Огонь, гори! - Карр Джон Диксон - Страница 48
- Предыдущая
- 48/58
- Следующая
— Боюсь, — произнес Чевиот, — тебе придется пробыть в моем обществе до самого вечера!
— Но как же иначе? — вскричала Флора. — Чего тут бояться? Или ты… шутишь?
— Нет, к сожалению. Мне не следует держать тебя при себе, и все же, возможно, так будет лучше всего. Видишь ли, я обещал к восьми вечера доставить им убийцу Маргарет Ренфру.
Карета покачнулась и покатила быстрее.
— И еще, — добавил Чевиот, — меня освободили от одной обязанности. В случае, если у Пиннера случится мятеж, я не буду командовать отделением.
— Джек, прошу тебя, — сдавленным голосом попросила Флора, — перестань говорить загадками. Какой еще мятеж?
— Есть один портной. Его фамилия, кажется, Пиннер. По-моему, вчера, — Чевиот закрыл глаза ладонью, — кто-то говорил при мне о некоем портном, который обожает произносить зажигательные политические речи. А теперь и полковник Роуэн с мистером Мейном сообщили о нем. Его лавка находится на… кажется, Парламент-стрит.
Карета быстро катила на юг. Уайтхолл, каким Чевиот его помнил по прошлой жизни, исчез бесследно. Впереди высился массивный дом-утюг, закопченный от дыма. Он делил улицу на два рукава. Чевиот решил, что правый рукав, скорее всего, Кинг-стрит, а левый, идущий вдоль берега реки, — Парламент-стрит.
И оказался прав. Роберт дернул поводья, лошади побежали налево. Здесь карет и колясок было мало. Фасады домов потемнели; они были из искрошившегося камня или кирпича. В большинстве зданий размещались лавки — свечная, зеркальная, лавка мясника. Но попадались и жилые дома, правда, без медных табличек с фамилией владельца и без дверных молотков.
— Жуткие развалины, — пробормотал Чевиот. — Ты только посмотри!
На Парламент-стрит собралась небольшая толпа; люди обступили невысокого человечка с широкой грудью и копной седых волос. Он поднялся на деревянный ящик у самой двери в лавку под вывеской: «Т.Ф. Пиннер. Закройщик и портной».
По противоположной стороне улицы расхаживал полицейский. Он наблюдал за происходящим, но не вмешивался. Оратор — из кармана его сюртука торчала бутылка виски — постепенно распалялся.
— Разве вы не хотите, чтобы отменили Хлебные законы? — кричал он. — С голодом не поспоришь! Даже они не справятся с голодом! Найдется ли среди вас хоть один, — портной поднял вверх сжатый кулак, — кто не голодал бы или у кого не голодали бы дети?
— Нет! — крикнул кто-то.
Толпа, впрочем немногочисленная, заворчала и задвигалась. Люди вывалились на мостовую. Роберт в ожидании помехи занес над головой хлыст.
— Проезжайте! — приказал Чевиот, вставая в полный рост. — Не трогайте никого. Вперед!
— Единственный способ добиться отмены, — продолжал оратор, — это реформа избирательной системы! Факты, истинные факты…
Они миновали толпу; голос оратора постепенно затихал вдали.
— Джек, — попыталась успокоить Чевиота Флора, которая не огорчилась, а скорее удивилась его реакции, — такое случается каждый день! При чем здесь мы?
— Да, сегодня днем или вечером ни при чем. Во всяком случае…
Он все еще стоял в шаткой карете, держась за поручень за спиной кучера. Ему было не по себе, потому что прошлое, частью которого он являлся, неожиданно зловеще и резко схватило его за горло.
Справа высились скромные старинные башни Аббатства. Слева, за Вестминстерским мостом, он увидел еще одну башню: приземистую, квадратную, рядом с группой кружевных нарядных зданий, протянувшихся к массивному каменному Вестминстер-Холлу. Через пять лет все, что находится слева, кроме самого Вестминстер-Холла, будет уничтожено пожаром и сгинет навеки. Он смотрел на старый Парламент; с вершины его квадратной башни свисал флаг, свидетельствующий о том, что сейчас проходит заседание.
А за Вестминстерским мостом и квадратной башней текла Темза, еще не окаймленная гранитными набережными. Вода была коричневой от грязи и мусора. Добрая река, которая вскоре принесет холеру!
— Джек, — удивилась Флора, — ради бога, что ты бормочешь?
