Искушение Торильи - Картленд Барбара - Страница 28

• Предыдущая
• 28/31
• Следующая

— Родни… Родни! Ты… ты жив! Ты жив!

Неразборчивые слова были наполнены таким непомерным счастьем, что исторгли слезы из глаз многих женщин.

— Ты же… погиб! Но ты… жив! Жив! — не умолкала Берил. — Родни! Родни!

— Я жив, моя дорогая жена, — сказал Родни, — и не допущу, чтобы тебя обвенчали с другим.

— Как будто я этого хочу! — призналась Берил. — Дорогой мой, я была так несчастна… так измучена. Я и не думала, что когда-нибудь увижу тебя.

Голос ее осекся, да она и не могла ничего сказать, потому что Родни целовал ее, целовал страстно, на виду у целой толпы.

Торилья не помнила, как они добрались от церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер до Карлтон-Хауса.

Они ехали в одной коляске с графом и графиней, будучи столь ошеломлены, что не могли ничего сказать и только без конца повторяли имя Родни.

Прежде чем они уехали, он успел объясниться с епископом.

Родни вкратце рассказал его светлости, что только сейчас прибыл из Франции и скакал всю ночь, дабы вовремя успеть в церковь и тем самым избавить Берил от совершения греха двоемужества.

В Карлтон-Хаусе он принес извинения принцу-регенту за свое появление, но, заинтригованный повествованием, принц счел их несущественными.

— А теперь, мой дорогой мальчик, расскажите мне подробнее, что произошло, — сказал он своим густым, сочным голосом. — Как могло случиться, что о вас забыли, когда наша армия оставила Францию?

То, чего она не услышала на приеме, Торилья узнала потом, когда все вернулись в Керзон-Хаус.

После битвы при Тулузе, где Родни получил серьезную рану, его приняли за убитого и, сняв мундир, оставили на поле боя.

Мародеры, промышлявшие на войне, забрали все, что у него было, в том числе и сапоги.

Раненный в голову, он был без сознания, к тому же пуля засела и в ноге.

Британцы, подбиравшие своих раненых, явно проглядели его, и только два католических священника, приступив к отходной по усопшим, заметили, что он еще жив.

Родни отвезли в монастырь, где монахини выхаживали нескольких раненых, слишком слабых, чтобы их можно было отправить в госпиталь — в Тулузу или Бордо.

Они склонялись к тому, что спасти его жизнь невозможно, но через несколько месяцев, когда способность думать и говорить вернулась к нему, оказалось, что Родни полностью утратил память.

— Я не помнил даже своего имени, не помнил, что англичанин.

— А меня ты тоже забыл? — спросила Берил.

Родни обнял ее, глядя на жену полными любви глазами, и Торилья поняла, что о счастье кузины можно более не беспокоиться.

— Ты, моя дорогая, была первой, кого я вспомнил, когда разум вернулся ко мне, — сказал он. — Я сразу представил твое прекрасное лицо, но вот имени никак не мог вспомнить.

— Того же, что и у тебя, — сказала Берил сквозь слезы.

— Я вспомнил это потом. — Родни поцеловал ее в лоб.

— Продолжай, — попросила графиня. — Я должна услышать конец истории.

— Это случилось всего три недели назад, — поведал Родни. — Покрывало, под которым скрывалась моя память, вдруг исчезло, и я вспомнил все. Однажды утром я проснулся, вспомнив свое имя, свой полк и свою жену.

Он крепче обнял Берил.

— Я понял тогда, что важно лишь одно: я должен скорее вернуться к тебе, моя любимая.

— Почему же ты так медлил?

— Начнем с того, что у меня не было денег и пришлось сперва добраться до Парижа, — объяснил Родни. — Я знал, что в Британском посольстве помогут, и не ошибся. Наш посол поверил моему рассказу и оплатил мое возвращение в Англию.

— Ты имел на это полное право, — заметил граф.

— Высадившись на берег в Дувре, я купил английскую газету, дабы узнать, что здесь происходит, — продолжал Родни. — И едва ли не сразу прочел сообщение о том, что моя жена собирается выйти замуж.

— Дорогой… ты, наверно, был в ужасе? — спросила Берил.

— Я решил остановить свадьбу, — сказал Родни, — и добился этого.

— Но ты не сердишься, — произнесла она совсем тихо, — за то, что я согласилась выйти замуж за другого?

