Черный призрак - Лосев Владимир - Страница 69
- Предыдущая
- 69/91
- Следующая
Болельщики на последней сотне метров до финиша что-то бурно кричали, пытаясь подбодрить бегунов, но я видел только отрытые рты, из которых не вылетало ни звука, в Ушах набатом стучало сердце, а хриплое дыхание рвало перепонки. Пот из меня уже не тек, испарялся сразу, настолько горячим стало мое тело. Наверное, если бы пришлось бежать чуть больше, я бы взорвался, как котел в котельной, в который забыли закачать воду.
Самое неприятное началось, когда пересек финишную прямую и кое-как добрался до какой-то скамейки. Там с моих ног сорвали кроссовые туфли с тонкими металлическими штырьками, вделанными в подошву (они у нас были одни на всех и требовались другому бегуну), а я же просто сидел и мычал, ничего не понимая в том, что происходило вокруг.
Только часа через два я начал осознавать, что сижу босиком один в пустом парке. Рядом со мной на скамейке лежит пара потертых кед и пустая пластиковая бутылка с минеральной водой, которую, видимо, выхлебал, сам того не заметив.
Соревнование давно закончилось, все ушли, а никому не нужный и всеми забытый герой продолжал таращиться в пустоту.
Мне хотелось пить, но попросить об этом было некого, а встать я не мог, потому что мышцы на ногах превратились в твердый камень.
Я долго разминал икры непослушными руками, втыкая в них негнущиеся пальцы, и только через час смог подняться огромным волевым усилием.
Вода нашлась у выхода — обычная лужа на асфальте, оставшаяся после вчерашнего дождя. Я опустился на колени и пил, наслаждаясь каждым глотком, отгоняя поднявшуюся с асфальта муть и грязь, и только напившись, наконец сообразил, что мне нужно домой. Добрался кое-как к вечеру, и то благодаря тому, что меня подвез знакомый на своей машине, он случайно остановился у парка.
Позже выяснилось: мне удалось занять пятое место по городу, а это было совсем неплохо. Несмотря на приличный результат, больше никогда не участвовал ни в одном соревновании, помня ту жуткую муку, близость к смерти и одиночество умирающего, которого бросили в парке.
Так вот, после этой ночи у меня так же не было сил, как и тогда после тяжелой кроссовой дистанции. Шевелиться не хотелось совсем.
Дверь открылась, в кухню вошел профессор. Он с интересом взглянул на меня и улыбнулся как-то странно, одними глазами — видимо, понял, что произошло со мной и его дочерью. Почему-то мне было все равно, что он думает об этом.
— После завтрака снова отправимся к лабиринту, — проговорил Сергей Сергеевич и взял сосуд с каким-то напитком; он хмурился, что-то сосредоточенно обдумывая. — Хорошо, что вы встали, юноша, а то я как раз собирался вас будить.
— А мне это надо? — вяло поинтересовался я.
— Не понял…
— Я о походе к лабиринту. Мне вдруг жить захотелось…
— Позвольте мне вам напомнить о том, что вы договор заключили с вашим работодателем, а значит, должны его исполнить.
— Вот в этом не уверен, — вздохнул я, допивая то, что осталось в цилиндре, и отправляясь за новой порцией чего-то мне непонятного, но бодрящего не хуже утреннего кофе. Моя голова понемногу становилась на место, и в ней даже появились здравые мысли. — В договоре ничего не говорилось о предстоящей опасности, следовательно, его можно оспорить.
— Кроме вашего работодателя у вас, юноша, есть еще долг перед человечеством.
— А вот с ним я точно никакой договор не заключал, насколько мне известно, оно мне ничего не обещало, а значит, и я ему тоже ничего не должен.
— Когда люди узнают, что путь к звездам открыт, вы станете героем…
Я представил себя спасителем человечества и рассмеялся. Ну никак я не подходил для этой роли, ростом не вышел. Хотя, если подумать, должно быть приятно…
Девушки бросают мне цветы, мужчины хмурятся, играя желваками…
— Вы ошибаетесь, профессор, человечеству чужие планеты не нужны, им своя-то не очень нравится, иначе не загадили бы ее так, что на ней почти невозможно жить. Вот уже и потепление начинается от дыма заводов и фабрик, потом ледниковый период наступит…
— Открыв путь к звездам, вы сможете спасти людей от вымирания…
— И даже в этом случае окажется, что большинство замечательно себя чувствует на Земле и в ледниковый период. Никто никуда не двинется. Вспомните: когда открыли Америку, многие ли рванули с насиженных мест? То-то и оно, что поплыли на кораблях в основном неудачники, которым ничего не светило в Старом Свете. К тому же, насколько мне известно, своих спасителей человечество обычно распинает на крестах. Так?
