Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино - Март Михаил - Страница 9
- Предыдущая
- 9/76
- Следующая
— О чем это говорит? — снова заговорил Родион Чалый. — О том, что задание трудное и тот, кто задумал его, вовсе не хочет нас погубить на первом этапе. Мы должны довести дело до конца, как те штрафники.
— Если мы одно дело доведем до конца, то и со вторым справимся, — добавил Важняк.
— Это с каким же? — спросил молодой одессит Грюнталь по прозвищу Огонек.
— Выживем, а не погибнем, Огонек, тебе еще рано думать о смерти. Мало выжить, надо спастись и выйти на свободу. Я в это верю. И если вы поверите, то так оно и будет.
В течение минуты все молчали, потом неторопливо стали разбредаться по своим камерам. Уходя, Шабанов глянул на Качмарэка, но в этом взгляде уже не было ненависти.
Кондрат Масоха, наблюдавший за картиной с темной лестничной клетки через смотровое окошко, облегченно вздохнул и похлопал автоматчика по плечу. Двое охранников стояли возле дверей с оружием, готовые в любую минуту ворваться в коридор.
— Обошлось, ребятки. Не зря я дал ручательство генералу, хватило им разума договориться друг с другом.
— Камеры запереть, товарищ старший лейтенант?
— Оставь, старшина. И больше не запирай, пусть гуляют. Запирать будешь перед приходом доктора или Елизаветы Степановны, женщинам знать обстановку необязательно.
— Слушаюсь. Масоха пошел вниз.
Его привели в кабинет под руки. И не потому что били, а по причине голода и усталости. Молодой человек в очках, высокий, очень симпатичный, вовсе не походил на военного, несмотря на мундир капитана, который на нем сидел, как костюм от парижского портного. Доходягу пристроили на стул, конвой вышел.
— Нам удобней разговаривать без свидетелей, — сказал офицер.
— Солдаты так же хорошо говорят по-русски, как и вы? Или вы русский? — спросил арестованный.
— Герман фон Штраус, потомственный дворянин из Баварии. Только не путайте меня с австрийским композитором. А вас как прикажете величать?
— Очень просто — Андрей Костинский.
— Украинец, поляк?
— Говорю по-польски, по-украински, знаю немецкий, русский — родной.
— Да вы полиглот!
— Родился во Львове, учился в Москве, женат на русской, жил в Ленинграде, Киеве, Одессе, Минске. Литературный критик. Переводил Гейне на русский и польский.
— Так вы же должны были работать в НКВД, такие люди им очень нужны.
— Биография подкачала — отец из дворян, мать попадья.
— Прекрасная легенда для разведчика. И уверен, что проверки подтвердят вашу легенду. Одна неувязочка. Вы попали в плен вместе с партизанским отрядом, а партизан мы расстреливаем без разбирательств.
— Но вы их допрашиваете. Многие начинают говорить. Спросите у них обо мне, они вам расскажут. На партизан мы наткнулись в лесу после побега из села Галушки. Там сейчас красные, которые вас вытеснили из него. Знаете, о чем я говорю?
— Имею представление. Как вы, городской человек, попали в такую дыру?
— Прятались с женой от войны у ее родителей. Я скрывался от призыва в армию. Отца и мать арестовали чекисты. Когда вы с русскими поделили Польшу и отдали им Львов, из иностранца я превратился в гражданина. В то время я учился в Московском университете, обошлось.
— И что же в деревне Галушки?