Берил забыла, что вокруг другие люди; она говорила с Родни, как если бы они вдвоем находились на необитаемом острове.

» Так оно и есть, — подумала Торилья, — теперь они вместе, а все, что находится за пределами круга их счастья, не имеет значения «.

— Я хочу принять ванну, моя дорогая, — сказал Родни. — Потом неплохо бы отдохнуть, а завтра утром поедем домой.

Заметив вопрос в глазах жены, он добавил:

— Я не хочу, чтобы продолжались страдания моей матери.

— Нет, конечно же, нет, — согласилась Берил. — Я тоже хочу увидеть счастье в глазах твоих родителей, когда ты войдешь в свой дом, где тебя давно оплакивают.

Все устроили в соответствии с желаниями Родни, и Торилья поняла, что отныне так будет проходить жизнь Берил.

Она любит Родни, и он всегда будет ее господином.

Свет лицезрел кончину» несравненной»— девицы, опьяненной светскими амбициями, и задумавшей стать хозяйкой салона, осыпанной бриллиантами.

Все, что понадобится в будущем Берил, — это быть рядом с Родни, а вместе они владели единственной по-настоящему драгоценной вещью на этой земле — своей любовью.

Дилижанс грохотал по большой северной дороге, останавливаясь в каждой деревне и на всех перекрестках.

Он отправился из Лондона в шесть часов — из «Ягненка»в Айлингтоне, — и скоро их ждет остановка в Балдоке, чтобы можно было размяться.

Сидя между двумя селянками, Торилья почти не замечала их и, уж конечно, не видела того, что некий малыш роняет шоколадные крошки на ее муслиновое платье.

Глубоко погруженная в свои думы, она очнулась, лишь когда дилижанс добрался до Хэтфилда. Она вспомнила о Берил и Родни, о том, как счастливы будут они вместе.

Торилья не покинула Лондон сразу после несостоявшейся свадьбы, как задумала ранее, потому что граф поспешно вернулся в Хертфордшир, а тетя оказалась совершенно беспомощной перед огромной грудой подарков.

— Их придется вернуть назад, — заявила она, — и хотя слуги вполне могут все упаковать, мне придется сперва отыскать адреса дарителей.

Три следующих дня были отданы этому занятию, и когда осталось лишь несколько анонимных свертков, графиня сказала:

— Остается только надеяться, что некоторые из наших так называемых друзей сообразят вернуть эти подарки Берил и…

Родни.

В голосе тети слышалась нотка сожаления о несостоявшемся в высшей степени блестящем браке Берил, на который графиня возлагала такие надежды.

— Берил очень счастлива, тетя Луиза. — Торилья, должно быть, уже в двенадцатый раз успокаивала тетушку этими словами.

— У нее было столько возможностей, — сетовала графиня, — но Родни Марсден…

Больше ей нечего было сказать. И тут, словно о чем-то вспомнив, графиня сказала:

— Ну а теперь у меня появилось время подумать и о тебе, Торилья… Не сомневаюсь, лорд Аркли не забыл тебя. Мы должны пригласить его к обеду.

Торилья вскочила на ноги.

— Тетя Луиза, я должна возвратиться к папе. Он… ждет меня.

Графиня задумалась на мгновение.

— Что ж, лорд Аркли, как все остальные, мог и уехать из Лондона — теперь, корда принц отправился в Брайтон.

Она оглядела Торилью с ног до головы, как бы оценивая ее внешность, и добавила:

— Ну, если хочешь, возвращайся сейчас к отцу, но я напишу ему и приглашу тебя к нам в сентябре. И тоща, Торилья, я обеспечу тебе успех.

Было очевидно, что тетя переносит собственные амбиции с Берил на нее, Торилью. Однако она понимала, что бесполезно доказывать графине, что она может выйти замуж лишь за одного человека, который куда-то… исчез.

Она надеялась, хотя и допускала тщетность своих ожиданий, что маркиз пришлет ей записку или хотя бы устную весточку после того, как Родни остановил венчание. По маркиз словно превратился в невидимку.

Он заехал в Карлтон-Хаус, что было вполне объяснимо, но после этого о нем не было ни слуху ни духу, и теперь, сидя в дилижансе, Торилья думала о том, что скорее всего он унижен случившимся.

• Предыдущая
• 28/31
• Следующая