Смерть и танцующий лакей - Марш Найо - Страница 45

Внутри машины был совсем иной мир с запахом бензина, обивки, сигарет и чего-то такого, что, решили про себя Клорис и Мандрэг, было присуще только Джеймсу: смесь запахов клеенчатого плаща, пожилого человека и деревенской работы. Мандрэг захлопнул дверцу, посигналил, предупреждая Джеймса, и включил скорость.

— Ну что, старушка, — обратился он к машине. — Трогай!

Ветки трещали, машина куда-то угрожающе проваливалась и отчаянно кренилась, сквозь шум бури до них доносились леденящие душу вопли Джеймса. Но вот цепи застучали по твердому грунту. Они поднимались вверх по склону оврага.

— Первый барьер, думаю, взят, — сказал Мандрэг. — Мы подождем Джеймса наверху.

В доме приходского священника в Уинтон Сент-Джайлзе старший инспектор сыскной полиции Аллейн заглянул в кабинет и обратился к жене:

— Я наблюдал из мансарды за горой Ненастий и ничуть не удивлюсь, если там льет дождь. Что скажете, пастор?

Преподобный Вальтер Коплэнд повернул голову и посмотрел в окно. Дама, стоящая перед большим мольбертом, пробормотала что-то себе под нос и положила кисти.

— Дождь? — повторил священник. — А здесь внизу морозит. Но, честное слово, вы правы. Да, да, без сомнения, в Хайфолде идет проливной дождь. Очень странно.

— Действительно, очень странно, — мрачно откликнулась миссис Аллгйн.

— Мой ангел, — произнес ее муж, — я приношу тебе извинения по четырнадцати пунктам. Ваше преподобие, умоляю, примите прежнюю позу.

Нервно вздрогнув, священник отвернулся от окна, сцепил руки, наклонил голову и послушно уставился в левый верхний угол мольберта.

— Так хорошо?

— Да, благодарю вас, — ответила дама. Повернув к мужу худое лицо с испачканным зеленой краской носом, она с удивительно застенчивым видом проговорила: — Я подумала, может, ты нам почитаешь?

— С удовольствием, — ответил Аллейн, входя и закрывая за собой дверь.

— Вот это действительно чудесно, — сказал мистер Коплэнд. — Надеюсь, я не очень плохой приходской священник, — добавил он, — но так приятно думать, что сегодня больше не будет службы. Знаете, мы с Дайной были на заутрене совершенно одни, а раз погода такая плохая, вряд ли ко мне кто-нибудь явится с визитом.

— Будь я на работе, — произнес Аллейн, рассматривая ряды книжных полок, — я бы никогда не решился сделать подобное замечание.

— Но почему?

— Потому что, как только я произнес бы это, мне тут же наверняка пришлось бы, как героине мелодрамы, отправляться в метель по особо неприятному делу. Однако, — добавил Аллейн, снимая с полки том «Нортенгерского аббатства», я не на службе, слава Богу. Не почитать ли нам мисс Остин[5]?

— Вот вам и Пен-Джиддинг, — сказал Джеймс Бьюлинг. — Направо, сэр. Полпути проехали. Вон за теми холмами будет паршивый кусок. Но дождя там, видимо, нет.

— Сколько времени? — спросила Клорис.

Мандрэг протянул руку.

— Посмотрите.

Она отвернула ему манжету.

— Десять минут двенадцатого.

— Если все будет в порядке, к полудню приедем на место.

— Николас, — позвала мадам Лисс, — подойдите ко мне.

Он стоял у окна зеленой гостиной и смотрел на дождь, который все еще шел, прожигая оставшийся на дороге снег множеством струек и наполняя дом унылым и настойчивым шумом. Услышав ее слова, он, хотя и не сразу, повернулся и медленно пересек комнату.

— Ну что? — сказал он. — Что, Элиза?

Она коснулась его руки.

— Я глубоко опечалена. Верите? — проговорила она. Он взял ее руку и потерся о нее щекой.

— Если она умрет, — промолвил он, — у меня больше никого не останется. Кроме вас. — Он стоял рядом, не отпуская ее руки, и глядел на нее так странно, будто видел впервые. — Я не понимаю, — сказал он. — Я ничего не понимаю.

Мадам Лисс указала на маленькую скамеечку, стоявшую рядом с креслом. Повинуясь ее жесту, он послушно сел.

