Ложь во спасение любви - Картленд Барбара - Страница 13

• Предыдущая
• 13/31
• Следующая

Кармела промолчала. Она просто склонила голову, отметив про себя, что граф одновременно узнал и о наследстве, завещанном Фелисити.

Но он, казалось, ожидал ее ответ, и после некоторой паузы она заговорила тихим голосом:

— Я была во Франции… Гостила у друзей бабушки.

— Во Франции? — удивился граф. — Я знал о вашем отсутствии, но не предполагал, что вы за границей.

— Бабушка отчасти француженка и она всегда стремилась привить мне любовь к Франции, храня светлые воспоминания о ней, довоенной.

— И что вы думаете о стране теперь? — поинтересовался граф.

— Я полюбила эту страну и ее людей, — уклончиво отвечала Кармела.

— Они очень страдали во времена Наполеона, — заметил он. — Мы можем только надеяться, что они смогут восстановить себя как нацию и внесут свою лепту в вооружение Европы.

Он говорил так, будто это имело значение для него лично. Наконец взглянув на него, Кармела хотела было поговорить с ним о Франции, но решила не рисковать и не касаться столь опасной для себя темы, поскольку сама знала слишком мало о стране. Вместо этого она сказала:

— Я всегда знала о величественности и великолепии этого дома, но он превзошел все мои ожидания.

Граф улыбнулся.

— Подобные чувства испытал и я, когда вернулся из Европы, чтобы занять место главы семейства.

Он поколебался, потом добавил:

— Вы понимаете, Фелисити, отныне я — ваш опекун, и как опекун имею планы относительно вашего будущего, которые мы обсудим сегодня чуть позже. А теперь я полагаю, вы хотели бы переодеться к завтраку.

— Да, конечно, — сказала Кармела, стремительно поднимаясь на ноги.

Граф вышел из комнаты вместе с ней и немного проводил ее. У лестницы он, взглянув на гостью, произнес:

— Наверху вас ждет миссис Хантли, домоправительница, по ее словам, она помнит, как вы родились. Она покажет вашу комнату. Думаю, она сумеет позаботиться, чтобы вам было удобно.

— Благодарю вас.

Поднимаясь по лестнице, Кармела чувствовала, что с облегчением оставляет графа.

Встреча с миссис Хантли несколько утешила Кар мелу.

Было приятно слушать ее экспансивные рассказы о том, какой очаровательной маленькой девочкой была она, то есть Фелисити, и как все тосковали по ее бабушке.

— В доме никогда больше не появлялось никого, хоть немного напоминавшего ее светлость, — ни на минуту не умолкала миссис Хантли, помогая Кармеле высвободиться из дорожного костюма. — Когда здесь, в Гэйлстоне, устраивали балы, она выглядела… ну совсем как королева. Такие вот дела, тогда я была еще молода, и сам дом казался мне настоящим королевским дворцом.

— Да, он и сейчас такой! — улыбнулась Кармела.

— Право, мы сильно надеемся, его светлость не забудет об увеселениях, и балы опять будут проводиться здесь, как в старые добрые времена, — призналась миссис Хантли.

И она продолжала рассказывать, как тоскливо стало в доме, когда пришло известие о гибели молодого виконта во Франции, и как граф, отец барышни, так никогда и не оправился от удара.

— Его светлость не смог вынести трагическую весть, это так! — заметила миссис Хантли. — Я, бывало, жалела, что вы не возвратились сюда ободрить его. Как-никак, ваша светлость, вы ведь родная ему, плоть и кровь, если уж так говорить.

— Думаю, никому и в голову не приходило, будто я вернусь когда-либо сюда! — отрезала Кармела.

Она почувствовала, что миссис Хантли словно упрекает ее за невнимание к отцу. Но домоправительница заключила:

— Вся эта борьба внутри семейства — плохое дело, ваша светлость, и спорить тут не о чем! И так нехорошо, когда народы между собой воюют, но когда мать — против сына, и семья разбита, совсем уж не правильно, и никто не сможет доказать мне обратное!

— Я совершенно согласна с вами, — призналась Кармела.

— Вот и ладно, теперь вы вернулись назад, ваша светлость, и хотя ваш отец не с нами, господь да упокоит его душу, не сомневаюсь, вы поможете его светлости, новому графу, как никто другой не сможет ему помочь.

