Очень темное дело - Кораблев Артем - Страница 36

• Предыдущая
• 36/37
• Следующая

— Мужики, помогите, — опять взмолился голос из ямы.

Федя стал на колени и посветил вниз, Петька перевесился над его головой. Не так уж и глубоко, метрах в пяти от них, среди обломков досок, прямо на полу лежал огромный бородатый человек и смотрел вверх. К одной ноге у него ремнем от брюк была примотана деревяшка. Это был тот самый бородач-археолог с горы Митридат. Вот он — «слонопотам»!

— Ребята, это вы? — спросил человек. — Посветите себе на лица. Я не вижу.

Федя исполнил его просьбу.

— А где уголек? — спросил бородач. — Я думал, вас только двое.

— Четверо, — почему-то честно ответил Федя.

— Мужики, выбирайтесь отсюда. И меня не забудьте, пришлите помощь. Я ведь из-за вас тут сижу.

— Мы дороги не знаем, — сказал Петька.

— Это я вам объясню. Берегитесь этих сволочей, особенно курчавого, Георгиади Андрея. Такая сволочь, каких поискать. Я знаю, наверняка вы с ними. Это негодяи.

— Мы уже знаем, — остановил его Федя. — Только не знаем, чего они хотят.

— Вы уже таскали им снаряды? — спросил бородач.

Федя поразился его осведомленности.

— Да, — в один голос ответили они с Петькой.

— Снаряды им и нужны, они из них тротил для взрывчатки вытапливают.

«Эсэс», — догадался Федя.

— А потом продают всякой сволоте преступной, — продолжал тем временем бородач. — Людей, гады, гробят. Эта гнида Георгиади мне еще прошлой осенью предлагал. Он тогда у нас в партии подрабатывал. Я послал его подальше и обещал набить рожу, если узнаю, что он еще кого-то на такие дела подбивает. А потом вы подошли ко мне и стали расспрашивать про Старый Карантин и этого Вениаминовича. Я сначала не вспомнил, а потом как стукнуло: какой-то Вениаминыч в прошлом году у нас крутился, когда я Андрея-то послал. Только вы говорили, археолог, а он никакой не археолог, а негодяй, шантрапа. Вот я и не сразу сообразил-то. А когда сообразил, сразу пошел вас искать к каменоломням, вход-то я знаю, не первый год здесь, каждое лето. А перед глазами все Леха, мой Друг детства, который на мине подорвался. Я сам-то курянин, из Курска. Про Курскую дугу слышали? Ну вот, у нас там тоже снарядов этих полным-полно. Каждый год кто-то гибнет. Вот и мы с Лехой, пацанами еще были, нашли неразорвавшуюся мину, положили в костер, а она все не бахает. Ну, мы вылезли из укрытия и давай по ней сдуру бульниками садить. Мне камнем по лбу, до сих пор шрам остался, а его — насмерть. Вот так. Страшная это штука, не дай Бог… Вот я и полез за вами. Но не нашел никого. А потом на телеграфе тебя увидел, смотрю — штаны в белой пыли и голова словно мелом посыпана, я все сразу понял и опять полез. И ведь знал я про эту яму-то. Да какая-то сволочь накрыла ее гнилыми досками и еще сверху пылью присыпала. Вот я и навернулся. Кажется, ногу сломал. Мужики, валите отсюда и меня не забудьте.

— Как выйти? — кратко и деловито спросил Федя.

— Пойдете за яму и прямо по коридору еще метров сто, пропустите два поворота направо, в третий поворачивайте и еще метров двадцать, а там увидите — пологая штольня наверх. Бульник только в конце отвалите. Он не очень тяжелый, справитесь.

— Все, Петь, — повернулся к другу Федя, — пошли за ребятами.

Он тут же погасил фонарик, вскочил на ноги и крикнул во тьму:

— Мы за вами придем!

— Куда? Куда, мужики? Не в ту сторону, — услышали они за спиной, но не вернулись.

Им не нужно было переговариваться, они уже знали, что делать. Им не нужен был фонарик, у них была леска.

Тихо ступая во тьме, Федя скользил пальцами по капроновой нити. Он даже не сматывал ее, и сам моток, вернее уже остатки второго, валялся где-то около ямы с бородачом-археологом.

Все время чувствуя под пальцами леску, он думал о том, как выведет ребят, как вызовет милицию. Он просто потерял бдительность…

Пальцы наткнулись на что-то холодное, что-то страшное. Федя не сразу понял, что это, и автоматически стал ЭТО ощупывать. И когда до него наконец дошло, к чему он прикоснулся, он не смог даже закричать от ужаса…

Два длинных, как щупальца монстра, жестких, влажных и уродливых пальца мертвой хваткой вцепились ему в запястье.

