Бегство от страсти - Картленд Барбара - Страница 2
- Предыдущая
- 2/42
- Следующая
Храбрецы сгорели, один только уцелел, и немцы его забрали.
— Он сильно пострадал?
— Фабиан не слышал, но лучше уж оказаться в руках милосердного господа, чем сдаться на милость этих свиней.
Флер откинула волосы со лба. В тысячный раз она размышляла, было бы Люсьену лучше оказаться в плену или, как выразилась Мари, в руках милосердного господа.
После эвакуации британского экспедиционного корпуса из Дюнкерка по всей Франции ходили слухи о том, как страдали от голода и холода пленные. Но теперь — если только можно было верить таким рассказам — положение улучшилось и для пленных французов появилась возможность репатриации.
Правда, вернулось их так мало, что особенно надеяться не приходилось. Много разговоров, полно оптимизма, но и только. Может, лучше пусть уж будет все как есть.
Но как же трудно было в это поверить, вспоминая, что Люсьена сбили в начале сентября 1939 года, когда мир еще не осознал до конца, что начались новые военные действия и что последняя война, уничтожившая цвет европейских народов, никого ничему не научила!
В самом начале сентября! В памяти Флер отпечаталось то невероятное удивление, скорее изумление, чем боль, когда она узнала, что Люсьен погиб над линией Мажино.
Именно в этот момент между ней и матерью Люсьена растаял лед, рухнули все преграды. Они плакали вместе. Боль утраты объединила их так, как это не могло бы сделать ничто другое при жизни Люсьена.
Странно было вспоминать сейчас, как она поначалу боялась графини. Жизнь не подготовила ее к встрече с такой женщиной, как мать Люсьена.
Только познакомившись с графиней де Сарду, Флер смогла понять тайну, окружавшую ее собственную бабушку-француженку, в честь которой она получила свое имя, и уяснить себе, почему ее мать говорила о бабушке больше с уважением, чем с любовью.
Аристократия! Ни у кого из ее поколения, думала Флер, нет такого достоинства, выдержки, самообладания, как у этих женщин.
«Нам не хватает свободного времени, — сказала она себе однажды, — чтобы оставаться спокойными и изящными. Мы жадно пытаемся урвать все, что можем, лишь бы оно не досталось другому».
При этом она подумала о Сильвии — Сильвии с ее кровавыми ногтями, алыми» губами, наглым взглядом… О Сильвии, все утро слонявшейся по дому в дешевом затрепанном халате и старых стоптанных шлепанцах. Сильвия, неухоженная, растрепанная, иногда неумытая, но всегда ослепительно красивая, никого не оставляющая равнодушным к своей грубой, вульгарной, похотливой красоте.
Флер до сих пор содрогалась при воспоминании о тех днях, когда Сильвия впервые появилась у них в доме и как она потешалась над его убранством и перевернула все вверх дном, заполнив дом своим дерзким смехом, своими запачканными помадой окурками, своими буйными друзьями.
Невозможно было представить себе, чтобы человек мог позволить такой женщине занять место ее матери, и все же, несмотря на враждебность и горькую едкую ненависть, Флер могла понять своего отца и лишившее его рассудка увлечение.
Вся ее порядочность и достоинство восставали против мачехи, но в то же время она не могла не замечать ее привлекательных свойств — свойств, присущих животным, но тем не менее неотразимых.
Поначалу Флер была смущена, сбита с толку, она ушла в себя, замкнулась в своем антагонизме. Но, осознав всю глубину порочности Сильвии, она ужаснулась — не за себя, за отца.
Очень медленно она начала многое замечать и понимать.
Флер встретила человека, который увлекся ею. Она пригласила его домой. Внимание, проявленное к нему Сильвией, то расположение, с каким она принимала его, сначала ввели ее в заблуждение.
Но когда этот человек стал избегать Флер, застенчиво, а потом и откровенно уклоняясь под разными предлогами от встреч, она поняла, что случилось.
Флер навсегда запомнила, как ночью выбежала из дома и брела вслепую под проливным дождем вдоль побережья, не ощущая ни грозы, ни тьмы в приступе смертельной дурноты.
Она не ушла тогда насовсем только потому, что любила отца, несмотря на все его слабости. Артур Гартон был талантливым литератором, но в женщинах он не понимал ничего.
