. Конечно, они были бы счастливы заручиться Вашей поддержкой.

Однако прежде нам хотелось бы пригласить Бас во Францию, чтобы Вы могли встретиться с ныне живущими членами знаменитого исторического семейства Бантомов, к которому имеете честь принадлежать.

Без сомнения, мы будем в восторге, если Бы прибудете вместе с сестрой. Мы сделаем все возможное, чтобы визит был для Бас приятным во всех отношениях.

Пребываю в ожидании Вашего согласия. Ваша бабушка, с которой Вы, к сожалению, не встречались,

Евгения де Бантом.

Канеда отложила письмо.

— Ты прав, Гарри. Невозможно поверить! — вздохнув, сказала она. — Maman столько лет даже не существовала для неё. Как смеет теперь эта старая дама писать нам такие письма! Никогда не слыхала о чем-либо подобном.

— Не спорю, на мой взгляд, это наглая выходка! — воскликнул Гарри.

— Mаmаn говорила мне, — негромко сказала Канеда, — когда ты родился, она написала об этом матери, надеясь, что та обрадуется.

— Могу сказать, чем это закончилось. Ответа так и не последовало.

— Хуже того, письмо вернулось не вскрытым.

— Ну, этого следовало ожидать. Тогда как же они смеют писать нам, когда наши обстоятельства переменились? Не сомневаюсь, что если бы, уезжая с maman, отец наш был графом, они простили бы свою дочь за то, что она обманула надежды герцога.

• Предыдущая
• 2/30
• Следующая