Сэйл-мастер (СИ) - Мадоши Варвара - Страница 26

— Ничего не думаю, — Сандре предложили высказываться первой. — Я так поняла, у вас есть четкие каналы поставки? Свои люди? Вы мне сами говорили, что весь креатив начнется с Майреди.

Она не столько думала об ответе на вопрос, сколько разглядывала каюту капитана, где раньше ей бывать не доводилось. Ничего так. Аскетично. Только уж очень странные, ни на что не похожие амулеты висят на стенах. Вот что это может такое быть: решетчатый треугольник с закругленным нижнем краем и каким-то прибабахом сбоку? Такой символ плодородия?

Сандра знала, что символом плодородия может оказаться почти все, что угодно. Но зачем такой эфирнику? [37]

— У вас хорошая память, — благосклонно кивнула Княгиня. — Дело в том, что незадолго до отлета с Новой Оловати я выяснила, что связь со второй точкой на Жемчужине пропала. Возможно, это временное недоразумение, и они объявятся через пару дней, — Сандра и Людоедка кивнули.

Обе они хорошо представляли, что такое межпланетная связь на длинную дистанцию — изнурительные перевозки почты на корабликах того же типа, что и «Блик». Да что там говорить: на каждой планете «Блик» брал огромные пакеты писем для следующего пункта назначения. Перевоз почты оплачивался не так чтобы очень хорошо — еле окупить рейс с таким вот куцым экипажем, как их, — но тем не менее много судовладельцев на этом умудрялись сносно зарабатывать. Как правило, за счет особой или срочной корреспонденции. Ясное дело, при таком положении вещей письма подвергались превратностям фортуны и природным флюктуациям ничуть не меньше их перевозчиков. За историю освоения долгих планет очень много процессов о введении в наследство было инициировано раньше срока или надолго отложено.

— А возможно, — продолжала Княгиня, — там случился форс-мажор. Теперь на Жемчужине нам придется придумывать что-то другое.

Людоедка бросила на капитана короткий взгляд. Она ничего не произнесла, но Саньке почти физически послышалось: что-то заковыристое на немецком.

— Хочу услышать ваши предложения, — продолжила Княгиня.

— Жемчужина — водная планета… — раздумчиво начала Сандра.

— Соотношение суши и воды там такое же, как на Земле, — покачала головой капитан. — Просто поселений выше и ниже экватора там пока нет. Нечего там делать вдали от экватора. А на экваторе — островной пояс. Изумительной красоты места.

— Если уронить в океан в условленном месте? — спросила Сандра. — Берусь магией выпустить посылку из корабля так, что она выпадет из эфира в точно установленном квадранте. Шелк же там легкий?

— Двести метров всего, — кивнула Людоедка. — Граммов сто.

— Не выйдет, в Амбервилле, столице, есть ПВО. Предлагайте дальше, штурман.

— Да какое там ПВО, — начала Людоедка, — курам на смех! Помнишь, как мы…

— Каким бы оно ни было, — оборвала Княгиня старпома. — Промокший шелк — это полбеды. А вот за сгоревший мы ничего не выручим.

— Постойте, — в голове кормчей начала оформляться в голове некая идея, — а вот… говорите, сто граммов? И двести метров?

— Деточка, — снисходительно усмехнулась Людоедка (Сандра уже привыкла к этому «деточка», и не вздрогнула — только мороз по коже пошел). — Это же оловатский шелк. Четыреста метров через обручальное кольцо не предел. Неужели не видела?

— Видела, конечно, издалека просто, — Сандра тряхнула головой. — А колор какой?

— Писк сезона, само собой: красный. Капитан, может, покажете девочке?

Княгиня, кажется, чуть улыбнулась, подошла к своему сейфу, открыла его — просто за ручку, ибо сейф охранялся заклятьем — и достала оттуда небольшой тючок из коричневой бумаги. Растеребила угол.

Сперва Сандре показалось, что цепкие пальцы Княгини извлекли паутину с каплями росы. Потом — что тончайшую пленку с поверхности мыльного пузыря. Потом — дрожащее отражение пламени, оторванное от поверхности зеркала. Княгиня подхватила край, ткань обвисла, и сразу стала тонким слоем перламутровой краски на пальцах капитана.

