Любовь и страдания принцессы Марицы - Картленд Барбара - Страница 17

• Предыдущая
• 17/28
• Следующая

– Зачем же тогда?.. – начала Марица и осеклась.

Теперь вся картина происходящего складывалась перед ней, как мозаика. Конечно, визит барона фон Эхардштейна и адмирала фон Сендена к Фридриху имел отношение к королю Эдуарду и лорду Эркли. Они прекрасно знали, что Фридрих знал лорда Эркли и что несколько лет назад лорд Эркли гостил в Вильценштейне. По заданию кайзера они поручили Фридриху раздобыть какую-то информацию, и, потерпев фиаско на званом обеде, Фридрих решил обратиться к помощи жены. Теперь она понимала, почему он так настойчиво выспрашивал у нее, что ей говорил лорд Эркли. Теперь она понимала и то, почему ей было разрешено и завтра поехать с ним на прогулку.

Сначала ей показалось совершенно невероятным, что ее хотят заставить шпионить за кем-то, тем более за англичанином, ведь в ней самой текла английская кровь. Потом ей стало ясно, что немцы считают ее абсолютно лояльной к нации своего мужа и к "высшей стране", за принца которой ей "посчастливилось" выйти замуж. Сначала все это шокировало принцессу, но потом она подумала, что с самого начала надо было догадаться, что после того, как кайзер три года не общался с Фридрихом, он не стал бы искать с ним контакта без какой-нибудь скрытой причины.

Подавленная тем, что она узнала, Марица машинально встала и подошла к окну. Герцогиня наблюдала за ней, затем спокойно произнесла:

– Самое мудрое, Марица, дитя мое, всегда смотреть в лицо фактам, как бы неприятны они ни были.

– А если факты шокируют и вызывают отвращение?

– Эстерхази всегда были мужественными людьми.

– Дело не в мужестве, – ответила Марица, – а в том, что ищешь выхода из положения и чувствуешь свою беспомощность.

– В подобных обстоятельствах, – резонно заметила герцогиня, – я всегда поступала так, как подсказывало сердце.

Воцарилась такая тишина, что Марица могла слышать биение своего сердца. Герцогиня дала ей совет, который в данном случае был единственно правильным.

Она отвернулась от окна и сказала:

– Я должна идти. Фридрих отдыхает, но я могу ему понадобиться, и вы же знаете, ему не нравится, что я бываю у вас.

– Фридрих или не Фридрих, я надеюсь, ты еще зайдешь, – ответила герцогиня.

– Вы же знаете, что обязательно зайду… и благодарю вас.

– Не за что, дитя мое, не стоит благодарности.

Герцогиня пристально смотрела на Марину, когда она выходила из комнаты. После того как принцесса повернулась и улыбнулась на прощанье, герцогиня еще некоторое время сидела с закрытыми глазами. Она молилась, и какое-то шестое чувство, которое приходит с годами, говорило ей, что ее молитвы будут услышаны.

Всю оставшуюся часть дня до обеда Марица металась от одного решения к другому, так и не понимая, что же ей делать. Первой мыслью принцессы было поставить Фридриха перед фактом и сообщить ему, что она все знает, а также сказать ему, что она не опустится до того, чтобы стать орудием в руках кайзера или чьих-то еще.

Если ее мужа и использовали подобным образом, то она не позволит ему вовлечь себя в эту авантюру. И в то же время она могла понять, как безнадежно пытается Фридрих вернуть себе былой авторитет в глазах императора, как хотелось ему вновь стать в Берлине той влиятельной фигурой, которой он когда-то был.

"Даже если он с успехом выполнит это задание, большой благодарности от них ждать не приходится, – мелькало в голове у Марицы, – а когда он больше не будет им нужен, они просто вытрут об него ноги".

Прожив в Германии три года, принцесса хорошо знала, как безжалостен и бесчеловечен кайзер и все его ближайшее окружение. Эти генералы сильно падали в ее глазах оттого, что не могли сами выполнить свою грязную работу ив мирное время использовали для этих целей человека в таком состоянии, как Фридрих. Она смутно припоминала шум, который был поднят в газетах из-за марокканского дела, и предполагала, что именно этим делом интересуется сейчас генерал фон Эхардштейн.

