Собрание сочинений. Том 8 - Маркс Карл Генрих - Страница 51

Вотум недоверия 18 января был принят 415 против 286 голосов — стало быть, лишь благодаря коалиции крайних легитимистов и орлеанистов с чистыми республиканцами и Горой. Этим было доказано, что партия порядка потеряла не только министерство, не только армию, но потеряла — в своих конфликтах с Бонапартом — и свое самостоятельное парламентское большинство, что часть депутатов дезертировала из ее лагеря из фанатической склонности к компромиссу, из страха перед борьбой, из слабости, из семейной привязанности к родным государственным окладам, из расчета на освобождающиеся министерские портфели (Одилон Барро), из пошлого эгоизма, всегда побуждающего заурядного буржуа жертвовать общим интересом своего класса ради того или другого личного мотива. Бонапартистские депутаты с самого начала шли заодно с партией порядка лишь в борьбе против революции. Глава католической партия, Монталамбер, уже тогда бросил свое личное влияние на чашу весов Бонапарта, так как он изверился в жизнеспособности парламентской партии. Наконец, предводители этой партия, орлеанист Тьер и легитимист Берье, были принуждены открыто объявить себя республиканцами, признать, что хотя они сердцем монархисты, но головой — республиканцы, что парламентарная республика — единственно возможная форма господства буржуазии в целом. Словом, они были принуждены заклеймить на глазах у самого класса буржуазии реставраторские планы, над которыми они продолжали неутомимо работать за спиной парламента, как интригу столь же опасную, сколь и бессмысленную.

Вотум недоверия 18 января был ударом для министерства, а не для президента. Но ведь не министерство, а президент сместил Шангарнье. Не следовало ли партии порядка привлечь к ответственности самого Бонапарта? Привлечь к ответственности за его реставраторские вожделения? Но эти вожделения лишь дополняли ее собственные реставраторские вожделения. За его заговорщические действия на военных смотрах и в Обществе 10 декабря? Но она давно похоронила эти вопросы под ворохом повседневных очередных дел. За увольнение героя 29 января и 13 июня, человека, который в мае 1850 г. угрожал в случае бунта поджечь Париж с четырех концов? Но ее союзники из Горы и Кавеньяк не позволили ей даже поддержать павший «оплот общества» официальным выражением сочувствия. Она сама не могла оспаривать данное президенту конституцией право смещать генералов. Она выходила из себя лишь потому, что президент делал из своего конституционного права противопарламентское употребление. Но не делала ли она сама непрерывно из своей парламентской прерогативы противоконституционного употребления, особенно при отмене всеобщего избирательного права? Ей, следовательно, ничего другого не оставалось, как держаться строго в парламентских рамках. И только своеобразной болезнью, с 1848 г. свирепствовавшей на всем континенте, — парламентским кретинизмом, который пораженных им держит в плену воображаемого мира и лишает всякого рассудка, всякой памяти, всякого понимания грубого внешнего мира, — только этим парламентским кретинизмом объясняется, что партия порядка, которая собственными руками уничтожила и в своей борьбе с другими классами должна была уничтожить все условия могущества парламента, все еще считала свои парламентские победы победами и думала, что разит президента, нанося удары его министрам. Этим она только доставила президенту случай снова унизить Национальное собрание в глазах нации. 20 января «Moniteur» сообщил, что отставка всего министерства принята. Под предлогом, что ни одна парламентская партия уже не имеет большинства, — как это доказало голосование 18 января, этот плод коалиции Горы с роялистами, — и надо выждать образования нового большинства, Бонапарт назначил так называемое переходное министерство, которое не насчитывало в своих рядах ни одного члена парламента и состояло сплошь из неизвестных и ничтожных личностей, — министерство одних приказчиков и писцов. Партия порядка могла теперь растрачивать свои силы на возню с этими марионетками, исполнительная же власть не придавала больше никакого значения тому, чтобы иметь серьезное представительство в Национальном собрании. Бонапарт тем более явно сосредоточивал в своем лице всю исполнительную власть и тем легче ему было использовать ее в своих целях, чем более его министры становились простыми статистами.

