Огонь, гори! - Карр Джон Диксон - Страница 41
- Предыдущая
- 41/58
- Следующая
— Но у тебя нет никаких бакен… ой, что это я! Ты опять шутишь! Я тебя ненавижу!
— Флора, посмотри на меня. Ты на самом деле против курения?
— Конечно нет. Поцелуй меня еще раз… — И потом, после паузы: — Вечером я вела себя отвратительно…
— У тебя был веский повод.
— Нет, нет! Я пришла в ярость, — Флора отбросила всю важность и снова стала самой собой, — потому что очень боялась. Ты думаешь, я не знаю, какая репутация у Вулкана? А он попросил тебя остаться, и ты… впрочем, не важно! Но ведь у тебя действительно были неприятности, да?
— Да, мелкие. Не о чем говорить.
— Слава богу, — едва слышно прошептала она. — Милый! Пойдем, сядь рядом и все мне расскажи. Позволь я возьму твой плащ.
— Нет, нет! Только не плащ!
Но Флора уже отстегнула застежку и тяжелый каракулевый воротник. Когда плащ упал ей на руки, она испуганно вскрикнула.
Ни воротничка, ни шейного платка на Чевиоте не было. Рубашка висела клочьями и в двух местах пропиталась запекшейся кровью. Брюки, порванные на обоих коленях, были в пыли, как и порванный фрак. На правом рукаве фрака, который он подвернул, умываясь у насоса, чернела прожженная дыра.
— Да… понятно, — тихо прошептала Флора. — Всего лишь мелкие неприятности, не о чем говорить. — И вдруг расхохоталась. Она смеялась и смеялась и никак не могла остановиться.
— Флора! Флора, хватит! Нельзя так распускаться!
Смех тут же смолк. Крепко прижав плащ Чевиота к груди, Флора подняла на него взгляд, исполненный такой невыразимой нежности, что ему стоило большого труда не отвести глаза.
— Нет, Джек, дело не в нервах и не в капризах. Мне правда стало смешно. Но я… у меня сердце изболелось. Я скажу тебе, что я решила… какое решение приняла сегодня. — Она облизала губы и еще крепче прижала к груди плащ. — Не скрою от тебя, милый, я многого не понимаю. Я не понимаю тебя. Иногда мне кажется, что ты человек из иного мира. Я не понимаю, почему ты так настаиваешь на «своей работе». — От смущения она прикусила губу. — Джентльмены не работают — им нет нужды работать. Нет, нет, никогда — так говорил мой отец.
Не возражай мне… Да и к чему мне понимать? Неужели мне надо стать глупышкой, такой, как другие женщины, и воображать, будто мои чувства и есть настоящая жизнь? Вчера я повела себя глупо — да, да! — и сегодня тоже. Но если ты меня любишь, я постараюсь поумнеть. И если ты так предан своей полиции… что ж, тогда и я предана ей тоже! Это никакая не добродетель с моей стороны. Я просто люблю тебя таким, какой ты есть.
Чевиот смотрел вниз, на ковер. Головы он не поднимал. К горлу подступил ком.
Флора подошла ближе. Он протянул руки. Она перекинула плащ на левый локоть, а он поднес ее правую руку к лицу и прижался к ней губами.
И тут, когда между ними воцарилось полное взаимопонимание, окутавшее их теплом, которое, казалось, невозможно нарушить, где-то далеко, в вестибюле, послышалось треньканье колокольчика.
Флора отпрянула от него и возмущенно топнула ногой.
— В такой час?! — воскликнула она. — Нет! Я велю Мириам никого не принимать. Сегодня они не заберут тебя у меня!
— В этом можешь быть уверена, — подтвердил Чевиот. — Ни одна сила на земле не способна соперничать с тобой.
Кто-то легонько, деликатно постучал, затем последовала долгая пауза, и в дверь скользнула статная экономка.
— Миледи… — несколько смущенно начала она. — Я бы ни за что не побеспокоила вас, если бы не… К вам леди Корк.
— Леди Корк? — безо всякого выражения переспросила Флора.
Костяшки пальцев под перчатками саднили; когда Чевиот сжал кулаки, боль стала сильнее.
— Лучше нам принять ее, — прошептал он.
— Ты… уверен?
— Да. Сегодня, Флора, я вплотную подошел к разгадке тайны.
— Тайны убийства Маргарет Ренфру?
— Да. Где были мои глаза? Я ведь видел, кто совершил преступление, а сегодня, у Вулкана, я понял, как оно было совершено. Мне недостает одной мелочи и ответа на один вопрос, который я могу узнать только у тебя и у леди Корк.
