Колосья под серпом твоим - Короткевич Владимир Семенович - Страница 83

• Предыдущая
• 83/182
• Следующая

Алесь оглянулся и увидел пана Мнишека и Юлиана Раткевича, того самого представителя младшего поколения, который когда-то на дворянском собрании подал записку о необходимости освобождения крестьян. Нервное желтоватое лицо Раткевича было сдержанно-злым.

— Я просил бы вас не шутить так, — спокойно сказал Раубич. — Я, наконец, сам пригласил вас к себе.

— Извините, — ответил Мусатов, — я приехал не вчера и не завтра, как вы меня приглашали, а сегодня. Сами понимаете, дела… Но я от всей души благодарю вас за лояльность и за постоянную готовность помогать властям.

— Не стоит благодарности. В конце концов кому, как не нам, заботиться о порядке в округе.

Алесь уже ничего не слушал, потому что за спинами Мнишека и Раткевича он вдруг увидел моложавое и наивное лицо… пана Выбицкого, загорщинского эконома. Выбицкий прятал виноватые глаза и чувствовал себя неловко, словно был пойман с поличным. И это было понятно, потому что он не должен был здесь быть: еще вчера пан Адам Выбицкий на день отпросился у пана Юрия, чтоб съездить за покупками в Суходол.

Недалеко же он отъехал от Загорщины.

Стало б удивиться этому, однако, в конце концов, это было его дело…

К тому же тут сидел холуй, сыщик, которого нельзя было допускать в дела своих людей. Для какой-то цели Раубич пригласил Мусатова сюда, освободив для себя один день. Плохо же Раубич его знал. Такой всегда явится тогда, когда его не ждут.

Алеся не интересовали дела пана Раубича. Но он видел, что Мусатов с любопытством наблюдает за встречей эконома и молодого хозяина. Зоркие зеленоватые глаза смотрели иронически-вопросительно.

Загорский достал из кармана бумажник и начал рыться в нем.

— Здравствуйте, пан Адам, — неохотно, как будто сердясь на эконома, сказал он и достал из бумажника сто рублей.

— Добрый день, пан Алесь, — ответил Выбицкий.

— Отец очень недоволен вами, — сказал Алесь и увидел, как испуганно вздрогнули ресницы у эконома. — Он считает, что вы могли б закончить дело быстрее… Возьмите вот.

Рука Выбицкого нерешительно взяла деньги.

— Вы задержались на лишний день и за это время не могли добиться даже маленькой скидки. Вы знали, что без Шаха нашему заводу гибель, и ничего не добились. По вашей милости мы переплачиваем пану Раубичу сто рублей за этого жеребца.

Выбицкий наконец понял. Настолько понял, что даже «возмутился»:

— Вы еще слишком молоды, князь, чтоб читать мне нотации.

— Молод я или нет, не вам судить. Я хозяин и вместе с отцом плачу вам деньги… Думаю, напрасно плачу.

— Извините, князь, — испуганно сказал эконом.

Мусатов отвернулся, очевидно потеряв всякий интерес к собранию.

Алесь взглянул на Раубича и решил подколоть немного и его за то, что приходится ехать на прогулку черт знает куда:

— А вы, пан Ярош, поступаете совсем не по-соседски — пользуетесь нашей острой нуждой и торгуетесь, как будто мы чужие. Не уступить какой-то там сотни!

— Себе дороже, — растерялся Раубич.

— Тут дело в принципе. Отношения не могут быть добрососедскими, если сосед не уступает соседу.

Глаза Раубича смеялись.

— Ну, довольно уже, довольно, — сказал он. — Мы тут без вас столковались с паном Выбицким. Шах отправится в Загорщину сегодня же. Я отказался от прибавки. И… простите своего эконома.

— Да я и сам не хотел бы сердиться, — сказал Алесь. — Я ведь знаю его неподкупную честность. Знаю, что он не станет заниматься ничем, кроме хозяйских дел. Просто обидно было.

Жандарм теперь уже совсем не слушал. Наоборот, сам завел спор с Раткевичем. Нес что-то такое, о чем можно было прочесть в любой правой газете.

Алесь чувствовал, что само присутствие этого человека здесь, у Раубича, оскорбляет его чувство к Майке и даже воздух любимого дома.

— Я просил пана Мусатова о помощи, — сказал Раубич. — Просто черт знает что. В моей Хадановской пуще какие-то подозрительные люди. Имеются вырубки. На днях объездчик видел у костра вооруженных людей.

