Карма любви - Картленд Барбара - Страница 13

• Предыдущая
• 13/40
• Следующая

— Что же теперь будет? — вопросил генерал.

— Не имею представления, сэр.

— Вы полагаете, сэр Чарльз и майор Китченер отступят?

— Мы так далеко, что трудно гадать, — ответил майор Мередит. — Все зависит от того, решат ли они, что имеющихся в их распоряжении войск достаточно для отражения и уничтожения армии Махди или нет.

— Достаточно для кого? Для этого сброда?! Для туземцев с копьями наперевес?! — презрительно фыркнул генерал.

— Махди — настоящий лидер, — ответил майор Мередит, — и не стоит забывать, сэр, война эта религиозная. Люди дерутся фанатично, когда их вдохновляет вера.

«Майор прав, — подумала Орисса, — но поймут ли генерал и все остальные за столом, как, очевидно, понимал это майор Мередит, что вера человека в свое дело удесятеряет его силы?»

Весть о гибели генерала Гордона вызвала всеобщее уныние, и, едва закончился ужин, Орисса поспешила исчезнуть.

Помощник капитана не подвел ее и отыскал в третьем классе индийца, мистера Махла. В Англии мистер Махла преподавал в одном из лондонских университетов.

Это был человек лет тридцати пяти. Он возвращался в Индию со всей своей семьей.

Мистер Махла был бенгалец с очень темной кожей и изящно выточенными чертами лица. Свои густые, блестящие, черные волосы он зачесывал назад, оставляя открытым большой выпуклый лоб.

Мистер Махла выглядел несколько старше своих лет и казался отчаянно усталым, а в его благородных карих глазах часто застывало выражение глубокой печали.

Он, как выяснила Орисса, крайне нуждался в деньгах, но, когда она попробовала настоять на том, чтобы поднять плату за уроки, гордо заверил ее, что раз он договорился с помощником капитана об определенной сумме, то ни о каком повышении не может быть и речи.

Орисса наслаждалась, разговаривая на плавном мелодичном урду, и вскоре обнаружила, что она ничуть не забыла язык своего детства.

Все, что ей требовалось, — это расширить словарный запас. Поскольку она покинула Индию еще ребенком, то и интересы ее тогда были детские, а теперь появилось много других тем, о которых ей хотелось бы поговорить.

Орисса с удовольствием обсуждала изменения, произошедшие в Индии за последние несколько лет, но особенно ее увлекали разговоры о религии.

Именно этот предмет мистер Махла преподавал в Англии, и хотя у Ориссы имелись некоторые представления о буддизме, индуизме и мусульманстве, она многое почерпнула из тех нескольких уроков, которые он уже дал ей.

Каждый индиец — большой любитель поговорить, и поскольку они заранее не установили четкой временной границы ее уроков, Орисса не удивилась, когда, после того как мистер Махла почти неохотно встал пожелать ей спокойной ночи, она обнаружила, что уже далеко за полночь.

Он поклонился и сделал намаскар, традиционный жест индийцев при приветствии или прощании — пальцы к пальцам, ладонь к ладони, руки касаются лба.

Придя в свою каюту, Орисса убедилась, что Нейл крепко спит.

Повинуясь внезапному порыву, она решила выйти на палубу и накинула на плечи сверкающий шарф, который набрасывала поверх всех своих вечерних платьев.

Медленно продвигаясь по кораблю, она слышала смех и громкий разговор, доносящийся из курительного салона, где размещался бар, она мимоходом заглянула и в карточный салон, где царила полная тишина, лишь изредка нарушаемая негромким замечанием, поскольку все сосредоточились на игре.

Зато большая кают-компания была полупуста, и Орисса не сомневалась, что генерал и леди Кричли уже давно отправились спать.

Она вышла на палубу и, пройдя вперед, встала у борта, чтобы ничто не мешало ей вглядываться в ночь.

Корабль очень медленно продвигался по каналу, впереди пыхтел маленький лоцманский катер с красным и зеленым бортовыми огнями. Движение было таким незаметным, словно судно стояло на месте, да и шум машин стал совсем тихим.

