Любовь и колдовство (Сокровище любви) - Картленд Барбара - Страница 25

• Предыдущая
• 25/40
• Следующая

— Мне кажется, она не захотела бы оставаться на Гаити после того кошмара, который ей довелось пережить, — уверенно сказал Андре.

— Пожалуй, вы правы, — кивнула монахиня. — А разве вы живете в Англии? — спросила она. — Я ведь думала, что вы приехали сюда из Порт-о-Пренса.

Андре осекся. Он только теперь вспомнил, что для сестры Девоте он — мулат.

Рядом с ней он забыл об осторожности, о своей темной коже, о том, что, находясь в этой стране, должен мыслить и вести себя как мулат. Он разговаривал с девушкой, представляя себя тем, кем являлся на самом деле — европейцем, французом, аристократом, нашедшим пристанище в Англии.

Как он безрассудно поступил!

— Я прожил в Англии несколько лет, — пояснил он. — И теперь, оставив мать в Лондоне, на время вернулся сюда, чтобы попробовать найти наше имущество.

Маленькая монахиня молчала. Андре опасался, что его история показалась ей не правдоподобной.

Но сестра Девоте лишь задумчиво спросила:

— А какая она, Англия?

— О, это прекрасная страна! — с воодушевлением сказал Андре. — Там царит порядок и безопасность. Англичане — спокойные и доброжелательные люди. А разве вы не встречали англичан здесь, на Гаити?

Монахиня отрицательно покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Я думаю, их можно встретить в Порт-о-Пренсе. Но в нашу глушь им приезжать незачем.

— Кристоф неплохо относится к англичанам, — добавил Андре. — Во всяком случае, он так ненавидит французов, что предпочитает им людей любой другой национальности. Он не так ослеплен отвращением к европейцам, как Дессалин, и понимает, что без них правительству не выстоять. Поэтому в Порт-о-Пренсе действительно немало выходцев с Британских островов.

Андре знал, что среди англичан на Гаити едва ли найдется много католиков. Так что встретить их в церкви — а других мест для встречи с людьми у монахини быть не могло — сестра Девоте едва ли могла.

— Мой отец был французом, — задумчиво сказала монахиня и надолго замолчала.

Ее лицо было бесстрастным. Андре, глядя на ее непроницаемое выражение, не мог представить себе родителей Девоте, ее братьев или сестер, их прошлую жизнь в дореволюционном Гаити.

Может быть, чернокожая молодая женщина с маленькой белой дочкой жила в покое и довольстве в одном доме с отцом девочки. А может быть, подобно многим белым, отец постарался отослать дочь подальше с глаз, хотя и давал матери средства на ее содержание.

Судя по тому, что десять лет назад девочка-окторунка оказалась в доме де Вилларе, о ней было кому позаботиться после смерти родителей. Возможно, Филипп де Вилларе был другом ее отца.

— Мой отец тоже был французом, — ответил Андре вслух. — Это тоже сближает нас.

Монахиня недоуменно посмотрела на него. Андре пояснил:

— И вы, и я любим птиц, интересуемся живописью. Ведь мы познакомились с вами, когда вы рассматривали настенную роспись. А накануне я стоял на том месте, где застал вас, и рассматривал те же картины.

Андре чуть не сказал, что не видел ничего подобного, но вовремя сообразил, что для мулата, выросшего на Гаити, такая живопись — не диковинка.

— И потом, в наших жилах течет смешанная кровь… Ему было неловко произносить эти слова. Но это была вынужденная ложь. Он должен был успокоить маленькую монахиню, завоевать ее доверие. А если уж быть до конца откровенным, Андре очень хотелось понравиться этой девушке.

Глядя на ее маленькое личико, обрамленное белым монашеским платом, он неожиданно для себя сказал:

— А какого цвета у вас волосы? Как бы мне хотелось увидеть их.

Монахиня сжалась, напуганная его словами. Еще мгновение, и она, наверное, побежала бы прочь, чтобы укрыться в своем монастыре.

— Уже поздно, — сказала она, принужденно улыбаясь. — Мне пора идти…

Вдруг Андре осенило:

— А мне кажется, никто не знает, что вы здесь. Вы же ходите кормить птиц без разрешения! Правда? Девушка зарделась, очевидно, Андре был прав.

