Книга суда (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 73

Не знаю, откуда взялись силы, наверное, я просто испугалась, что и вправду могу убить его, но пистолет я отобрала, и на всякий случай отшвырнула подальше.

- Значит, не хочешь помочь. - Он стоял, опираясь одной рукой на стену. - Нечестно, Коннован, я ведь помог тебе когда-то, хотя ты и не спросила, хочу ли… но я понимаю, самому легче, чем кого-то. Я больше не буду тебе мешать, чес-с-сное слово. Вот посижу немного и уйду. - Рубеус садится тут же, у стены. - Посиди со мной, пожалуйста. Недолго. Я скоро уйду.

- Куда уйдешь?

Сажусь, руки дрожат, колени дрожат, я вся трясусь, как осиновый лист. Он ведь не соображает, что чудом избежал смерти.

- Куда-нибудь. Ты хорошая, а я - идиот. Я все время пытался сделать так, чтобы всем было хорошо, а получалось только хуже и хуже. Сначала я тебя использовал. Молчи. Не перебивай, ты просто не знаешь. Я выкупил тобой собственную шкуру. Предал. И потом предавал снова и снова. Выбор был, и я выбирал. Только всякий раз почему-то мне казалось, что-то, другое, важнее, а ты и сама справишься. А потом как-то так получилось, что я перестал быть собой. Не уходи, я еще не договорил.

- Не ухожу. Больно?

- Это? Нет. - Он дотронулся до разодранной щеки, крови почти не было, но царапины выглядели угрожающе-глубокими. Неужели это я его? Конечно, я, кто ж еще, вон, на когтях тонкая пленка застывающей крови.

Твоя кровь похожа на жидкий жемчуг…

Круглые жемчужины драгоценным дождем сыплются на пол…

Ты потеряла, возьми…

Кто кого предал? Кто кого обманул и обманывал ли? Или я просто уже не в состоянии никому верить?

- Я ведь слышал, как ты звала. Только зов, он словно из ниоткуда шел. И мне говорили, что я не успею, что не найду, потому что Проклятые земли большие. Ну а вокруг столько дел, которые никто кроме меня не сделает… У меня обязанности, долг Хранителя, Хельмсдорф, регион… казалось, что это важно, хотя на самом деле теперь мне абсолютно наплевать, что станет и с регионом, и с Хельмсдорфом. На хрена они мне?

- Не знаю.

- И я не знаю.

Стена холодная, а пол жесткий. Рубеус держит меня за руку, и я не пытаюсь вырваться. Я думаю о том, что вероятно Карл прав, и мне пора повзрослеть. Хватит убегать, хватит прятаться, от себя ведь не убежишь. Белая пыль на темных волосах Рубеуса похожа на седину, смахнуть, прикоснуться… мне ведь нравится прикасаться к нему.

Ох и не следовало мне этого делать, резким рывком Рубеус притягивает меня к себе и, не обращая ни малейшего внимания на сопротивление, обнимает, крепко, не вырваться, не вдохнуть.

- Пусти, больно же!

- Прости, прости, прости… - лихорадочный шепот, горячие руки, то робкие, то наглые, жесткие обветренные губы, больные безумные глаза и запах спирта… он ведь даже не понимает, что делает.

Или понимает? А я боюсь. Не его - себя самой. Боюсь того, что он уйдет, и боюсь того, что останется. Боюсь оскорбить недоверием и боюсь поверить. А вдруг снова обман?

- Прости, пожалуйста…

Словно стою на самом краешке карниза, внизу пропасть, и нужно решиться, прыгнуть, как раньше, но раньше я верила Ветру, а теперь… верить больно.

- Прости.

Губы касаются губ, и сердце падает в ту самую чертову пропасть.

- Ты сумасшедший…

- Да.

- Ты пьяный.

- Да.

- Ты… невозможный. Но я, кажется, все равно тебя люблю…

- Да.

- Но если ты снова сделаешь мне больно, я убью тебя.

- Убей. Сейчас, потом… не важно, главное, не уходи.

Вальрик

Звон, звон, звон… когда же он затихнет. Унылое дребезжание раскалывало череп, парализуя волю, а мир вокруг вертелся, то замирая на мгновенье - и тогда можно было рассмотреть комнату - то снова улетая в безумном круговороте. Закрытые глаза или открытые - разницы нет, это вращение жило где-то внутри, доставляя почти невыносимую муку. И чем дольше Вальрик лежал, тем хуже становилось. Нужно встать. Собраться с силами и встать. Или хотя бы сесть для начала.

