РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ - Луначарский Анатолий Васильевич - Страница 26

Этот бог был справедливым богом, но он был демократическим богом и революционным богом. Он говорит, что человек должен быть кроток и смиренен, что он не должен бороться с врагами, он должен прощать обиды, он должен терпеть, но ради чего? Апостол Павел проповедует любовь так: прощай врагам своим. Это звучит очень по–христиански. Но затем он к этому сейчас же прибавляет: этим ты собираешь уголья на голову их. Это уже совсем не так любвеобильно.

Представьте себе такого христианина, которого обидели, которому кто–нибудь дал пощечину, и который потом подставил другую ланиту, и в это время думал: «А сколько угольев я тебе этим на голову положил!»[98] Разумеется, это не столько любовь, сколько терпение.

Главное, христиане должны были терпеть, не нужно было ни борьбы, ни завоеваний, нужно терпеть и ждать: придет избавление для тех, которых гнали, оно придет со вторым пришествием Христа, который появится с легионом ангелов. Это пришествие Христа будет настоящей революцией, но ее нужно понимать как чудо, исходящее от неба, а сами христиане в эту революцию вмешиваться не должны, только терпеть и ждать.

Вот в этом–то и заключается колоссальная разница между нынешним пролетариатом, между его идеями и стремлениями и идеями христианства. Тогда самая демократичность была чисто моральная. О демократии как об общественном активном классе, о демократичности как об общественном строе, как о государственном строе никто не говорил. Правда, евангелие учило, что ни королей, ни князей «у вас» не должно быть, но это относилось только к церкви, а как вообще устроен политически этот мир, оно не интересовалось. Апостол Павел говорит, что всякая власть от бога; он не хотел сказать этим, что хороша она, но ее бог посылает на испытание, вы должны терпеть, вы должны признавать власти предержащие и ни в коем случае не бунтовать. Бог знает их, этих царей неправды, и он вызовет их в свое время из гроба, когда настанет время суда, и воздаст им, но это сделает сам бог, а люди должны только терпеть и ждать, когда придет время воздания, когда бог придет судить неправедных, которым все зачтется, все запишется, что сделали они на этом свете.

Итак, мы видим, что это был социализм не творческий. Он не говорил о том, что нужно собрать все орудия производства, всю землю и отдать их трудящимся; он не говорил о том, что все богатства нужно сделать достоянием труда, который до сих пор только эксплуатировался; он не говорил о том, что всю землю со всеми ее богатствами нужно отнять у тех, которые не по праву владеют ею» передать в пользование тех, кто трудится, чтоб человек трудом своим оплодотворял землю и братски пользовался плодами трудов своих. Этого в христианстве нет, как нет веры п демократию, которой рекомендуется верить не в свои силы, а в небо, нет веры в народ и его труд, а есть вера в чудо. Об этом говорит рассказ о насыщении 5000 человек немногими хлебами. Основная мысль тут заключается в том, что если будет между людьми вера в любовь, то Христос поможет им как–нибудь прожить в этом мире, как–нибудь претерпеть это земное существование. Ведь все эти земные блага неважны, важно только одно — дождаться пришествия Христа, а там — там будет все, что только сердцу угодно, там будет чудная жизнь. Небо пошлет избавление, небо пошлет революцию, появится Христос, но не в таком виде, как приходил он в первый раз, он появится не кротким и терпеливым, а сильным и грозным, — это будет такая революция, какой никто себе и представить не может, перед которой совершенно бледным кажется даже наш большевистский переворот. Тогда солнце остановится, тогда все перевернется, все зажжется и запылает, реки и моря разольются, горы встанут и лягут, брат на брата восстанет, страшная гражданская война разразится, губительная и беспощадная, которую в конце концов прекратит вмешательство ангелов. Но все это сделается по слову божьему. Христиане не должны принимать в этом никакого участия, они не должны играть никакой активной роли, они должны только молиться. Претерпевший до конца спасен будет. Терпение, терпение и терпение — вот в чем заключается самая сущность учения.