Партия порядка в коалиции с Горой в отместку отвергла предложение преподнести президенту дотацию в 1800000 франков, предложение, внесенное по приказанию главы Общества 10 декабря его министрами-приказчиками. На этот раз вопрос был решен большинством всего в 102 голоса — стало быть, с 18 января партия порядка потеряла еще 27 голосов: ее разложение прогрессировало. В то же время, чтобы не дать возникнуть никаким сомнениям насчет смысла ее коалиции с Горой, она не пожелала даже открыть прения по поводу подписанного 189 членами Горы предложения всеобщей амнистии для политических преступников. Достаточно было заявления министра внутренних дел, некоего Ваиса, что спокойствие — лишь мнимое, что развертывается сильная подпольная агитация, что организуются вездесущие тайные общества, что демократические газеты готовятся снова появиться на свет, что из департаментов приходят неблагоприятные вести, что эмигранты в Женеве стоят во главе заговора, нити которого распространяются через Лион по всей Южной Франции, что Франция находится накануне промышленного и торгового кризиса, что фабриканты города Рубе сократили рабочее время, что арестанты в Бель-Иле[80] взбунтовались, — достаточно было, чтобы даже какой-то Ваис вызвал красный призрак, и партия порядка отвергла без дебатов предложение, которое должно было доставить Национальному собранию огромную популярность и заставить Бонапарта снова броситься в его объятия. Вместо того чтобы дать себя запугать перспективами новых волнений, нарисованными исполнительной властью, партии порядка следовало бы дать некоторый, хотя бы незначительный, простор классовой борьбе и, таким образом, удержать исполнительную власть в зависимом от себя положении. Но она не чувствовала себя в силах справиться с этой задачей игры с огнем.

Между тем так называемое переходное министерство продолжало прозябать до середины апреля. Бонапарт утомлял, дурачил Национальное собрание все новыми министерскими комбинациями. Он выказывал намерение образовать то республиканское министерство с Ламартином и Бийо, то парламентское министерство с неизбежным Одилоном Барро, имя которого обязательно появляется там, где требуется простофиля, то легитимистское с Ватименилем и Бенуа д'Ази, то орлеанистское с Мальвилем. Настраивая такими приемами различные фракции партии порядка друг против друга и пугая всю партию порядка перспективой республиканского министерства и неизбежно связанного с этим восстановления всеобщего избирательного права, Бонапарт в то же время внушал буржуазии убеждение в том, что его искренние старания образовать парламентское министерство разбиваются о непримиримость роялистских фракций. Буржуазия же тем громче требовала «сильного правительства», находила тем более непростительным оставлять Францию «без администрации», чем более надвигавшийся, казалось, всеобщий торговый кризис вербовал социализму сторонников в городах, а разорительно низкие хлебные цены — сторонников в деревне. Застой в торговле с каждым днем усиливался, число незанятых рук заметно росло, в Париже сидело без хлеба по меньшей мере 10000 рабочих, бесчисленное множество фабрик прекратило работу в Руане, Мюльгаузене {Мюлузе. Ред.}, Лионе, Рубе, Туркуэне, Сент-Этьенне, Эльбёфе и в других местах. При таких обстоятельствах Бонапарт мог осмелиться 11 апреля восстановить министерство 18 января, присоединив к гг. Руэ, Фульду, Барошу и другим г-на Леона Фоше, которого Учредительное собрание в последние дни своего существования единогласно, за исключением пяти министерских голосов, заклеймило вотумом недоверия за распространение ложных телеграфных сообщений. Итак, Национальное собрание одержало 18 января победу над министерством и в течение трех месяцев вело борьбу с Бонапартом только для того, чтобы 11 апреля Фульд и Барош могли принять в свой министерский союз, в качестве третьего, пуританина Фоше.