Крылатая победа - Картленд Барбара - Страница 8

• Предыдущая
• 8/28
• Следующая

— Мой плащ!

Йетс снял плащ с плеч графа и очень осторожно прикрыл им Кледру. Затем граф и Йетс быстро двинулись к забору.

Если бы кто-то и наблюдал за ними, он не догадался бы, что мужчина несет на руках полуобнаженную женщину, прикрытую темным плащом.

С помощью Йетса граф без труда перенес Кледру через забор.

Когда он положил ее на заднее сиденье экипажа, Йетс вскарабкался на козлы, Харт хлестнул лошадей, и они стали быстро удаляться от этого места в том же направлении, откуда приехали.

На пустынной дороге им никто не встретился. Экипаж повернул к дому графа, где в окнах не видно было огней.

Гости и слуги мирно спали после долгого, насыщенного событиями дня.

Йетс и граф с Кледрой на руках снова прошли через боковую дверь, поднялись по лестнице. На площадке, где располагалась графская спальня, никого не было.

Граф внес девушку в свою комнату, пересек ее и подошел к двери, которая вела в небольшую гардеробную, заставленную шкафами с одеждой.

В дальнем конце этой комнаты имелась кровать, которой редко пользовались, разве что Йетс раскладывал на ней костюмы графа.

Очень осторожно граф положил Кледру на эту кровать.

Кляп у нее изо рта он вынул, еще пока они ехали в карете, а также перерезал веревки, которые стягивали ноги девушки.

Она пошевелилась, и граф с беспокойством посмотрел на нее при свете свечей, которые внес в комнату Йетс.

Ее лицо было землисто-серым, казалось, она не дышала, и у графа мелькнула ужасная мысль, что ее забили до смерти или она умерла от шока, не выдержав страшной боли.

Он осторожно снял с девушки свой плащ, понимая, что ткань в некоторых местах прилипла к ранам и, если бы она была в сознании, это причинило бы ей нестерпимые страдания, так как при малейшем движении рубцы снова начинали кровоточить.

Кледра лежала абсолютно неподвижно, и граф с беспокойством следил за Йетсом, который наклонился к ней, пытаясь прощупать пульс.

У его камердинера был большой опыт лечения болезней и врачевания ран.

Он спас жизнь многим солдатам во время войны, предупреждая нагноение ран, нанесенных отравленным мечом или штыком. Еще Йетс умел справляться с укусами скорпионов и змей и с лихорадками, которые без его вмешательства могли бы кончиться смертью.

— Она жива? — спросил граф.

В его голосе звучала хорошо знакомая Йетсу нотка.

Он знал лучше, чем кто-либо, в какую ярость приходил граф, когда кто-нибудь из его подчиненных бывал ранен неприятелем или подвергался надругательствам после смерти, что часто случалось в Индии.

— Она жива, милорд, — ответил Йетс, — но ей потребуется тщательный уход, а ее спина доставит ей невыносимые страдания, когда она придет в себя.

Граф посмотрел на Кледру и задумался.

— Надо увезти ее отсюда. Когда она будет в состоянии перенести путешествие?

— Никто не знает, что она здесь, милорд. Мы сможем увезти ее завтра вечером, но лучше подождать до следующего дня.

Граф кивнул.

— Я уеду послезавтра после второго заезда. Никто не сочтет это странным. Позже мы обсудим, как лучше вынести ее из дома, чтобы никто этого не заметил. А теперь нужно заняться ее спиной.

— Предоставьте это мне, милорд. У меня есть целебная мазь, которую я наложу сегодня же, а завтра, пока ваше сиятельство будет на скачках, я придумаю что-нибудь еще.

С этими словами Йетс снял с Кледры туфли и добавил:

— Я принесу мазь и бинты из своей комнаты, милорд, — а затем устрою ей постель.

Граф снова кивнул, и Йетс поспешил к себе. По дороге он задержался, чтобы зажечь еще несколько свечей. Граф стоял неподвижно, глядя на Кледру.

При свете свечей раны на ее спине производили еще более ужасное впечатление, чем когда он увидел их впервые.

Ее дядя наверняка действовал тонким, гибким кнутом для верховой езды, который врезается в тело, как нож.

Глубокие рубцы пересекали друг друга и сочились кровью.