В сорок пять лет он ушел от дел и поселился в Сифорде, где построил дом и поле для игры в гольф. И жил там счастливо со своими книгами у камина или на площадке с клюшкой для гольфа.
После смерти матери Флер он так бы и жил здесь спокойно до самой старости, если бы не встретил Сильвию.
Сильвия как раз подыскивала безнадежного идеалиста, вроде Артура Гартона, такого, который дал бы ей крышу над головой и оплачивал ее счета. Все оказалось проще простого. Они поженились через месяц после первого знакомства, а Флер узнала об этом, когда церемония уже состоялась.
Слишком поздно было возражать и напоминать отцу о женщине, отдавшей ему двадцать лет жизни и любившей его до последнего часа. Об этом позаботилась Сильвия. Она чуяла опасность и ловко умела предотвратить ее.
Однако после четырех лет супружества она утратила осторожность, недооценив своего мужа и его глубокую порядочность настоящего джентльмена. Обнаружив подтверждение того, о чем он давно уже подозревал, Артур Гартон как-то поутру пошел купаться и заплыл слишком далеко.
Шел август месяц, и никто не удивился, что, аккуратно сложив на пляже одежду, человек решил поплавать в Ла-Манше.
Записки он не оставил. Для всех это был просто несчастный случай. Одна Флер знала правду: отец не купался уже по меньшей мере десять лет.
Как раз накануне она встретила Люсьена. Они познакомились в Лондоне, где Флер гостила у школьной подруги.
Их представили друг другу, и как только руки их соприкоснулись и Люсьен с неподражаемой грацией, так характерной для его национальности, склонил голову, Флер все поняла.
Она чуть не задохнулась от охватившего ее пылкого и жаркого чувства, которое он легко мог прочитать в ее загоревшихся глазах.
Наверное, в этот момент он ощутил дрожь ее пальцев и тоже познал восторг и красоту вспыхнувшего между ними чудесного пламени.
Вскоре они признались друг другу в любви, и чувство это было тем более мучительным оттого, что Люсьен должен был уехать во Францию. Он был летчиком и находился в Англии в командировке при военном министерстве. Теперь ему предстояло вернуться и доложить о своей поездке.
— Когда я увижу тебя снова?
— Скоро, очень скоро, любимая.
— Но когда? — настаивала она.
Он пожал плечами, а затем ответил на ее вопрос поцелуями.
В этот момент было невозможно поверить, что судьба разлучит их, что они расстанутся надолго. Люсьен уехал, Флер вернулась в Сифорд, и вскоре утонул ее отец.
Флер была вне себя, она чуть не помешалась от горя, торопясь покинуть жилище, которое она называла своим домом и где нашла себе приют убийца ее отца.
Не сказав никому ни слова, она пересекла Ла-Манш и, бледная, словно» движимая какой-то потусторонней силой, явилась в замок Люсьена.
Люсьен был ей рад. Если он и удивился, как его мать, этому странному поступку, то не выказал своего удивления ни словом, ни жестом.
Он обнял ее, обещал, что они поженятся, и в восторге от всего этого она испытала глубокое и полное удовлетворение.
Они пробыли вместе всего полдня, когда Люсьена неожиданно вызвали в часть. Ни Флер, ни его мать это не взволновало. Они так мало обращали внимания на слухи об осложнениях международных отношений, что, когда Франция и Англия объявили войну Германии, это произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Только тогда они начали задумываться над тем, что это может означать для Люсьена… для них. Две недели спустя после объявления войны Люсьен де Сарду был убит…
Флер застегнула браслет часов и встала.
— Я готова, Мари. Пошли вниз?
— Вы посетите мадам?
— Разумеется. — Голос Флер смягчился. — Но сначала я хочу нарвать цветов — ее любимых белых роз.
Проходя по коридору, они услышали, как по гравию подъездной аллеи замка зашуршали шины подъезжавшего автомобиля. Обе женщины замерли. Кто бы это мог быть? В глазах друг друга они прочли страх. Потом Флер подошла к окну, находившемуся как раз над подъездом. К парадной двери медленно приближалась машина.
- Предыдущая
- 2/42
- Следующая