— Надо все обдумать, рассчитать и решить, что делать, — обратилась она к нему. — Говорю, что искренне вам сочувствую. Я понимаю, какая огромная будет для вас потеря, если она умрет. Удивительно только, что она переживала так сильно смерть вашего брата. Ведь ее любимчиком всегда были вы. Мне-то кажется, что ее поступок был вызван страхом, что получит огласку та давняя история. — Мадам Лисс поправила кончиками пальцев свою прическу. — Потеря красоты сама по себе огромная трагедия. Но вот потрясение, которое она испытала при виде Фрэнсиса, и угрозы вашего брата разоблачить его, без сомнения, совершенно ее расстроили. Это очень печально.

Взгляд, которым она смотрела сверху на затылок Николаса, был сосредоточенным и даже каким-то оценивающим.

— Впрочем, — продолжала она, — я не видела ее письма.

Фигура Николаса казалась напряженно застывшей.

— Я не могу об этом говорить, — пробормотал он.

— Его забрал мистер Ройял?

— Да. На случай… Он сказал…

— Это, безусловно, весьма разумный шаг.

— Элиза, а вы знали, что это сделал Харт, ну там, тогда, в Вене?

— Да. В пятницу вечером он говорил, что узнал ее.

— Господи! Почему же вы мне ничего не рассказали?

— А зачем? Я и так была достаточно напугана вашими стычками. С какой стати нужно было усугублять взаимную неприязнь? Нет, моим единственным желанием было как-то все сгладить, и я боялась только, что ваша мать узнает его, и это нас погубит. — Она сжала кулаки и стукнула по ручкам кресла. — И что мне делать теперь? Все выплывет наружу! И то, что он мой муж. И то, что вы мой любовник. Когда его арестуют, он наговорит ужасные вещи. Идя ко дну, он потянет за собой и меня.

— Клянусь, вы нисколько не пострадаете. — Уткнувшись лицом в ее колени, Николас горячо бормотал какие-то нежные слова. — Элиза… когда все будет кончено… это ужасно говорить… Вы знаете, ведь все будет по-другому… Элиза… вместе, одни. Элиза, да?

Сжав руками его голову, она, наконец, заставила его замолчать.

— Хорошо, — проговорила она. — Когда все будет кончено. Хорошо.

Слегка откинувшись назад, доктор Харт посмотрел на распростертое перед ним на матрасе тело, потом опять нагнулся и похлопал безжизненное изуродованное лицо. Глаза были, как и прежде, полуприкрыты. Голова слабо дернулась. Что-то смачно процедив сквозь зубы, он принялся за искусственное дыхание. Пот застилал ему лицо и лился по рукам.

— Дайте мне, — сказала Херси. — Я умею.

Сделав еще два-три движения, он внезапно согласился.

— Хорошо, спасибо, а то у меня судорога. — Херси опустилась на колени. — Я давно не занимался терапией, — проговорил Харт. — Двадцать три года. Я плохо помню, что делают при отравлениях. Но, несомненно, главное — это очистить желудок. Если бы только им удалось побыстрее все привезти из аптеки! И если бы им только удалось найти полицейского хирурга!

— Ну что, лучше? — заглянул в комнату Джонатан. Харт безнадежно махнул рукой. — Боже мой! Боже мой! — в отчаянии воскликнул Джонатан. — Что заставило ее это сделать?

— Этого я понять не могу. Ведь она безумно любила своего младшего сына. — Херси на мгновение подняла голову и посмотрела прямо на Харта. — Не останавливайтесь и не замедляйте, — сразу сделал он замечание. — Необходимы равномерные и постоянные движения. А где этот младший сын сейчас?

— Николас внизу, — пробормотала Херси. — Мы решили, что ему лучше быть подальше от всего этого. Ну, сами понимаете.

— Наверное, вы правы. — Он опять встал на колени у изголовья Сандры Комплайн и склонился над ней. — Где эта женщина? Эта Паутинг? Она должна была приготовить рвотное и найти мне желудочный зонд. Что-то долго она возится.

— Я посмотрю. — Джонатан бросился вон из комнаты.

Какое-то время Херси работала молча. Потом Харт сосчитал пульс больной и проверил дыхание. Запыхавшись, прибежал Джонатан с подносом, накрытым салфеткой. Доктор приподнял салфетку.