Цветы для бога любви - Картленд Барбара - Страница 26
- Предыдущая
- 26/34
- Следующая
Рекс прекрасно понял, что она пытается объяснить ему, и, помедлив, сказал:
— Могу вас успокоить: сейчас, в качестве вице-губернатора, я должен выполнять совершенно другое задание. Правда, после того, что произошло этой ночью, все это может показаться вам довольно скучным и банальнам.
— Я, конечно же, не думаю, что вся жизнь в Индии состоит из этого, — ответила Квинелла, — но мне хотелось бы помогать вам и тоже участвовать в Большой Игре.
Рекс улыбнулся:
— Боюсь, для женщины в вашем положении это совершенно невозможно. Правда, иногда все-таки приходится нам помогать — как это случилось с вами прошлой ночью.
— Расскажите мне про Большую Игру, — попросила она. — Теперь, когда я увидела, как это опасно, я понимаю, что под этим таким типично британским названием скрывается что-то гораздо более серьезное, чем просто игра.
— Это верно, — ответил Рекс.
Тихим голосом он стал рассказывать ей о соперничестве англичан и русских в Центральной Азии и о шпионаже, возникшем на этой почве.
На самом деле он не рассказывал Квинелле ничего сверх того, что было известно не только большинству старших армейских офицеров, но, к сожалению, и многим совершенно посторонним лицам.
Тем не менее благодаря своему живому воображению Квинелла поняла, что люди, которых специально вербовали, тренировали и обучали, как в случае необходимости следует распорядиться своей жизнью, были необходимы для защиты Индии и для мира на Востоке.
Когда Рекс впервые попал на северо-западную границу, он обнаружил, что Большая Игра охватывает всю огромную территорию Индии и в ее сети вовлечены не только англичане, но и многие, многие индийцы.
В книге, хранящейся под замком в Отделе отчетов по Индии, есть список номеров: шифры самых разных людей и секретных сведений, против которых, в случае неожиданного разоблачения, часто оказывались бессильными русские или другие шпионы. Обычно номер Р.32 не имел представления, кто такой М.14, с которым он был в постоянной связи, точно так же, как Д.7 ничего не знал о номере Г.12. Но всегда был кто-то, к кому они могли обратиться в случае самой крайней необходимости — в минуты отчаянной опасности, как это случилось в прошлую ночь с номером Е.17, — и тот приходил к ним на помощь. Рекс и понятия не имел, откуда номер Е.17 смог установить его личность. Он был уверен, что никогда раньше не встречался с этим человеком и едва ли увидится с ним когда-нибудь еще.
Но сам факт, что агент рассчитывал на его помощь, говорил о том, что в будущем ему следует быть более осмотрительным, чем прежде.
Сэр Теренс был совершенно прав, когда уговаривал его на какое-то время покинуть Северо-Запад и другие места, где он так успешно поработал.
Рекс проговорил с Квинеллой до самого ленча — слуга внес свежую еду, полученную на станции, где они сейчас стояли и откуда доносился привычный шум вокзальной суеты. И Квинелла встала, подошла к окну на другой стороне вагона и подняла штору.
Она смотрела в окно, и Рекс понимал, что сейчас она смотрит на толпу совершенно иначе, чем раньше, — как бы под другим углом зрения.
Кто же из этих толкающихся, орущих людей, нагруженных багажом или прижимающих к себе плачущих младенцев, был вовлечен в тайные интриги, где считалось обычным бросить на обочине дороги убитого или замучить до смерти человека из-за сведений, которые он не хотел выдавать?
Она стояла у окна вполоборота к Рексу. Он увидел мягкую линию ее груди, стройный стан и безупречные, почти греческие черты ее лица на фоне калейдоскопа яркой движущейся толпы за окном, и снова кровь бросилась ему в голову, а сердце бешено заколотилось в груди.
Рекс заставил себя отвернуться и стал смотреть в окно напротив. Интересно, долго ли еще сможет он играть эту выбранную им роль?
Удастся ли ему и дальше изображать безразличие и безукоризненную вежливость — ведь он питает к Квинелле совсем другие чувства!
