Собрание сочинений. Том 10 - Маркс Карл Генрих - Страница 103

Но деятельность австрийской дипломатии этим не ограничивается. Во вчерашней «Morning Post» мы читаем следующую телеграмму из Белграда от 19 июля:

«Вчера из Константинополя получен приказ немедленно прекратить дальнейшее вооружение и все военные учения. Конфиденциально сообщают, что последует другой приказ — о разоружении. Эти сведения были немедленно переданы князю Александру».

Итак, вот ответ Порты на сербский протест против австрийской оккупации. Так жалкое турецкое правительство лишается возможности оказать сопротивление своему открытому врагу и одновременно вовлекается во враждебные и узурпаторские действия по отношению к своим собственным, оставшимся лояльными вассалам. Договором 14 июня турецкое правительство разорвало свое соглашение с Дунайскими княжествами, а приказом о разоружении нарушило основные законы Сербии. Так один и тот же политический ход создает угрозу восстания в турецкой армии и толкает Сербию и Дунайские княжества в объятия России. Австрийские требования об эвакуации Дунайских княжеств превращаются в запрет туркам вступить в эти княжества, а пресловутые военные приготовления Австрии — в разоружение Сербии.

Глупая Австрия, являясь простым орудием в руках царя и его английских сообщников, лишь подготовляет элементы всеобщей революции, первой жертвой которой явится она сама и сожалеть о наступлении которой могут только утопические реакционеры вроде Давида Уркарта.

Читатели уже знают о начавшемся движении в Италии. Газеты сообщают о волнениях в Генуе, Модене, Парме и др. Но, по моему мнению, больше, чем все остальное, напоминают всеобщее восстание 1848 года события, происшедшие в Ферраре.

Насколько я с самого начала правильно охарактеризовал «патриотический добровольный» заем надменного и терпящего банкротство австрийского правительства, читатели увидят из недавнего воззвания барона Бургера к верноподданным Ломбардии. В нем сообщается, что доля добровольного займа, которую должна выложить Ломбардия, определяется в 40000000 флоринов, что соответствует 104400000 франков; если эту сумму разделить на число населения, то на каждого человека придется 40 франков.

«Этот добровольный заем», — пишет «Unione», — «превращается в гигантскую контрибуцию: каждая провинция, каждый муниципалитет, каждое отдельное лицо должны уплачивать определенную долю добровольно».

Для того чтобы более не оставалось никакого сомнения в истинном характере этого «добровольного» займа, воззвание барона Бургера заканчивается следующими словами:

«Каждому должно быть ясно, что в случае неуспеха добровольного займа будет наложена чрезвычайная и принудительная контрибуция, которая ляжет соответственным образом на различные виды доходов с земли, капитала, торговли и промышленности».

На заседании палаты общин в понедельник председатель Тайного совета и лидер палаты [Джон Рассел. Ред.] взял слово, якобы с целью подробно изложить намерения кабинета, а шестью часами позже, — факт небывалый в летописях парламента, — с того же самого места полностью все взял обратно. В 7 часов вечера он заявил, что Севастополь, подвергшийся бомбардировке, разрушен и отторгнут от России; в 1 час 15 мин. пополуночи — что русский флот в Севастополе потерял одно или два линейных судна, а «Россия в настоящее время сохраняет весь свой престиж и свое положение». В течение шести часов маленький Джонни [Джон Рассел. Ред.] бранился, важничал, хвастался, шумел, буянил, поздравлял и врал перед членами палаты общин. В продолжение шести часов он заставлял их носиться в эмпиреях, но достаточно было острого словечка г-на Дизраэли, чтобы этот пузырь лопнул и мнимый лев вынужден был снова покрыть свои плечи привычной телячьей шкурой. Для министерства это был «день унижения», но свое предложение о трех миллионах фунтов оно провело.