В демократичности, социалистичности и революционности христианства мы видим пассивное начало, — нужно ждать, ждать и ждать, пока не взойдет солнце правды. Этим оно и отличается от нынешних социалистических революционных учений, которые требуют от пролетариата и крестьянства не пассивного подчинения, а активности, которые имеют перед собой задачу устройства людей тут, на земле, немедленно, которые требуют от демократии, чтобы она проявила себя активно. Научный социализм говорит человеку труда: соединяйся со своими братьями, организуйся, отнимай орудия производства у тех, которые пользовались ими для своего собственного блага, и обращай все эти мощные, могучие орудия, которые созданы капиталом, на благо всех.

Само собой разумеется, что раз этот социализм нужно устроить тут, на земле, раз есть сознательные трудовые массы, раз люди верят в себя, то могут совершить революцию сами, не ожидая, когда ее совершит несуществующий бог. И странно было бы слышать в 1918 году что революция придет со вторым пришествием Христа, что одна только надежда на это второе пришествие. Никто не утверждает теперь, что лучше подождать до второго пришествия, — такие речи принимаются теперь как насмешка. Когда кто–нибудь говорит теперь: это–де будет после второго пришествия, то это понимается совершенно в таком же смысле, как фраза — после дождичка в четверг.

Тогда же, в те далекие времена, в I веке, такое ожидание было совершенно естественно, но ждали этого пришествия изо дня в день, каждую ночь вставали и смотрели, не начало ли уже гореть небо со всех сторон, но появился ли уже Христос. Там была полная пассивность и пера в мощь другой силы, силы бога, — теперь мы активно хотим сами завоевать свое счастье здесь, на земле.

Настроение христианской демократии, на которое я указывал в прошлой лекции, оправдывалось крайней слабостью этой демократии. Вооруженное восстание как в то время, когда христианство гнездилось только в Палестине и в ее окрестностях, так и в то время, когда христианство распространилось почти на все большие города тогдашнего цивилизованного мира, было невозможно. Было сделано несколько безумных попыток в этом роде зелотами нехристианскими, но они все разбивались о железные легионы Рима. Таким образом, оставалось либо прийти в полное отчаяние, либо свое упование возложить не на самого себя, не на справедливость на земле, а на некоторую потустороннюю . справедливость — на справедливость божью. И вот христианство со всеми его разветвлениями и богатым миросозерцанием, этот замечательный миф, имевший за собой столько и моральной, и поэтической прелести, так глубоко связанный, как я указывал, с очень древним мифом о страдающем и воскресающем боге, как нельзя более подходило для того, чтобы спаять тогдашние общественные низы — рабов и пролетариев — в коммуны, полные веры и надежды, ожидавшие со дня на день второго пришествия Христа и вместе с ним начала справедливости, спаять их в социалистические общины, не производительные, впрочем, но потребительные, где все делилось более или менее поровну.

Но христианство шло к победе, и при этом оно. вовлекало в свой поток один большой город за другим вплоть до Рима. Постепенно оно стало вовлекать в себя и другие классы. Надо сказать, что, когда я говорю о тогдашнем пролетариате, вы его не должны представлять мало–мальски похожим на нынешний. Это не был фабрично–заводский пролетариат, это не был производительный класс. Тогдашний пролетариат был более или менее паразитарным классом, это была огромная масса крестьянства, разоренного в силу роста латифундий, т. е. громадных барских имений. В имениях этих обыкновенно заводилось скотоводство и широко применялся рабский труд, а обезземеленное крестьянство собиралось в города. Затем, часто отпускали рабов на волю. И хотя некоторые из таких вольноотпущенников переходили в буржуазию, занимались торговлей, богатели, но очень многие просто оставались бездомными людьми и присоединялись к пролетариату. В очень большие города, где раздавали хлеб из опасения голодных бунтов, где устраивали зрелища для масс, собирались десятки и сотни тысяч пролетариев; в Риме было, может быть, не менее миллиона этих разоренных людей, которые жили на счет государства, не делали ничего, в высшей степени плохо питались изо дня в день и были ужасно пригнетены и унижены каждый в отдельности, хотя всей толпы пролетарской иной раз и побаивались правители. Рабы и пролетарии были главной основой христианского движения, но оно, как уже сказано, стало вовлекать и другие классы.