— Сделаем, — сказал Мусатов. — Надо связаться с земской полицией. Ну, и конечно, вы сами должны помочь людьми.

Жандарм окончательно успокоился. А Загорский смотрел на Раубича и сам почему-то чувствовал, что тот говорит неправду.

«Просто пригласил этого голубого сыщика, — думал Алесь, — пригласил, чтоб отвлечь внимание от чего-то. Не ожидал, что приедет именно сегодня. Перестарался, пан Ярош. Этак играя, можно и голову свернуть».

И вдруг озорная мысль пришла ему в голову. Собственно говоря, ничего не стоило вытурить отсюда Мусатова, причем так, что он ничего и не заподозрит. «Не выпендзам, але бардзо прошэ». Пускай побегает. А между тем воздух в Раубичах сразу станет чище.

— По-моему, вы не туда смотрите, пан Раубич.

— Что-нибудь знаете? — спросил Мусатов.

— Ничего не знаю, — сказал Алесь. — Но страху сегодня натерпелся. Счастье, что пистолет был с собой, так я вынул его из кармана, чтоб рукоять торчала. Полагаю, только потому и обошлось. А иначе мог бы и головой поплатиться. Во всяком случае деньги отдал бы не Выбицкому, а кому-то другому…

— Кому другому?

— Еду сюда, только миновал камень Выдриной гребли, — ну, еще там, где лес у самой дороги, — пересекает дорогу человек на вороном коне. Стал на обочине и смотрит. Да внимательно так, недобро. Глаза синие, беспощадные. Из переметных сум пистолеты торчат. Постоял, улыбнулся моему демаршу с пистолетом, погрозил пальцем и исчез в направлении Днепра… Ушел, видимо, на Кортовский лесной остров.

— Почему так думаете?

— А потому. Возле Кортова единственный на всю ту излучину Днепра брод. Удобно. Если переправляться да в Янову пущу идти, то только там. А днем переправиться не рискнет, так и на Кортовском острове пересидеть можно.

— Лица не запомнили?

— Почему же нет? — Алесь бил на то, что Мусатов ничего не знает о двух встречах его с Войной. — Нос с горбинкой. Лицо загоревшее такое, цвета горчицы. Я почему и подумал, что подозрительно: нельзя обыкновенному человеку, который сидит под крышей, ну вот хоть бы вам, пан Мусатов, так загореть. Сразу видно, что не сидит, а целыми днями под солнцем скачет… Что еще? А, волосы черные, и как будто кто в них паутиной сыпнул. Все сединой перевиты…

Мусатов побледнел.

— Вот какие дела. Если уж искать, то не в Хадановской пуще, а в Яновой. Да и Кортовский остров прощупать не мешало б.

Алесь поднялся и вышел из комнаты. Раубич, немного обождав, вышел за ним.

— Здорово это у тебя получается, — сказал он. — Выручил… Зарезал ты меня без ножа! Шаха теперь отсылай… И врешь-то ты все в свою пользу.

— А кто это в чужую пользу врет? — спросил Алесь.

— Т-так.

— Ничего, за коня вам заплатим.

Глаза пана Яроша с нежностью взглянули на юношу.

— Хочешь — оставайся, — с неожиданным порывом сказал он. — Не езди.

— Нет, — ответил Алесь, — с Михалиной беседовать приятнее, чем с собственным экономом.

— Гордый, — сказал Раубич. — Так и не простишь?

— За что? У вас свои дела, у меня — свои.

Когда Майка и Алесь вышли на конный двор, до их ушей долетел громкий цокот копыт. Аполлон Мусатов не выдержал Алесевой вести, а юноша на это и рассчитывал.

Жандарм выехал со двора умышленно медленным шагом, не роняя достоинства, как будто бы его нисколько не взволновала весть о появлении Войны. Однако на длительное время выдержки у него не хватило, и он пришпорил так, что только пыль закурилась под копытами коня.

Они ехали опустевшими раубичевскими ржищами, и Алесь учил Михалину ездить «по-настоящему».

— Ты сиди в седле только в то время, когда конь идет шагом. А когда переходит на рысь или галоп, ты становись в стременах и наклоняйся вперед. Галоп будет ровный, и ты не будешь прыгать в седле. Красота такого полета чудесная, удобство необыкновенное. Ну, погнали.

Решили ехать к руинам загорского замка, а оттуда в лес. Майка настояла, хотя Алесь и считал, что это далеко. Но ей хотелось туда, потому что это была дорога счастья, и руины, и дно той криницы, в которую они, дети, заглянули когда-то.

• Предыдущая
• 83/182
• Следующая