Патрик Батлер защищает - Карр Джон Диксон - Страница 32

• Предыдущая
• 32/48
• Следующая

Дверца хлопнула. Шофер, явно щедро подкупленный, взревев мотором, ринулся в туман. Неизвестно, услышал ли он позади полицейский свисток.

Пэм, держа на коленях пальто и шляпу Хью, сидела выпрямившись, словно трость проглотила, с полными слез глазами.

— Ну и ну-у! — воскликнула она. — Сколько тебе надо же-енщин? И все должны быть разде-етые?

Вокруг нее клубилось ангельское облако, издававшее сильный, но довольно приятный коньячный аромат. Хью вдруг вспомнил длинный список вин, заказанных в Букингемском отеле, заканчивавшийся арманьяком и указанием принести всю бутылку.

— Пэм, ты напилась?

— Фу, какой у-ужас! — возмутилась она, чуть покачиваясь и прижав к груди руку. — Гадко ду-умать, будто я могла напи-иться!

Тут ее настроение изменилось. Она приподнялась, пересела к Хью на колени, угнездила голову у него на плече и замурлыкала:

— Ла-адно, мивый. Я точно знаю, что никакие же-енщины тебе не помогут. А я помогу-у.

Заинтересовавшийся Хью не возражал против ее присутствия в машине, напротив, с большим удовольствием обнял ее.

— Слушай, Пэм, куда мы едем?

— Просто домо-ой, мивый. Ко мне домо-ой. Там никого не-ет, даже прислуги. Ви-идишь?… Видишь…

Пэм в тот вечер здорово поработала, коньяк тоже. Она доверчиво прижалась к Хью, закрыла глаза и со вздохом, подобным шелесту ангельских крыльев, намертво отключилась в его объятиях, пока такси с ревом и дребезгом мчалось к дому лорда Саксемунда, или отца Билла.

Хью Прентис открыл глаза.

В первые секунды мысли разбежались в разные стороны, бешено тычась в глухие углы, как бывает с каждым, кто просыпается в незнакомом месте.

Он пребывал в просторной роскошной спальне, правда обставленной слишком массивной, приземистой мебелью — такой ему никогда прежде не доводилось видеть. Лежал он в постели — один. Для проверки Хью ощупал себя и обнаружил, что на нем чья-то чужая пижама со слишком короткими рукавами и штанами, слишком узкая в плечах и столь широкая в поясе, что пришлось туго подпоясаться.

Правая рука автоматически, как в собственной квартире, принялась нашаривать на тумбочке наручные часы.

Тумбочка действительно стояла, однако рука наткнулась на какую-то выступающую панель с кнопками. Из невидимого места на потолке раздался треск, шипение, в полную силу грянула музыка, которая по идее должна была звучать тихо. Музыку поддержал могучий баритон:

Хью вскочил, будто получил удар током.

Он принялся нажимать на все кнопки подряд, пока не попал в нужную. С очередным шипением и треском голос заглох. Он все вспомнил.

Это чья-то спальня в доме лорда Саксемунда на Парк-Лейн. Наручные часы лежат на столе, куда он их положил. Хотя тяжелые окопные портьеры не совсем плотно задернуты, о времени практически невозможно судить, ибо стекла застилал туман, просачиваясь струйками в одну приоткрытую створку.

Хью взглянул на часы, недоверчиво поднес их к уху, но они по-прежнему тикали. В полном изнеможении от вчерашних безумных событий, он проспал почти полсуток. Стрелки показывали половину второго.

— Пэм! — громко окликнул он. — Элен! Батлер!

Потом спустил ноги с кровати, сел, задумавшись, расставляя по местам все, что случилось после его поспешного бегства из театра «Оксфорд».

Почти любому мужчине, особенно в юности, приходится доставлять домой чью-то подвыпившую дочку. Дело не слишком приятное. Встречаешься лицом к лицу как минимум с одним разъяренным родителем, чаще с двумя. Тебя ждет либо леденящая холодность, либо крикливая мелодрама из тех, что разыгрываются в эстрадном театре «Адельфи». Каких бы взглядов родители ни придерживались, папа с мамой едины в одном: вы напоили невинную девочку крепкой водичкой с единственной злодейской целью — соблазнить ее.

Если говорить правдиво и честно, то надо признать: во многих случаях они совершенно правы.

