Тридцать Шесть Валентинок (ЛП) - Куин Джулия - Страница 12

Она пожала плечами и позволила ему помочь ей встать.

– Я не знаю, что вам на это ответить, – сказала она, – за исключением того, что такие коньки как мои весьма распространены в Сассексе.

Дэвид посмотрел вокруг: на бедного, несчастного Дональда Спенса, который получил ощутимый толчок в спину от своей матери, леди Моленд. Моленды, он был практически уверен, происходили из Сассекса, но их коньки совершенно не походили на те, что были на Сюзанне.

Дэвид и Сюзанна проковыляли к краю льда, – действительно, кто не знает, как трудно идти на коньках по земле? – и затем он помог ей ступить на лед.

– Следите за равновесием, – проинструктировал он, наслаждаясь тем, как она сжимала его руку. – Помните, что главное – в коленях.

– Спасибо, – пробормотала она. – Я помню.

Они продвигались все дальше по льду, Дэвид вел их к менее загруженной части катка, где ему не надо будет волноваться, что в них врежется какой–нибудь фигляр. Сюзанна, казалось, чувствовала себя на льду вполне естественно, отлично держала равновесие и полностью отдалась ритмичным движениям скольжения на коньках.

Дэвид сузил глаза, начиная кое–что подозревать. Трудно было вообразить кого–то, кто также быстро научился бы кататься на коньках, как эта худенькая девушка.

– Вы катались на коньках прежде, – сказал он.

– Несколько раз, – призналась она.

Только чтобы увидеть, что произойдет, он быстро остановился. Она тут же остановилась, превосходно справившись с задачей, не потеряв равновесия ни на секунду.

– Возможно, больше чем несколько раз? – спросил он.

Она прикусила нижнюю губу.

– Возможно, даже больше дюжины раз? – спросил он, скрестив руки на груди.

– Э–э, возможно.

– Почему вы сказали мне, что не умеете кататься?

– Хорошо, – сказала она, скрестив руки на груди, прекрасно имитируя его позу, – быть может потому, что искала повод отказаться от приглашения.

Он отшатнулся, сначала удивленный ее честностью, но затем скорее восхищенный ею. Статус графа, особенно богатого и влиятельного, предполагал наличие определенных преимуществ. Но наличие знакомых, честно высказывающих свое мнение, в их число не входило. Дэвид не мог вспомнить ни одного, кто, смотря ему в глаза, сказал бы то, что он действительно думает. Окружающие имели склонность говорить ему только то, что они считали, он хотел услышать, а это, к сожалению, редко бывало правдой.

Другими словами, Сюзанна была достаточно храбра, чтобы сказать ему то, что думала. Дэвид был поражен тем, сколько удовольствия это ему доставило, хотя, по правде говоря, она оскорбила его.

А потому она заслужила его улыбку.

– И вы передумали?

– Насчет катка?

– Насчет меня, – произнес он мягко.

Ее губы приоткрылись, его вопрос поверг ее в шок.

– Я… – начала она, и он видел, что она не знала, как ответить. Он начал говорить что–то, спасая ее из возникшего неудобного положения, но тут она удивила его, подняв к нему взгляд, и с той прямотой, которую он нашел столь соблазнительной, совершенно просто сказала: – Я все еще думаю.

Он тихо рассмеялся.

– Полагаю, это означает, что я должен буду приложить немало усилий для убеждения.

Сюзанна покраснела, и он понял, что она подумала об их поцелуе.

Ему это понравилось, поскольку он сам мало еще о чем мог думать в течение прошедших нескольких дней. Сознание, что она испытывает то же самое, сделало его пытку немного более терпимой.

Но сейчас было не время и не место для обольщения, и потому вместо этого он решил выяснить, насколько сильно она лгала о своих навыках катания.

– Насколько хорошо Вы катаетесь на коньках? – спросил он, отпуская ее руки и слегка подтолкнув ее. – Правду, пожалуйста.

Она, не колеблясь ни секунды, со свистом пронеслась вперед на несколько футов и затем стремительно остановилась, выполнив все великолепно.

– На самом деле, почти хорошо, – ответила она.

– Насколько хорошо?

Она улыбнулась. Не совсем искренне.

– Довольно хорошо.