— Пришли немцы, расстреляли полдеревни, до меня очередь не дошла, загорелись амбары с зерном, тушили все вместе. Вашим солдатам нужен был хлеб. Нас пощадили. Я помню майора с одним глазом — черная повязка на лице. Он меня допрашивал и мне поверил. Прошло чуть больше месяца, он должен помнить. По его мнению, я не похож ни на разведчика, ни на партизана. Так мне удалось избежать первого расстрела. Не прошло и суток, как в деревню вошли красные. Ночью. Стрельба длилась недолго, потом всех выгнали на улицу, женщин отпустили, мужиков согнали в сельскую баню. Если немцы нас не расстреляли, значит, мы предатели. Разборку отложили на утро, видно, слишком много шнапса и самогонки нашли, праздновали победу. Моя жена сообразила, если напьются, начнут косить без разбора. Вытащила она меня и еще троих из бани через трубу с помощью веревки от колодца. Ушли мы в лес, под звуки «Катюши», я говорю о песне, доносившейся из окон изб. Так я избежал второго расстрела. Трое суток мотались по лесу, пока не наткнулись на партизанскую засаду. Эти нас расстреливать не стали: народа мало, обозов много, сгодились как тягловая сила. У них уцелело только три лошади. Через три дня вы нас накрыли. Цифра три меня преследует на каждом шагу.
— Для разведчика схема довольно сложная, господин Костинский. Одноглазого майора я знаю, троих деревенских мужиков, бежавших с вами из бани, мы допросим и проверим. Да и жена ваша у нас. Это так?
— Нас вместе взяли, но разъединили, я за нее очень беспокоюсь, гер капитан.
— Любите жену?
— Как же не любить, мы недавно женаты.
— В Москву вернуться хотите?
— Я же дезертир, меня к стенке поставят.
— В Германии вас тоже поставили бы к стенке молодчики из гестапо за уклонение от призыва в армию.
— Но вы же не из гестапо? Они носят черную форму.
— Большое заблуждение. Полевая форма у всех серая. Петлицы черные, это верно. Из войск СС только танковая дивизия «Черная голова» воюет в черной форме, да и в Берлине вы увидите черную форму лишь на парадах. Она себя плохо зарекомендовала, и офицеры СС предпочитают ходить в сером обмундировании, хотят быть ближе к армии. Это ваши карикатуристы изображают всех немцев в черной форме, им врезались в память кадры из документальных фильмов 30-х годов. Все меняется, друг мой. Вижу, вы неглупый человек, я могу сохранить вам жизнь, и вашей жене, разумеется. Хотите работать в разведшколе Абвера?
— У меня есть выбор?
— Есть, конечно. Можете быть расстрелянным вместе с партизанами.
— Это серьезный разговор. Мне бы немного поесть, голова плохо соображает.
— Вас накормят и дадут отдохнуть до вечера. За это время я наведу о вас справки. Вечером вы скажете одно слово — «да» или «нет».
— С моей женой все в порядке?
— С ней все в порядке, дальнейшая ее судьба зависит от вас.
Арестованного увели в комнату с диваном и выставили охрану. Ему принесли горячий чай, хлеб, сахар и кусок сала. Он ел медленно, тяжело моргая опухшими веками и ни о чем особенно не задумываясь. Долгий двухмесячный переход с одной стороны на другую закончился успешно. Сложная схема, разработанная им лично, себя оправдала. Законченное в свое время музыкальное училище по классу фортепиано тоже сыграло свою роль. Аристократические руки, стройная фигура, умные глаза и ровный тон никак не вязались с образом военного человека, тем более партизана.
Он умел сочинять. Имея в запасе немудреный сюжет, наращивал мясо на кости, вдыхал в свое творение жизнь и никогда не путался, в собственных сочинениях невозможно запутаться. Нужна только вера в собственную фантазию и азарт. Ты отстаиваешь правду. Не сухую догму, а ту правду, которую возвел в ранг аксиомы. Он верил и потому был спокоен.
В восемь вечера его разбудили. Жаль. Ему снился чудный сон из прошлой, счастливой довоенной жизни.
Тот же кабинет, тот же капитан.
— Да! — громко произнес задержанный.
Капитан улыбнулся и пригласил его на ужин. Они сразу понравились друг другу: оба были молоды, уравновешенны, хороши собой, оба работали в разведке, но о последнем знал только один из них.
- Предыдущая
- 9/76
- Следующая