«Если у меня хватило ума и сил, чтобы расстроить все честолюбивые замыслы и самые изощренные планы русских, — думал он, — то неужели я не смогу внушить любовь молодой женщине? »
Но Квинелла была весьма необычной молодой женщиной!
И тут, как это бывало у него всегда в минуты растерянности и неуверенности в себе, он увидел перед своим мысленным взором двух золотых орлов, парящих в небе над Наини-Таль.
Он видел их так ясно, будто сам летел туда, в небо, чтобы соединиться с ними. Они парили неподвижно, а потом со скоростью пули и с неподражаемой грацией упали вниз, в залитую солнцем долину.
Теперь Рекс уверился, что обрел необходимую ему силу.
Они добрались наконец до Лакхнау. Квинелла была поражена красотой страны, по которой они проехали: кругом были голубые поля цветущего льна, желтой горчицы, а вдали, до самого горизонта, заросли сахарного тростника.
У подножия горных цепей, увенчанных снежными вершинами, тянулись тропические джунгли и топкие наносные равнины.
Ей нравилось смотреть на странные горизонтальные полоски дыма, тянущиеся над деревнями на закате солнца, на коров, медленно бредущих домой в клубах бледно-золотой пыли.
И вот теперь она увидела город, который должен был стать ее родным домом.
Рекс уже рассказывал ей, что город Лакхнау первоначально был столицей королей Удх. Это был город, где соседствовали нищета и великолепие, город удовольствий, порока и место любовных встреч, куда стекались искатели приключений со всей Азии.
Поэтому Квинелла уже ожидала чего-то необыкновенного, но она не могла себе представить и половины тех чудес, что предстали ее взору.
Лакхнау славился лучшими розами во всей Индии, а также лучшими профессиональными танцовщицами.
Но первое, что увидела Квинелла, — это бесконечный лабиринт грязных лачужек и улицы, запруженные людьми всех сословий и оттенков кожи. Там можно было встретить даже диких зверей — например, тигров на цепи.
Были там дворцы, мечети и надгробия, всякие дешевые архитектурные фантазии и, конечно же, комплекс правительственных зданий, расположенных на вершине холма и окруженных широким кольцом деревьев, что выглядело очень по-английски. Старую резиденцию, выдержавшую ужасную осаду во время восстания сипаев, восстанавливать уже не стали.
Это было почти полностью разрушенное здание — без крыши, испещренное бесчисленными вмятинами от ядер и пуль. В нем тогда были убиты две тысячи укрывавшихся там женщин и детей европейского происхождения. На эти развалины никто не мог смотреть без содрогания, и их оставили как памятник британской доблести.
В жаркие июньские дни 1857 года почти пять тысяч человек находились в этом практически незащищенном лагере. Таким ожесточенным и непрерывным был огонь тяжелых пушек и бесчисленных мушкетов, стрелявших из соседних домов, что здание резиденции местами обвалилось.
Но те, кто выжил, выдержали еще восемьдесят семь дней жары, болезней, мух, лишений и вражеских атак, пока двадцать пятого, сентября их не освободил сэр Генри Хейвлок.
После мятежа главный комиссар поселился в доме в северо-восточной части города, известном как Хайат-Бакш-Котхи, или «Дом, дарующий жизнь».
Название звучало несколько иронически, так как изначально дом служил пороховым складом.
Британцам времен восстания сипаев этот дом был известен просто как «Бунгало-где-играют-в-карты».
Поскольку дом располагался в очень удобном месте, то он просто расширялся и перестраивался каждым последующим губернатором.
Тростниковые крыши были снесены, надстроены верхние этажи, добавлены веранды, и сейчас «Бунгало-где-играют-в-карты» превратилось в большой, удобный и красивый Дом правительства.
Новые кухни, бальный зал и порт-кошер (Крытые въездные ворота для кареты или коляски) сделали его очень внушительным, и Квинелла восхищалась большими величественными комнатами, стенами, украшенными белыми панелями, и мраморными полами.
Особый ее восторг вызвала каминная доска в восточном стиле, обнаруженная в одной из гостиных — она была сделана из камня, и на ней были высечены изображения хризантем, русалок и рыб.
- Предыдущая
- 26/34
- Следующая