— Я не делаю ничего дурного, — сказала она, будто защищаясь. — Я только хочу кормить птиц…

Судя по ее ответу, когда-то ей не разрешали уходить из монастыря так далеко, и она стала сбегать потихоньку.

— А еще вы хотели видеть меня, — напомнил монахине Андре ее собственные слова.

Он придумывал повод задержать пугливую монахиню.

— А ведь сейчас время завтракать. Может быть, вы позволите мне вас угостить чашкой кофе?

— Я не могу, — сказала девушка, потупившись.

— Почему не можете? Ведь еще совсем не поздно. Я уверен, что в монастыре все-таки догадываются, куда вы исчезаете по утрам. Уверяю, никто вас не хватится. А завтрак не займет много времени.

— Н-но… — начала было молодая монахиня, подыскивая подходящий предлог для отказа.

— Проявите решительность хоть раз в жизни! — продолжал уговаривать Андре. — Перестаньте убегать от мира! Обратитесь к нему лицом. Вы посмотрите дом, где я живу, познакомитесь с моим слугой, Томасом, отведаете его стряпню. Уж поверьте мне, он большой мастер по кулинарной части. Он очень хозяйственный. Вообразите, успел завести курочек, и теперь мне обеспечена яичница.

Монахиня прыснула. Андре подумал, что она совершенно непривычна к обыденной мирской жизни и самые простые вещи производят на нее неожиданное впечатление.

— Так я вас уговорил? — спросил он, вставая. Монахиня поднялась вслед за ним.

— Все же мне было бы лучше вернуться, — сказала она довольно неуверенно.

Андре почувствовал, что почти убедил свою новую знакомую.

— Ведь для вас это целое приключение! — с мягкой улыбкой сказал он. — И потом, в этом нет ничего дурного. Кроме того, вы не хуже меня знаете, что, вернувшись в свою келью, сможете покаяться, прочитать особые молитвы — не мне вас учить, — и бог вас охотно простит. Ведь с вашей стороны это всего лишь маленький, совершенно невинный проступок.

По всему было видно, что девушке очень хотелось пойти с Андре, но с детства внушенное чувство долга не давало ей поступить так, как она желала.

— Мать-настоятельница очень рассердилась бы на меня, если бы узнала, — сказала сестра Девоте.

— Мне кажется, она не станет спрашивать вас, не были ли вы на завтраке в доме де Вилларе, — возразил Андре. — А вам необязательно делать признания. В Англии есть пословица: «Что глаза не видят, того и нет». По-моему, это вполне справедливо.

Монахиня рассмеялась:

— Вы меня искушаете! Лишь за то, что я вас слушала, мне придется прочитать сотню покаянных молитв.

— Может быть, завтрак того стоит? — заметил Андре. Не говоря более ни слова, он повернулся и пошел по направлению к имению. Он с удовольствием увидел, что сестра Девоте, легко ступая, идет рядом с ним.

За поворотом тропа сузилась. Андре взял девушку за руку.

— Здесь такая чаща! — сказал он. — Держитесь за меня, а то упадете.

Маленькая монахиня покорно шла рядом со своим спутником.

По правде говоря, для Андре это был лишь повод прикоснуться к девушке. Он почувствовал сердечный трепет и искоса посмотрел на нее. Девушка шагала будто завороженная, очевидно испытывая те же чувства.

Вскоре показался особняк де Вилларе. Дальше тропа резко опускалась.

Молодые люди остановились полюбоваться сверху восхитительным видом. Если бы можно было забыть о кровавых событиях, вызвавших царящее повсюду запустение, можно было бы подумать, что в этом доме побывала сказочная фея, усыпившая всех обитателей, и там, где замерла жизнь людей, по-своему распорядилась природа, шаг за шагом отвоевывая пространство для всевозможной растительности. Разросшиеся деревья, неподстриженные кусты, пышно цветущие растения, заполонившие все дорожки, были едва ли не красивее ухоженных французских или английских парков с их четкой планировкой.

Сестра Девоте рассматривала открывшуюся картину затаив дыхание.

— Вы помните это место? — спросил Андре. Он не мог поверить, что эта маленькая любительница одиноких прогулок никогда не забиралась сюда.

— Я не была здесь с тех пор, как… — Девушка замолчала, словно ей не хватало сил выговорить страшные слова. Андре докончил фразу за нее:

• Предыдущая
• 25/40
• Следующая