С другой стороны, очень часто бывает и так, что невинной девочке вообще никаких поощрений не требуется.

Напротив, несмотря на слезные мольбы или проклятия сопровождающих, она хлещет рюмку за рюмкой, пока не достигнет такого состояния, когда никому уже в голову не приходит ее соблазнять, а если и приходит, то от нее ничего не добьешься.

Видно, именно в таком состоянии находилась Пэм де Сакс, когда такси остановилось в тумане перед домом лорда Саксемунда. Это был один из тех домов, которые с угрюмым упорством препятствуют наплыву на Парк-Лейн безобразных современных построек, — желтоватый, мощный, с виду узкий, но явно просторный, с крепкими трехстворчатыми окнами справа и длинной каменной лестницей перед парадной дверью.

Свет нигде не горел. Хью вздохнул свободней.

Легко подхватив Пэм в норковой шубке вместе со своим пальто, шляпой и ее сумочкой, он открыл дверцу такси и вылез. Весьма дружелюбный таксист, благоговейно пыхтя, выскочил с другой стороны и поспешил на помощь.

— Ключ есть, хозяин?

— Нет. Должен быть в сумочке. Откройте и посмотрите, если не возражаете.

— Ладно. А, вот! — прохрипел таксист. — Всего один ключ, не считая ключа от машины. Несите ее на лестницу, сэр. Я открою.

— Хорошо. Спасибо.

— Надо же, — бормотал таксист, пока они поднимались по лестнице, — чего девчонки теперь вытворяют!

— Что вы хотите сказать? — огрызнулся Хью.

В интересах истины здесь следует развеять еще одну литературную иллюзию.

Когда в романе девушка отключается, не видя больше белого света, провожатый якобы испытывает возмущение и отвращение. Почему — непонятно, разве что он сам — надутый осел, ни разу не напивавшийся до такой степени, что не мог подняться по лестнице без посторонней помощи.

Хью вовсе не был таким надутым ослом и нисколько не возражал против данной миссии. Напротив, крепко прижимая к себе Пэм, он чувствовал сильный прилив нежности.

Чересчур здравомыслящая и щепетильная Элен, мелькнуло у него в голове, никогда не попала бы в подобное положение. Нелогичная мысль привела его в ужас, хотя и утверждала истину. Необходимо было задать Пэм тысячи вопросов об Элен, о себе, о том, что происходило в Букингемском отеле после их с Батлером бегства, но сейчас даже это казалось не важным.

Замечание таксиста взбесило Хью.

— Что это значит? — рявкнул он. — И вообще, в чем дело?

— Эй, хозяин! Без обид!

Шофер наклонился, поспешно вставил ключ в замочную скважину, повернул, открыл дверь, бросил ключ в сумочку, защелкнул и сунул ее своему пассажиру.

— Все?

— Да. Дальше сам справлюсь, спасибо. Гм… извините, что накричал. Понимаете…

— Хозяин, — ухмыльнулся таксист, — я же сказал: без обид.

Хью порылся в кармане, вытащил банкнот.

— Хватит за проезд?

— Да, сэр! Спасибо вам, сэр. Спокойной ночи, желаю удачи.

Хью пинком захлопнул за собой массивную дверную створку. Тишина, темнота, тепло. Больше ничего.

Перед ним высились три огромных стены, выступавшие вперед, — видно, не что иное, как передняя комната. Бредя вдоль правой стены, он разглядел дверь, открыл ее ногой.

Слабый туманный свет, лившийся с улицы сквозь незадернутые портьеры, освещал шестиугольное помещение с мягким креслом у двери, куда Хью осторожно опустил Пэм и принялся искать у дверей выключатель. Нащупал пальцами четыре кнопки, нажал самую верхнюю и шарахнулся в сторону, словно на него упал яркий луч полицейского фонаря.

Так он впервые столкнулся с проигрывающими устройствами, встроенными в каждой комнате адского дома.

Откуда-то с потолка послышалось шипение, треск, оглушительные струнные аккорды вальса из «Веселой вдовы». Прежде чем удалось выключить дьявольское приспособление с помощью тумблера, спрятанного за стоявшим на столе телефоном, пришлось прослушать «Навеки», «Вновь любовь» и столь вдохновенную интерпретацию «Ребят из Старой бригады», что казалось, будто за стенными панелями прячется объединенный гвардейский оркестр.

• Предыдущая
• 32/48
• Следующая