— С-с ума сойти, — прошептала Сандра. Она первый раз видела оловатский шелк.

— Не надо, недостойный вас повод, — покачала головой капитан. — Вы, кажется, что-то хотели предложить?..

— Ага, — кивнула Сандра. Вид лужицы красного серебра, чуть ли не струйкой стекшего с ладони княгини на стол, здорово подстегнул ассоциативную память. — Марина Федоровна, вам когда-нибудь приходилось читать Александра Грина?

— Да, разумеется.

— «Алые паруса» помните?

— Естественно.

— Это что? — спросила Людоедка. — Об эфирниках?

— Нет, о моряках, — покачала головой Сандра. — Это рассказ про то, как придумали ткань провозить контрабандой вместо парусов. Ведь никто не может запретить капитану делать паруса из чего он сам захочет.

— Интересную мысль вы вынесли из этой истории, — Княгиня приподняла левую бровь. — Но вам не кажется, что таможня несколько неадекватно отнесется к нашему стремлению вынести за пределы порта шелковый аварийный парус?

— Я не об этом, — сказала Сандра. — Я о том, что контрабандную ткань можно замаскировать подо что-нибудь другое. Например, если этот… шелк, — как зачарованная, она не отрывала глаз от искусственного огня, — так легок и тонок, то его можно драпировать. Его можно сделать многослойным.

— Даже если мы сошьем из него занавески в кают-компанию, за таможню мы их не протащим, — фыркнула Людоедка. — Не такие идиоты там работают.

— Но, может быть, они могут увлечься? — глаза у Сандры горели каким-то неимоверно многообещающим с точки зрения Людоедки и Балл светом.

Здание Большой Таможни располагалось сразу за Сухим Портом. В ведение этого учреждения в числе прочего входил забор из местного заговоренного тростника железной твердости, и будьте уверены: охраняли его на совесть. За забором, в коем Таможня служила единственным пропускным пунктом, начинался городок Амбервиль, занимающий весь Янтарный остров и парочку соседних — Яшмовый и Аметистовый. Столица Жемчужины не отличалась красотой: в ней не было ни широких улиц, ни архитектурных изысков, ни разряженной публики, не даже сколько-нибудь пристойных питейных заведений. Зато имелись широкие полудикие пляжи в дивной красоты лагунах, нежно-салатовое теплое море и водопады, ниспадающие со скал. Но все эти чудеса, увы, оказывались запретны для тех экипажей, которым не удавалось пройти таможенный контроль.

На Жемчужину запрещен был ввоз предметов роскоши — всех вообще, а не только оловатского шелка. Но не потому, что они на ней производились, и правительство не терпело конкуренции. Наоборот. На Жемчужине не производили ничего, даже отдаленно напоминающего роскошь — любые излишества запрещались на этой пуританской планете законодательно. Эфирники редко покидают территории портов, а они от планеты к планете одинаковы; должно быть, не один капитан, провозивший сюда земной коньяк или золотую пудру с Белкали задумывался, кто может пользоваться всеми этими приятными мелочами в мире, где частная жизнь любого гражданина должна быть на виду все девятнадцать часов местных суток. Но — покупали. И платили хорошо, не торгуясь.

…Младший преподобный Еремия Сандерс, дежуривший по таможне, тоскливо косился на часы под потолком большого зала и ждал законного перерыва, когда можно будет выйти из здания Таможни на пирс, полюбоваться трепещущими на ветру листьями древовидной конопли и подумать о чем-нибудь постороннем, не связанным с потоком грешников из внешних миров. Грешников было не так чтобы много, но таможенникам вменялось в обязанности досматривать любого, выходящего из порта, включая персонал, а это прибавляло хлопот.

У чиновника нестерпимо ныли виски, и казалось — если он хотя бы в мыслях своих не отвлечется, его бедная голова взорвется, ошметки пролетят через весь зал и шлепнутся прямо на большой канцелярский стол старшего преподобного Боллинга. Как раз когда тот будет подписывать бумагу об очередном сокращении жалования с целью повышения благочестия. Думать пришлось бы под видом молитвы, но любой служитель церкви уже с ранга послушника вырабатывал жизненно необходимую способность всегда сохранять на лице молитвенное выражение.