Флора глубоко вздохнула:
— Мириам, пожалуйста, просите леди Корк войти.
Как только дверь закрылась, Чевиот заговорил стремительным шепотом:
— Пожалуйста, не тревожься, но… Сегодня утром мистер Ричард Мейн, один из комиссаров полиции, всячески старался доказать, что Ренфру убила ты, а я тебя выгораживал. Нет, прошу тебя, не начинай или закрой рот рукой!
Чевиот покосился на дверь и зашептал еще быстрее:
— Я без труда оправдаю тебя. Но для этого необходимо признаться, что мы с тобой оба лгали и скрыли улику, что еще опаснее. Единственная моя надежда на то, что я сумею показать, как было совершено убийство. И сейчас, как мне кажется — повторяю, только кажется, — я смогу это доказать.
Чевиот сделал жест, призывающий Флору к молчанию. Взяв из ее рук плащ, он накинул его на плечи и застегнул воротник. В тот же миг Мириам объявила о приходе графини Корк и Оррери.
Они услышали сопение леди Корк и стук ее палки-костыля еще до того, как приземистая, тучная старуха решительно проковыляла в комнату. Вместо белого чепца с оборками леди Корк надела белый капор с полями, из-под которых глядели ее умные глаза. Поверх вчерашнего белого платья она накинула серую меховую мантилью.
Ее словно обступали призраки восемнадцатого века; в их присутствии даже пламя газовых горелок заплясало.
— Ради бога, милочка! — обратилась старуха к Флоре; несмотря на вызывающий тон, ясно было, что она извиняется. — Я бы не стала доставлять вам столько хлопот, да еще в такой час, если бы не заметила, что у вас на первом этаже горит свет. — Она слегка подчеркнула слово «первый».
Всего два или три дня назад Флора взволновалась и смутилась бы. Но сейчас она была само спокойствие и грация и потому с улыбкой ответила:
— Вы для меня всегда желанная гостья, леди Корк. Неужели вы до сих пор не ложились?
— Я никогда не ложусь рано. Не спится. — Леди Корк с трудом повернула голову. — Нет, нет, голубушка, капор и мантилья останутся при мне. И не суетись вокруг меня!
Последнее замечание было адресовано хорошенькой молодой служанке, Соланж, которая топталась в дверях. Нежные, карие с поволокой глаза Соланж внимательно глядели на хозяйку из-под зеленого капюшона. При виде Флоры девушка пришла в замешательство.
— Сядь там, — леди Корк концом палки ткнула в кресло в противоположном углу, — и не мешай мне. Я ненадолго.
— Как и я, — пробормотал Чевиот, запахиваясь в плащ.
— Неужели сын Джорджа Чевиота? — язвительно переспросила леди Корк. Она перевела взгляд с него на Флору и обратно. — Неужели? Фи! Сознайтесь, и будь что будет!
— То же самое, мадам, я настоятельно рекомендую сделать вам.
— Что такое? Так я, по-вашему, лгу?
— Не всегда, мадам. Зато вы редко говорите всю правду. Он понимал: старуха ни за что не приступит сразу к делу.
Леди Корк фыркнула. Она не спеша оглядела комнату, оклеенную серебристо-серыми обоями, стулья, диван и оттоманку, обитые вишневым бархатом. Фыркнула еще раз, затем, хромая, добралась до кресла Флоры под лампой у камина и тяжело опустилась в него. На столе рядом лежала открытая книга, которую Флора читала перед тем, как пришел Чевиот.
Леди Корк, моргая, посмотрела на страницы книги. Похоже, запах типографской краски вывел ее из забытья.
— Знаете, где я была сегодня ночью? Нет? Так вот! Я обедала с Джоном Уилсоном Крокером, — торжествующе объявила леди Корк, — и с целым выводком прочих краснозадых тори. Можете себе представить, что Крокер имел нахальство предложить?
— Да, — парировал Чевиот. — Мистер Крокер предлагает отредактировать и выпустить новое издание сочинений Босуэлла, на что ему понадобится года два или больше. Несомненно, он желал услышать ваши воспоминания?
— Да, вот именно. Черт бы его поб…
— Не бойтесь, мадам!
— Что такое?
— Молодой Маколей, который пишет такие восхитительные статьи в «Эдинбург ревью», ненавидит мистера Крокера больше холодной вареной телятины. В свое время он устроит ему такую трепку, что ее будут помнить и через сто лет!
- Предыдущая
- 41/58
- Следующая