— Попался, гаденыш, — прошипел из темноты Эсэс. — По лесочке ходишь!

Яркий свет выхватил из темноты перекошенное злобой лицо с расширенными глазами. Лицо убийцы. Федя закричал. И тут же сверкнуло перед глазами лезвие, острый Петькин топорик с глухим стуком обрушился коротко и точно на безобразную руку, и тут же еще один нечеловеческий вопль огласил своды подземелья.

— Ноги! — заорал за спиной Кочет.

Федя развернулся и бросился за ним.

— Стой! Убью-у! За-стре-лю! — подхлестывало их в спину.

Б-бах! — грохнуло сзади, и пуля пропела над ухом.

Петькин фонарик полетел в сторону, ударился о стену и погас.

— Бежим! — еще раз крикнул Петька.

«Жив!» — радостно понял Федя.

И сразу — б-бах! И еще одна пуля взвизгнула над головой. И не смолкающее эхо гуляло со всех сторон.

Они бежали, пригнувшись, насколько это было возможно, прямо, все время прямо. Эсэс почему-то больше не стрелял, но Федя слышал, как он топочет сзади, не давая эху уснуть.

«Яма!» — вдруг вспомнил он.

— Петька! Яма!

— Язна-а-а-а…

Федя толкнулся изо всех сил и прыгнул вперед. Он пронесся во тьме над Петькиным криком и приземлился на твердый пол.

— Беги! Беги! К выходу! — заревела яма голосом бородача. — Я поймал его!

Яма — это шанс, вдруг понял Федя. Раненый Эсэс вряд ли сумеет так прыгнуть, он будет яму обходить сбоку. Федя бросился в сторону, коснулся пальцами шершавой стены и, чертя по ней самыми кончиками, стремглав понесся вперед. Первый провал. Второй. Поворачивать в третий! Вот он! Федя бросился в пустоту. Как он увидит штольню? До штольни всего метров двадцать. Должна уже быть. Но как?..

Зажигалка! Он разжигал ею костры! Всегда открыта на полный газ. Вот она, в кармане! Хорошо, что зажглась с первого раза. И какое счастье, что пологий подъем начинается совсем рядом с ним. Бегом! Бегом! Он снова слышит топот Эсэс, все ближе, а там еще бульник. Отвалить бульник! Вот он! Как больно…

Федя навалился всей тяжестью, упираясь ногами в пол, выпрямляя руки, помогая спиной. Камень откинулся. Он вырвался и увидел луну. И тут же с хрипом и каким-то визгом сзади накинулось жесткое, жилистое, злое животное. Эсэс!

— Убью, убью, гаденыш!

Федя рухнул под этим напором и больно ударился. Он пытался вывернуться, но здоровая рука негодяя вцепилась сзади ему в шею. Железные пальцы. Они впились, как клещи, доставая до позвоночника. Ему не подняться.

И вдруг разом все кончилось. Федя даже услышал эту оплеуху. Такая она была четкая, ясная, добрая и хорошая оплеуха. Хватка на шее сразу ослабла. Без всякого стона Эсэс обмяк и повалился ему на спину.

Федя скинул его и вскочил на колени. Болели уши. Не шея, а уши. Почему? Он осмотрелся. В небе светила луна, и на фоне неба чернела фигура. Ужасно знакомая. Фигура склонилась над ним. Потом человек опустился на корточки и заглянул Феде в лицо.

— Живой?

— Губин? Сашка Губин?! Откуда?!

— Петька где? — спросил Губин.

— Там, в яме, — пролепетал Федя, еще не до конца поверивший в удивительное явление.

— Он вне опасности?

— Не знаю, но с ним бородач. Откуда ты здесь?

— Потом все расскажем друг другу. — Саня Губин поднялся в полный рост. — Давай свяжем этого.

Они хотели скрутить Эсэс его собственным ремнем. За поясом оказался пистолет Макарова.

— Заряжен, — щелкнул затвором Губин.

— Знаю, — заметил Федя.

— Стрелял?

— Стрелял.

Саня понюхал ствол.

— Воняет. Давай свяжем.

— Он ранен. Петька его по руке топором.

— М-да-а, — протянул Губин, — тогда перевяжем и свяжем.

Он наложил на руку Эсэс, который так еще и не пришел в сознание, жгут, скрученный из его же разорванной майки. Брючным ремнем связал обе ноги под коленями вместе со здоровой рукой.

— Пусть лежит.

— Надо вызвать милицию. — К Феде постепенно возвращалось хладнокровие, наверное, это Сашка с ним поделился.

• Предыдущая
• 36/37
• Следующая