— В ваших словах есть горькая правда, — признал профессор. — Наверно, к звездам отправятся немногие, но неужели вам не хочется, чтобы мы приобрели новые технологии, которые сделают нашу жизнь лучше?
— На Земле все новые знания и технологии используют в первую очередь для того, чтобы убивать друг друга. Только появились первые компьютеры, как заговорили о роботах-шпионах и роботах-убийцах. И вот уже летают беспилотные самолеты, выпускающие боевые ракеты, по земле ползают танки без экипажа, стреляющие из автоматических орудий. Вы представляете, что мы сотворим с помощью чужих технологий?
— Что?! — Сергей Сергеевич задумался, потом хмуро пробормотал: — Вы как-то неожиданно поумнели, молодой человек. Я даже оказался к такому повороту не готов. Слушая вас, понимаю, что вы во многом правы. Но откуда в таком молодом человеке, как вы, эта горечь и цинизм? Это я должен говорить такое. Вы же должны быть настроены на новое, позитивное…
Мне сразу захотелось сказать, что мое резкое поумнение по сути есть благотворное влияние инопланетной расы, которая этой ночью учила меня уму-разуму, но вовремя прикусил язык.
Попробуй выжить, оказавшись в объятиях цунами, а выжив, начинаешь многое понимать.
Сергей Сергеевич какое-то время молчал, обдумывая сказанное, потом произнес:
— И все-таки я не могу отказаться от своей мечты. Сила человеческой расы в том, что мы все время рвемся вперед. Действительно, покинуть свой дом и отправиться в неизвестность способны немногие, возможно, пойдет даже не самая лучшая часть человечества, но именно такие люди во все времена делали историю.
— И что из этого? — согласился я, отпив напиток. Одно удовольствие после ночи, проведенной с любимой женщиной, разговаривать о чем-то высоком с ее отцом, обескураживая его своим умом и редкими познаниями. И вдвойне приятно, когда любимая считает тебя кретином. — Нам известна история, которую они сотворили: в ней только войны и тотальное уничтожение людей.
Профессор вздохнул.
— И это правда, но вы, юноша, такой же отверженный всеми человек, как я. Разве вы не чувствуете себя чужим в столице?
— А такие люди, как я, везде чужие, — ответил, пожав плечами. — Меня никто не ждет не только в столице, но и на моей родине, в небольшом провинциальном городке; работы там нет, денег тоже. И, думаю, дело не во мне. Время такое сейчас безжалостное: никто никого не ждет и не любит.
— Разве вам не хочется отправиться куда-нибудь на далекую планету, чтобы повстречаться с кем-нибудь умнее вас?
— С более умными инопланетянами я встречался, они уже назвали меня тупицей. Так что такой опыт у меня есть, думаю, то же самое ждет и все человечество в целом — назовут тупыми и запретят к нам кому-либо прилетать и приходить, пока не поумнеем.
— Почему?
— Да потому что мы всегда хватаемся за дубину, когда нам что-то не нравится.
— Вы говорите о моей дочери Насте… — вздохнул профессор. — Она еще очень молода, а значит, чересчур категорична и нетерпима, для нее не существует полутонов, девочка видит только черное и белое, поэтому резко судит обо всем.
— Так и есть, — ответил я и снова припал к трубочке цилиндра, который для меня принес Сергей Сергеевич. По вкусу напиток напоминал яблочный сок, очень неплохо освежал, и от его благотворного действия пустыня в моем желудке стала постепенно сокращаться. — Но она и в самом деле умнее меня.
— И все же вам стоит попробовать еще раз войти в лабиринт. Если не хочется стать разведчиком человечества, то почему бы просто не исполнить свои обязательства по договору?
- Предыдущая
- 69/91
- Следующая