Кармела, однако, была склонна предполагать, что его светлость достаточно самостоятелен и не нуждается ни в чьей помощи.

Чем больше она думала о нем, тем больше приходила к убеждению, сколь опасен этот человек. Хотя опасен вовсе не тем, чего опасалась Фелисити.

Она твердо знала: ей следует быть аккуратной в общении с ним. Граф слишком внимательно следит за каждым ее шагом, она ощущала это почти физически.

Для Селвина Гэйла было естественно относиться ко всему настороженно. Так бы он воспринял любого, кто прожил вдали от семьи столько лет. Но Кармеле это не нравилось.

Когда она переоделась в очередное, как всегда, восхитительное платье Фелисити, на этот раз белое, миссис Хантли проводила ее к лестнице. Траур подчеркивала лишь лиловая лента в волосах, да скромные лиловые домашние туфли.

— Вы прямо, как картинка, ваша светлость, вам все так идет! Хорошо бы вам здесь понравилось! Мы-то как рады вашему приезду. А если вам здесь будет в радость, то тогда и всем станет хорошо!

При этом миссис Хантли украдкой бросила взгляд поверх перил в холл, будто на всякий случай проверяя, не слышал ли ее граф.

«Даже слуги боятся его!»— подумала девушка и невольно задалась вопросом, почему. Она спускалась по лестнице, уверенная в непревзойденности своего внешнего вида — все было на высоте; и платье, и новая прическа, и незаметный слой пудры.

Пока лакей спешил открыть ей дверь, она услышала голоса и поняла, что граф не один.

К этому она не была готова, но постаралась взять себя в руки, приготовиться для встречи с кем-нибудь еще, втайне надеясь, что, если там и окажутся другие родственники Фелисити, она не допустит никакой ошибки и не скажет что-нибудь лишнее.

Войдя в гостиную, Кармела увидела беседовавшего с графом молодого человека, великолепно сложенного, выглядевшего именно так, как она обычно представляла себе настоящего денди.

Шейный платок ослепительно белого цвета был повязан сложным и хитрым узлом вокруг ворота рубашки, кончики которого торчали высоко вверх, выше линии его подбородка.

Его сюртук плотно облегал тело, и создавалось впечатление, словно его изваяли вместе с ним, так же неотразимы были панталоны цвета шампанского.

Высокие сапоги с золотыми пряжками были до блеска начищены, а когда он переложил руку, драгоценный камень в его перстне заиграл в солнечном луче, падавшем из окна.

Пока Кармела приближалась, граф и его собеседник молча наблюдали за ней. Она подошла к графу, и он сказал:

— Позвольте представить вам, сударь, мою кузину Фелисити Гэйл. Его королевское высочество принц Фредерик фон Хорнгельштейн!

Кармела не позабыла присесть в реверансе, принц в ответ поклонился и сказал на превосходном английском:

— Рад познакомиться с вами, ваша светлость!

— Моя кузина бывала здесь в Гэйлстоне только ребенком, — пояснил граф, — и она, — как и я, находит дом потрясающим.

— Это должно разительно отличаться от обветшалых и неудобных квартир для постоя, которые вы занимали во время войны, — заметил принц.

— Особенно в Португалии, — согласился граф. — Но в вашей стране, сударь, я жил весьма комфортно.

— Чего я не могу сказать о себе! — рассмеялся принц.

Теперь, оказавшись рядом с гостем, Кармела заметила в его облике нечто необычное. Будь она внимательнее, она с первого бы взгляда на молодого человека догадалась, что перед ней иностранец.

Ее заинтриговало присутствие в доме принца. Из разговора мужчин она поняла, что по окончании военных действий граф, в то время служивший в оккупационных войсках, попал в страну принца.

Она судорожно попыталась вспомнить, где находится Хорнгельштейн, предположив, что, по всей видимости, так называлось одно из небольших германских княжеств, захваченных Наполеоном. Насколько она помнила, эти княжества согласно Венскому договору восстанавливались в их королевском статусе.

Однако она осознавала свою явную неосведомленность в этом вопросе и была благодарна мужчинам, которые, довольствуясь общением друг с другом, не собирались подключать ее к беседе.

• Предыдущая
• 13/31
• Следующая