Сэр Уолтер разорвал на девушке муслиновое платье от шеи до талии, прежде чем швырнул ее на солому в стойле, чтобы побои были более мучительны для нее.

Скорее всего, подумал граф, он сначала заткнул ей рот, лишив возможности даже кричать от боли.

Сколько же времени прошло, прежде чем она впала в беспамятство? Граф надеялся, что забвение поглотило ее прежде, чем страдания стали невыносимыми.

Если графа ужасала жестокость по отношению к животным, он и представить себе не мог, чтобы кто-нибудь, претендующий на звание человека, мог так зверски избить такое маленькое и хрупкое существо, как девушка, что лежала перед ним.

Вероятно, сэр Уолтер, обнаружив исчезновение Звездного, притащил Кледру в его стойло, чтобы расправиться с преступницей.

Чисто случайно граф понял, что она там, и на этот раз не его интуиция подсказала ему, когда он стоял около стойла Звездного, что происходит нечто странное.

Его удивило, что попоны закрывали металлическую решетку, а сам денник был заперт на замок.

Пока он молча стоял перед ним, ему показалось, что он слышит слабый, приглушенный всхлип. Это было похоже на писк какого-то мелкого зверька, который попал в ловушку, и в другом случае он не обратил бы на это внимания.

Но на этот раз он никак не мог избавиться от чувства, что этот звук издал кто-то, кто испытывал боль, и он уже намеревался отдернуть попону и посмотреть, что они скрывают, когда с ним заговорил конюх, уверяя что денник пуст.

Уверенный, что это ложь, граф еще больше укрепился в своих подозрениях, и, когда он уходил, этот жалобный звук продолжал преследовать его.

По дороге домой он твердил себе, что это не его дело.

Даже если Кледра права и сэр Уолтер жестоко обращался со своими животными, граф не мог помешать этому.

Но этот звук не выходил у него из головы, и, когда он поднялся наверх, чтобы переодеться к ужину, Пойнтон уже знал, что не сможет уснуть, пока не выяснит, что же стало его причиной.

Но он не представлял себе, что в запертом деннике найдет избитую племянницу сэра Уолтера.

Скорее он предполагал после разговора с Кледрой, что в стойле могли запереть собаку, которую, возможно, и побили за какой-нибудь проступок.

Это могла быть и какая-нибудь другая лошадь, которую Мелфорд вознамерился отравить, как, по словам Кледры, отравил жеребца лорда Ладлоу.

Ясно было одно: сэр Уолтер не хотел, чтобы кто-нибудь видел или знал, что спрятано в запертом стойле Звездного.

И этого было достаточно, чтобы возбудить любопытство графа до такой степени, что он решил освободить того, кто страдал там, кто бы это ни был.

Поэтому перед тем, как уехать с аукциона сэра Уолтера, он намеренно прошелся несколько раз по конюшне до самого конца и заметил дверь и паддок, который примыкал к конюшням и мимо которого пролегла проезжая дорога.

Но у него еще не было точного плана, и он продолжал твердить себе, что ему не стоит вмешиваться в дела сэра Уолтера.

Он уже сделал достаточно, купив жеребца у его племянницы.

Но здесь снова заговорила его интуиция, подталкивая его к каким-то действиям, ибо эти попоны скрывали существо, которое испытывало боль, а пройти равнодушно мимо жертвы чей-то жестокости граф Пойнтон не мог.

Сейчас, глядя на исполосованную кнутом спину Кледры, он знал, что, каковы бы ни были последствия для него лично, он должен защитить ее от человека, который так жестоко обошелся с ней.

Граф увидел, как его лошадь с легкостью выиграла второй заезд, и принял поздравления от своих друзей, которые находились вместе с ним в ложе Жокейского клуба.

Затем он простился с теми, кто останавливался в его доме во время скачек, и вместе с Эдди прошел туда, где его ожидал фаэтон.

— Ты уезжаешь необычно рано, Леннокс, — заметил тот.

— Хочу вернуться домой до темноты. Присмотри вместо меня за гостями, встретимся завтра в Лондоне. Я встану поздно, так как мне нужно проследить кое за чем в поместье.

Он говорил, как всегда, сухо, скорее безразличным тоном, но Эдди увидел необычное напряжение в его осанке и огонек возбуждения в глазах, чего не видел со времени их участия в военных действиях в Индии.

• Предыдущая
• 8/28
• Следующая