Мир, совершив кувырок, застыл. Комната, обыкновенная привычно-серая, без окон и мебели - не считая кровати, на которой Вальрик сидел. Раздражающе белым пятном выделялась дверь. Если дойти до двери, то мучение прекратиться. До двери, нажать ручку, переступить порог… окунуться в блаженную тишину. Звон нарастает, сворачиваясь тугими спиралями, а от резких вспышек света мутит. Нужно дойти, просто дойти. Осторожно, по стеночке. Сведенные судорогой мышцы казались деревянными, но если медленно, не совершая резких движений, то… то мир снова принялся вращаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Зато стена неподвижна. Шершавая поверхность под ладонями была успокоительно прохладна. Идти по стене, смотреть на стену, не слушать колокольчики. На третьем шаге Вальрика все-таки вырвало, но странное дело - стало легче, во всяком случае, звон исчез.

Уроды… какие же уроды, лучше бы сразу пристрелили, чем так. Вальрик не сомневался, что рано или поздно сдохнет, в этой ли комнате или в другой, или опять в бесконечном коридоре с белыми стенами, или на операционном столе во время очередного эксперимента. Цепляться за жизнь нет смысла, но и умирать подобным образом унизительно. Значит, опять нужно идти. К двери. Шесть шагов по полу, который то норовит упасть, то поднимается пластиковой волной. На самом деле комната неподвижна, просто с ним что-то сделали, отчего все вокруг такое…движущееся. Ничего, он сумеет, он доберется до двери… и дальше тоже… даже если там снова коридор, он сумеет. За коридором будет место, где собираются люди в белых халатах. Их нужно убить.

Руки упираются в косяк. Металлические петли, ровная поверхность и ручки нет. Дверь открывается вовнутрь и, значит, никаких шансов выбраться… Вальрик опустился на пол, обхватив раскалывающуюся голову руками, по пальцам текло что-то липкое. Кровь? Кровью можно рисовать. Неровные, смазанные линии… круг… квадрат… крест.

Бога нет. И милосердия нет. И любви тоже нет, она не способна выжить в этом мире. И чести нет. Только ложь и предательство. Все лгали, а он верил. Дверь заперта.

Это нечестно. Ладони ощупывали гладкую поверхность… толкнуть. Ударить. Бесполезно. Красные следы на белом пластике. Почему они не открывают? Они же видят. Не могут не видеть. Любой эксперимент требует наблюдения. Откуда ему это известно?

В памяти пусто. Звон, свет и движение. Пол белыми волнами подкатывается к ногам, потолок прогибается, но стена неподвижна. Опереться, встать - потолок замирает в нескольких миллиметрах от головы - вдохнуть поглубже и… сосредоточиться. Не думать ни о стенах, ни о потолке, ни о чем, кроме двери… должна быть ручка… возможность открыть… просто не видит… спрятали. Сосредоточиться и отыскать. Представить, что за дверью такое место, где людей нет, ни конвоиров, ни исследователей, ни таких же как сам Вальрик, обреченных на изучение… только покой, ему так нужно немного отдохнуть.

Вторая дверь проступила рядом с первой, медленно и постепенно, явно покалывая ладони холодом. Металл и иней. Почти красиво, белое кружево на серой стали, Вальрик и забыл, как выглядит кружево.

Замка нет, зато есть ручка. Нажать. Дверь открывается с протяжным скрипом. По босым ногам тянет прохладой, и темнота, заглядывая внутрь комнаты, дружелюбно улыбается, обещая долгожданный покой.

Не холодно и не жарко. Коридор с зелеными стенами, ровные шеренги одинаковых дверей, хрупкие трубки ламп, прилипшие к потолку. Тишина. Вальрик сразу и не поверил, что возможна такая блаженная успокаивающая тишина. И чтобы свет глаза не резал, и ни единого белого пятна вокруг. Он хотел засмеяться, а вместо этого заплакал.

Ерунда какая, он не должен плакать, причин ведь нет: все закончилось, Вальрик понимал каким-то десятым недовырезанным имперскими хирургами чувством. Здесь его не достанут, выяснить бы еще, где это «здесь» находится. Но потом, сначала отдохнуть, можно прямо тут, на полу, просто посидеть несколько минут, привыкая к тишине… и успокоиться.