Он скрестил руки на груди.

– Насколько хорошо?

Она мельком взглянула на лед, оценила положение людей вокруг и затем рванула прямо в его направлении.

И в то время, когда он был уже совершенно уверен, что она врежется в него, свалив их обоих, она выполнила аккуратный легкий поворот и обогнула его, под конец вернувшись назад, откуда начинала, в двенадцатичасовое положение.

– Внушительно, – пробормотал он.

Она сияла.

– Особенно для того, кто не катается на коньках.

Она продолжала сиять, но ее глаза стали немного робкими.

– Какие еще приемы? – спросил он.

Казалось, она колеблется, потому Дэвид добавил:

– Продолжайте. Хвастайтесь. Я даю Вам разрешение.

Она рассмеялась.

– О! Что ж, если оно у меня есть … – Она откатилась на несколько шагов, затем остановилась и стрельнула в него взглядом, полным озорства. – Я никогда и не мечтала сделать это без Вашего разрешения.

– Конечно, нет, – проворчал он, но его губы предательски подрагивали.

Она огляделась, очевидно, чтобы удостовериться, что у нее есть пространство для маневра.

– Никто даже не смотрит в Вашу сторону, – сказал он. – Лед полностью в Вашем распоряжении.

Полностью сконцентрировавшись, она прокатилась на коньках несколько ярдов, пока не достигла желаемой скорости, и затем, к его полному удивлению, она начала вращение.

Вращение. Он никогда не видел ничего подобного.

Ее ноги не отрывались ото льда, но так или иначе она совершила оборот раз, два, три…

О боже, она сделала пять полных оборотов прежде, чем, сияя от радости, остановилась.

– Я сделала это! – выкрикнула она, звонко смеясь.

– Это было удивительно, – сказал он, подкатившись к ней. – Как Вам это удалось?

– Я не знаю. Я никогда прежде не выполняла пять полных оборотов. Только три, иногда четыре, если мне очень везло, а половину попыток я заканчивала падением. – Сюзанна говорила быстро, охваченная волнением.

– Напомните мне не верить Вам в следующий раз, когда Вы скажете, что чего–то не умеете делать.

У нее была своя причина, из–за которой его слова вызвали у нее улыбку. И эта улыбка проникла глубоко в самое сердце и душу. Она провела последние несколько месяцев, чувствуя себя неудачницей, всеобщим посмешищем, постоянно напоминая себе обо всем, что не могла или не должна была делать. И вот сейчас этот человек – этот замечательный, щедрый, умный мужчина – говорит ей, что она может делать все, что угодно.

И поддавшись магии момента, она почти поверила ему.

Сегодня вечером она вернется к действительности, напомнив себе, что Дэвид – граф, и даже хуже – Мэнн–Формсби, и что она, вероятно, пожалеет о том, что ее видели с ним. А пока, в это самое время, когда снег и лед блестят на солнце подобно алмазам, когда холодный ветер словно пробудил ее после длительного, глубокого сна, она просто собирается наслаждаться жизнью.

И она рассмеялась. Она смеялась здесь и сейчас, не думая о том, как она выглядит, и как звучит ее смех, и если кому–то вздумалось бы наблюдать за нею, то он вполне мог принять ее за сумасшедшую. Она смеялась.

– Вы должны рассказать мне, – сказал, подъехав к ней, Дэвид. – Что Вас так позабавило?

– Ничего, – сказала она, все еще не отдышавшись. — Я не знаю. Я счастлива, вот и все.

Что–то изменилось в глубине его глаз. Раньше он смотрел на нее со страстью, даже с жаждой, но теперь она заглянула глубже. Словно он только что впервые взглянул на нее и никак не мог оторвать от нее взгляда. Возможно, это был натренированный взгляд, и он использовал его и прежде на тысячах женщин, о, нет, как же Сюзанне не хотелось так думать.

Как давно она не чувствовала себя особенной.

– Возьмите меня за руку, – сказал он, и она взяла, и вскоре они молча заскользили по льду, двигаясь медленно, но плавно, стараясь вовремя избегать других катающихся.

И тут он задал ей вопрос, которого она никак от него не ожидала. Его голос был спокойным и почти небрежным, но его напряжение выдавала рука, крепко сжимавшая ее руку.