Свадьба Хатауэйев - Клейпас Лиза - Страница 2

• Предыдущая
• 2/8
• Следующая

– Keв, – сказала она прерывистым шёпотом, обнимая руками его обнажённую спину, – люби меня.

– Я делаю это всегда, – прошептал он в ответ, в то время как его пальцы скользили глубоко внутри тела Уин, даря ей сладостное удовольствие. – Ты моё сердце, моя вторая половинка, я понял эту в ту самую секунду, когда впервые увидел тебя.

– Я тоже, – сказала она, дрожа от наслаждения.

– Я всегда думаю о тебе... И всегда хочу тебя...

Лишив на мгновение Уин своих ласковых прикосновений, Кев уложил её на кровать. Он лежал рядом с ней, легонько поглаживая, ощущая кончиками пальцев малейшую дрожь её трепещущего тела. Кев склонился над её грудью и поймал губами розовый кончик соска, лизнув его языком, в то время как его руки путешествовали по телу Уин.

Она беспомощно выгнулась вверх, когда губы Кева заскользили вслед за руками, отыскивая потайные чувствительные местечки, прикосновение к которым дарило Уин невероятное блаженство. А затем он с силой вошел в неё, ощутив жар и пульсацию её бархатистой, сладостной плоти. Они вместе достигли пика наслаждения, и Кев, упиваясь тем, что они смогли разделить удовольствие на двоих, сдался на милость собственной безграничной страсти к Уин.

– Держи ее крепче, – пробормотал Кэм, обращаясь к Беатрис, когда они вместе склонились над искалеченной совой. – Если она высвободится, то навредит не только себе, но и нам. Её когти очень похожи на заточенные ножи.

– Ей необходимо за что-либо держаться, – спокойно сказала Беатрис, глядя, как судорожно сова сжимает и разжимает свои острые когти. – Амелия, ты сможешь раздобыть для нас какую-нибудь палку?

– Конечно.

Амелия поспешно вышла из комнаты на кухню, нашла там деревянную ложку и вернулась с ней к мужу и сестре. Они сидели на полу возле нахохлившейся желтовато-коричневой совы, которую Беатрис нашла во время одной из своих ежедневных прогулок по лесу. У птицы было сломано крыло, и сейчас Кэм пытался зафиксировать его и наложить на него шину.

Беатрис завернула небольшую, но довольно-таки упитанную сову в одеяло. Она отвела от птицы пристальный, полный сострадания взгляд и взяла деревянную ложку, которую принесла Амелия, а затем с силой провела ручкой против когтей совы. Ночная хищница тотчас же вцепилась в неё своими сильными когтями. Амелия могла бы поклясться, что сова буквально на глазах уменьшилась в размерах.

В который раз Амелию удивило сочувствие, с которым Беатрис относится к раненым животным. Но всё же, она до сих пор не знала, была ли такая отзывчивость к страданиям живых существ благословением для её сестры или же, напротив, проклятием. Подавив давнее беспокойство, Амелия присела на стоящий рядом диванчик и стала наблюдать за ловкими движениями своего мужа.

Три года назад она поразила свою семью – и прежде всего себя – когда стремительно вышла замуж за Кэма Роана, цыгана из Лондона, спустя всего три недели с момента их знакомства. До этого случая она гордилась своим благоразумием, не понимая людей, которые, забыв обо всём, образно говоря, несутся сломя голову.

Но именно так получилось у них с Кэмом. Красивый, необычный, чувственный – он совершенно не походил на мужчину, которого Амелия представляла себе в роли своего мужа. На самом деле, она вообще не думала, что когда-либо выйдет замуж. Её родители скончались один за другим, и после их смерти смыслом жизни Амелии стала забота о брате и трёх сестрах: Лео, Уин, Поппи и Беатрис. Но однажды Кэм ворвался в её жизнь и разбудил в ней потаённые мечты и желания. Он обольстил её, покорив не только тело, но и ум, и душу девушки.

И Кэм остался с ними навсегда, объяснив, что иногда, некоторые цыгане находят своё atchen-tan, место остановки. Для Кэма любовь и семья значили намного больше свободы, и постепенно бремя заботы о Хатауэях легло на его надёжные, сильные плечи.