Чевиот не отдавал себе отчета в том, что заговорил вслух. Сев рядом с Флорой, он взял ее за руку.
— Прости меня. Конечно, тот пьяный портной кажется тебе глупым и нелепым? А ведь он прав. Все так и будет, как он говорит.
— Ты что, за реформу?!
— Флора, я ни на чьей стороне. Я только сожалею о несчастье, которое принес тебе и, возможно, еще принесу из-за того, что не могу ничего объяснить. А сейчас мы едем за город. Так что давай постараемся забыть обо всем остальном.
Им действительно удалось обо всем забыть. Когда они пересекли Воксхоллский мост, железный и сравнительно новый, суррейский берег реки предстал их глазам во всей своей осенней красоте. В Воксхолл-Гарденз царило затишье: пусты были аллеи, площадка для оркестра, никого не было у двух статуй Аполлона и одной (странная компания!) — Генделя.
Однако приятнее было побыть наедине. Карета выехала на поляну, окруженную деревьями. За деревьями мелькали очертания изящной беломраморной беседки со статуей внутри. Так как построена беседка была в греческом стиле, статую, вероятнее всего, назвали Афродита.
На поляне Роберт развернул лошадей, намотал поводья на рукоятку хлыста, спрыгнул на землю и произнес небольшую речь. Насколько он понимает, заявил кучер, он не понадобится госпоже часик-другой. У входа в Воксхолл-Гарденз имеется пивная «Собака и гриф». Так не позволено ли будет ему отлучиться ненадолго?
Флора в столь же пышных выражениях даровала ему свое согласие. И Роберт не мешкая удалился.
— А сейчас, сэр, — заявила Флора, напустив на себя притворно-жеманный вид, хотя сердце ее сжимала тревога, — будьте так добры, расскажите о том, о чем вы намекали весь день. Неужели ты хочешь свести меня с ума? Я… Что случилось?
Чевиот смотрел на небо.
— Время, — проговорил он, не думая. — Должно быть, давно перевалило за полдень. Позже, чем я думал!
Проще было бы посмотреть на часы. Однако Чевиот не осмеливался.
— Время?! — возмущенно переспросила Флора. — Какое оно имеет значение?
— Да нет, нет, вовсе не то! Разве что…
— Хочешь есть или пить? — спросила Флора, высокомерно постукивая носком ботинка по корзине. — Здесь всего много, раз ты находишь мое общество таким утомительным!
— Прекрати! Не сейчас…
— Ах, понимаю! Но вчера ночью, или, скорее, сегодня утром, было так… так…
— Да, — ответил он с таким же жаром. — Все было прекрасно и замечательно. Я повторяю: прекрасно и замечательно! Вот почему я должен задать тебе вопрос: Флора, мы с тобой когда-нибудь были женаты?
— Женаты?!
— Да. Я не шучу.
— Ничего себе! Ну и вопрос! Если… если и были, — вскричала Флора, — то я, должно быть, приносила обеты у алтаря во сне! И потом, ты… ни разу не просил меня выйти за тебя!
— Ты уверена? Тебе самой никогда не казалось, что мы женаты? А вот у меня возникло такое чувство. Когда я утром крался по лестнице вниз и вышел, никого не разбудив, то подумал…
— Меня удивило, — перебила она, — как тебе удалось не разбудить меня. Я всегда просыпаюсь, когда ты уходишь. Я протянула руку, но тебя рядом не оказалось. Ужас! Мне показалось, что ты ушел навсегда…
— Флора, остановись! Не говори ничего… сейчас не надо!
Он опустил голову и увидел зеленый бювар. Но он не думал о нем. Деревья с еще не облетевшими листьями — желтыми и красными — тихо шептались на ветру вокруг греческой беседки.
— Нет, — Чевиот озадаченно покачал головой, — не может быть! Ты заключена в этом веке и всегда жила в нем. А я…
— Что?
— Слушай! Всего три ночи назад я обещал рассказать тебе все. Я должен так поступить, но ты все равно мне не поверишь. Как тогда, у леди Корк, ты отпрянешь от меня и решишь, что я сошел с ума или напился, хотя глаза у меня ясные, а язык не заплетается…
— Не поверю?
— И все же я должен сказать, — упрямо повторил он, как будто не слышал ее. — Бывают сны и предчувствия — может, они живут в душе. Я думаю, Флора, скоро нас с тобой разлучат.
— Нет!
- Предыдущая
- 48/58
- Следующая