Принцесса была уверена, что, если король Эдуард и поделился с лордом Эркли своими тайными замыслами и надеждами на будущее, лорд ни при каких обстоятельствах не расскажет о них ни Фридриху, ни ей. Да и как можно позволить вести себя подобно баронессе фон Кеттлер? Из слов герцогини было ясно, что баронесса – шпионка высочайшего класса. Но как могут мужчины быть настолько безумны, чтобы поверять женщине, как бы они ни были в нее влюблены, важные государственные тайны? Как же это могло быть? Как могут мужчины не понимать, что отвечать на любой вопрос женщины крайне неосторожно?

Вдруг она догадалась, и краска залила ее лицо. Марица была очень неопытна в вопросах интимных отношений между мужчиной и женщиной. На родине ее всюду сопровождала матушка, и, хотя во многих домах Эстерхази были молодые люди, с которыми девушка могла потанцевать и обменяться шуткой, там считалось неприличным вести какие-либо вольные беседы или делать даже косвенные намеки, которыми изобиловала речь любого француза.

Марице не было и восемнадцати лет, когда она вышла замуж, и, хоть она была очень образованной девушкой, чувства ее еще не проснулись. Никто бы не поверил, но в двадцать один год она еще ни разу не целовалась по-настоящему и не знала прикосновения мужчины. Прочитав множество книг, она все же очень слабо представляла себе, что мужчина делает с женщиной. Хотя принцесса и подозревала, каким способом баронесса добывала информацию у молодых дипломатов, всех подробностей она не знала, да и сама мысль об этом приводила ее в смущение. Однако над ней, как дамоклов меч, висела проблема, спросить ли Фридриха напрямик, что он от нее хочет и что ей будет, если она откажется.

За обедом Марина не могла есть, так как нервы ее были на пределе, заговорить же с мужем она так и не решилась. Принц все больше и больше пьянел, и от крепкого бордо лицо его стало еще краснее, чем обычно. Едой он был недоволен, а во взглядах, которые он время от времени бросал на Марицу, ей виделась ничем не прикрытая ненависть.

Она уже привыкла к этому, но сегодняшний вечер не был похож на сотни других вечеров, когда они обедали вместе. Может быть, потому, что она испытала шок, может быть, потому, что утром она была невыразимо счастлива, но сегодня принцесса все воспринимала гораздо острее и больнее, чем раньше. Фридрих наконец заказал бренди и, быстро опустошая бокалы, наполнял их сам, считая, что официанты недостаточно внимательны.

– Ты завтра поедешь на прогулку с Эркли, – произнес он так неожиданно, что Марица даже вздрогнула.

– Да, ты сказал, я могу поехать.

– Так вот, слушай, что он будет тебе говорить, и поддерживай интересующий его разговор.

– О чем? – спросила Марица.

У нее было такое чувство, что кто-то внутри нее задает этот вопрос.

Воцарилось молчание. Должно быть, Фридрих обдумывал ответ, усилием воли заставляя себя мыслить ясно.

– Заведи разговор о Франции, – сказал он наконец. – Король Эдуард помешан на этих проклятых французах.

– Откуда ты это знаешь?

Вероятно, вопрос насторожил принца, потому что после минутного колебания он крикнул в ответ:

– Я читаю газеты или нет? Мне не хуже, чем всем остальным, известно, что королю Эдуарду гораздо милее бесшабашность и фальшивая веселость Парижа, чем разумная трезвость Берлина.

– Может быть, его величество ездит в Париж на каникулы? – осмелилась спросить Марица.

– Чтобы втереться в доверие к этим "лягушатникам", – огрызнулся принц Фридрих,– а французы знают, как ублажить старого козла. Марица промолчала, а Фридрих, распаляясь все больше, продолжал: – Они слагают о нем песни. Он обедает с актрисами и дамами полусвета. Говорю тебе, французы запоют "Да здравствует Эдуард" в другом тоне, если будут неосторожны.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Марица.

Принцесса думала, что Фридрих хочет сказать то, о чем она только подозревала, а именно, что Германия собирается пойти войной на Францию.

Вдруг сквозь пьяный угар Фридрих понял, что наговорил слишком много лишнего.

• Предыдущая
• 17/28
• Следующая