Сейчас Кэм склонился над совой, тщательно приматывая щепку к её поврежденному крылу. Легкий ветерок, ворвавшийся в приоткрытое окно, играл блестящими, темными прядями, упавшими ему на лоб. Амелия задержала взгляд на его великолепной фигуре, заметив, как красиво тонкая льняная рубашка облегает сильные линии спины и мощные плечи мужа. Он был потрясающе красивым мужчиной, а его карие глаза искрились добротой и смехом. Ловкими, изящными движениями он терпеливо приматывал перевязанное крыло к телу совы.

«Кью-вик», – протестующе заверещала птица, – «кью-вик!»

Кэм пробормотал по-цыгански какие-то успокаивающие слова, и сова притихла.

– Отнесёшь её теперь в сарай? – попросил Кэм Беатрис. – Пусть она хорошенько отдохнёт в ящике, где для неё устроено гнездо.

– Мне нужно её напоить?

– Ты можешь попробовать, но, если она и выпьет, то не слишком много. Совы обычно получают необходимую влагу из своей добычи. Кстати, это напомнило мне – тебе придётся где-нибудь раздобыть для неё мышей, наша птичка скоро проголодается.

Беатрис поморщилась, ей претила необходимость кормить птицу живыми существами.

– Посмотрим, смогу ли я заставить Доджера поймать хотя бы несколько штук.

Она надела самодельную кожаную перчатку для соколиной охоты, позаимствованную у Меррипена, и они вместе с Кэмом стали уговаривать сову отпустить ложку и перебраться на руку к Беатрис.

– Беатрис, – сказала Амелия, – могу я поговорить с тобой, прежде чем ты уйдешь?

– Да, я опять что-то натворила? – Беатрис посмотрела на сестру шутливо-испуганным взглядом, а её выразительные синие глаза стали такими же круглыми, как у совы.

Она была обворожительной девушкой девятнадцати лет. И хотя Беатрис не была наделена классической красотой Уин или Поппи, но обладала таким милым, весёлым изяществом и была настолько обаятельна в общении, что очаровывала всех, кто с ней встречался. Особенно притягательной была её улыбка, которая мгновенно вспыхивала на лице и светилась лукавым озорством. Беатрис была непосредственной, открытой, и такой же любознательной, как и её любимый питомец – хорёк Доджер.

Какой мужчина подошёл бы такой девушке? Возможно, молодой человек, который не стал бы подавлять её природную живость? А, быть может, джентльмен постарше, способный обуздать её чрезмерную импульсивность и оградить от неприятностей?

Как ни странно, но в течение двух сезонов, которые Беатрис и Поппи провели в Лондоне, Беатрис была неизменно популярнее сестры. Возможно, это объяснялось тем, что её не заботили поиски подходящего мужа. В отличие от несчастной Поппи, которая отчаянно стремилась выйти замуж, но пока так и не добилась успеха.

– Я думаю, это потому, что Поппи в обществе молодых людей очень волнуется и начинает болтать без умолку, – доверилась Беатрис Амелии.

– А ты разве не теряешься в подобной ситуации? – спросила Амелия.

– Конечно, нет. Я просто задаю мужчинам вопросы, чтобы поддержать беседу, и они, кажется, весьма довольны, что кто-то слушает их рассуждения.

Поблагодарив Господа за дарованный Беатрис ум, Амелия с улыбкой посмотрела на свою самую младшую сестру, которая была в обычном для неё растрёпанном виде. Девушка растеряла где-то половину шпилек, и пряди её тёмно-каштановых волос выбились из прически, на кончике восхитительного носика красовалось пятно, а подол юбки был заляпан грязью.

– Нет, ты ничего не натворила, – сказала Амелия. – Просто я хотела напомнить тебе, что на следующей неделе состоится бал в честь свадьбы Уин и Меррипена, на котором будет присутствовать большая часть местного дворянства.

Амелия криво улыбнулась и добавила:

– И, по словам некоторых наших друзей, среди гостей будет несколько достойных холостяков.

Беатрис снова поморщилась, точно так же, как и тогда, когда разговор зашёл о мышах.

– Пусть этими молодыми людьми лучше интересуется Поппи. Она хочет выйти замуж гораздо сильнее, чем я.

– Да, но... Беа... Ты ведь тоже в таком возрасте, когда… – Амелия замолчала, подыскивая подходящие слова. – Я только хотела сказать, почему бы тебе ни попытаться отнестись более благосклонно к ухаживаниям одного из джентльменов, которые проявляют к тебе интерес?

• Предыдущая
• 2/8
• Следующая