Далеко, насколько хватало глаз, простиралась бескрайняя пустота песчаных просторов, над которыми раскинулся усыпанный сверкающими звездами небесный купол с прибывающей луной, дарившей свой свет миру.

Ночь была столь волшебна, что у Ориссы перехватило дыхание. Все это казалось неотъемлемой частью того, о чем она разговаривала с мистером Махла. И сейчас ей не нужны были слова, чтобы ощутить себя причастной к божественному началу.

— Как вы думаете, на что это похоже? — раздался рядом с ней звучный голос.

Странно, но она не удивилась, обнаружив, что майор Мередит стоит рядом с ней.

— Я сама пыталась облечь это в слова, — тихо проговорила она.

Речь лилась свободно, словно их беседа длилась вечно, словно она не началась только что, а лишь продолжалась.

Он молчал, и она прошептала:

— Как это прекрасно, как невероятно, чудесно, восхитительно! И в то же время пугающе!

— Почему?

— Потому что заставляет меня ощутить, какая я маленькая и ничтожная. У каждой их тех звездочек могут быть миллионы других людей, таких же, как мы, которые смотрят, задают вопросы, пытаются что-то понять…

— Понять? Что именно?

— Этот вопрос занимал умы человечества с начала времен… Почему человеку не дана сила постичь самого себя?

— А вы считаете себя загадкой?

— О, да, — ответила Орисса. — Сколько себя помню, меня всегда волновал вопрос: «Кто я?» И я искренне надеялась, что когда-нибудь узнаю ответ на него.

— Невозможно, чтобы это оказалось настолько трудно для такой личности, как вы.

Своим глубоким голосом он как бы подчеркнул последнее слово.

— Конечно же, трудно! — возразила Орисса. — Труднее, чем вы можете себе представить.

— Почему вы так уверены, что я не сумею представить себе то, что вы пытаетесь сказать?

— Потому что… я не могу объяснить это словами… я знаю лишь одно — когда я всматриваюсь в этот необъятный мир, я чувствую себя… такой маленькой, такой беспомощной и одинокой.

Орисса, запрокинув голову, смотрела на звезды.

Наблюдавший за ней человек залюбовался совершенством ее профиля — мягкой нежностью ее губ, очаровательной линией шеи, которая в звездном свете на фоне слабого мерцания шарфа казалась совсем алебастровой.

Каждое ее движение было столь грациозным, столь завораживающим и в то же время столь одухотворенным, что на мгновение он затаил дыхание.

Потом тоном, в котором сквозила явная издевка, он проговорил:

— Ну, коли вас тревожит именно одиночество, то не стоит страдать от него.

Сказав это, он обнял ее и резко притянул к себе.

Едва ее голова склонилась к его плечу, их губы соприкоснулись.

На какой-то миг Орисса онемела от изумления, так что не в состоянии была ни думать, ни понимать, что происходит.

Потом ей невозможно стало пошевельнуться, хоть и следовало бы оттолкнуть его.

Грубая настойчивость его губ крепко удерживала ее в сладком плену. Словно его руки, лишив ее свободы, в то же время давали ей ощущение безопасности и духовной близости.

Прежде ее никогда еще не целовали, и странное мистическое чувство, которое овладело ею, было сродни не человеческим эмоциям, а скорее дурману, который затмил ее мозг и мешал думать.

Это было странно и совершенно волшебно, словно звезды, ночная тьма и луна стали частью мужчины, завладевшим ею.

Его губы были теплым, требовательным чудом, которое опустошало ее, ей казалось, что ее душа сливается с его душой.

Когда он отнял свои губы, чары рассеялись, и она наконец получила свободу.

Задохнувшись от ужаса, она дрожащими руками оттолкнулась от его груди и, испуганная до умопомрачения, повернулась и бросилась бежать.

Он стоял не шевелясь и долго смотрел ей вслед — вот ее шарф блеснул в последний раз…

Потом была только темнота, и он ее больше не видел.

Добравшись до каюты, Орисса осторожно прикрыла за собой дверь и, бросившись на койку, зарылась лицом в подушку.

Такого не могло произойти… это не могло быть правдой! Как он посмел вести себя так… или она сама позволила ему это?

Ответ она знала так же ясно, как если бы он ей сказал его.

• Предыдущая
• 13/40
• Следующая