На заседании во вторник происходили дебаты по внесенному лордом Стюартом предложению об отсрочке роспуска парламента. Ассигнования уже были утверждены голосованием; что же еще оставалось делать, как не принять вотум доверия министерству? Так как достопочтенные члены палаты все это понимали, то на заседании присутствовало мало членов палаты, дебаты были вялые, министерство вело себя более вызывающе, чем когда-либо, и предложение Дадли Стюарта было отвергнуто единогласно. Министерство ухитрилось превратить свой собственный позор в победу над членами палаты общин. Это был «день унижения» для парламента. И все же заседание оказалось заслуживающим внимания благодаря защите военного ведомства, представленного г-ном Гербертом, британским секретарем по военным делам и шурином Воронцова, благодаря нескромности лорда адмиралтейства Беркли и благодаря высокомерным тирадам маленького Джонни о положении внутри английского министерства.

Г-н Герберт, человек с изящной головкой, бывший «молодой тори», ответил на жалобы относительно неудовлетворительной организации интендантства восхвалением главного интенданта Филдера, который, бесспорно, является самым подходящим человеком для занятия этой должности, потому что пятьдесят лет тому назад пользовался доверием «железного герцога» [Веллингтона. Ред.] и занимал при нем высокие посты. Неприятным письмам газетных корреспондентов он противопоставил приукрашенные отчеты «лучших казначеев армии» и вынужденные комплименты нескольких французских офицеров. Он ни слова не сказал по поводу полного отсутствия транспортных средств армии, в которой не было ни мулов, ни лошадей для перевозки багажа и запасов воды, необходимых для армии, совершающей переход из Варны и Девни к Дунаю, и многого другого, что необходимо в походе. Он ни слова не сказал о недостатке средств для продовольственного снабжения армии. Он не оспаривал факта, что интендантство было создано лишь после отправки многочисленных дивизий и после прибытия флота в Константинополь. Он не осмелился оспаривать утверждение, что по собственным словам лорда Раглана его войска в течение двух месяцев простояли на одном месте, не имея возможности продвигаться вперед из-за плохой работы интендантства, хотя они находились чуть ли не на расстоянии пушечного выстрела от почти изнемогшего от голода противника.

Точно так же изобретательный шурин князя Воронцова отвечал на жалобы по поводу материальной части артиллерии. Он пространно отвечал на упрек, выдвинутый им самим, а именно, что армия имела с собой в Турции лишь шестифунтовые орудия. Зато он упорно обходил молчанием тот факт, что в армии нет осадных орудий и что для поддержки пехоты почти нет кавалерии, самого необходимого рода войск для операций в равнинах Валахии, и что армия в 40 000 солдат в Варне не могла противопоставить русским и 40 орудий, тогда как у русских корпус в 40000 человек располагает 120 орудиями.

На обвинения в адрес правительства по поводу проявленной им халатности в деле снабжения армии необходимым боевым снаряжением шурин Воронцова ответил возмущенной защитой военного командования, которое якобы ни в чем нельзя было упрекнуть.

Что касается несчастных случаев и монополии англичан на такие случайности, которых никогда не бывает во французской экспедиции, достопочтенный г-н Герберт заявил, во-первых, что действительно одно судно, на борту которого находилась часть 6-го драгунского полка, стало жертвой пожара, но что капитан, «благородный старый моряк, находясь перед лицом самой ужасной смерти, какая только возможна, отказывался, несмотря на просьбы экипажа, покинуть судно, пока, увы! не стало слишком поздно, и он погиб на своем посту». Одураченные члены палаты общин встретили этот бессмысленный ответ возгласами одобрения. Что касается потери «Тигра»[194], то ее нужно отнести к числу случайностей. «А печальное происшествие в Балтийском море, — ну, оно лишь доказывает безрассудную храбрость наших моряков».

Господин с изящной головкой перешел затем к поставленному ему вопросу: «были ли достигнуты какие-либо практические результаты нашим флотом и нашей армией?» и хвастался «полной, успешной и непреодолимой блокадой русских портов». Эта блокада столь успешна, что, например, восемь русских военных паровых судов пришли из Севастополя в Одессу, несмотря на бомбардировку, бои и всякие преграды. Она столь успешна, что русская торговля в Балтийском море продолжается в широком масштабе, и русские товары продаются в Лондоне по ценам, лишь незначительно превышающим довоенные; что в Одессе торговля производится точно так же, как и в прошлом году, и что даже номинальная блокада Черного и Белого морей всего несколько дней назад была навязана англичанам Бонапартом.