Голодный гоблин - Карр Джон Диксон - Страница 32

• Предыдущая
• 32/65
• Следующая

Нигел уставился на него:

– Ну... В одном смысле ты прав, Кит. Прошлым вечером я верил или почти верил, что был обманут суккубом. Теперь все изменилось. И сейчас, хотя не могу в этом поклясться, я совершенно убежден, что, как бы там ни было, она – моя Мюриэль. А вот что ты думаешь?

Кит коснулся каталога, лежащего в боковом кармане пиджака.

– Честно говоря, – ответил он, – будь я проклят, если знаю. Прошлым вечером я, как и ты, считал, что у меня есть весомые причины сомневаться в ней. А сейчас я, так сказать, сомневаюсь в собственных сомнениях. Когда мы с Пат оказались тут за столиком, Мюриэль присела к нам и сама все выложила. Не успел я высказать ей свои возражения, как она ответила и на них. И более того. В то мгновение, когда она поклялась в своей подлинности, я по ее голосу почувствовал, что она просто не может лгать! Короче, после того, как она рассказала нам всю эту историю...

Нигел, откровенно потрясенный, фыркнул.

– Минутку, Кит! Для меня ты не чужой человек, а вот Мюриэль тебя не знает. Пат тоже ей незнакома. – Нигел пыхтел все громче. – Значит, она тебе все рассказала, да? Моя Мюриэль откровенно выдала всю эту историю, изложила ее перед двоими людьми, которые, как бы ни были ей симпатичны, все же оставались для нее чужими?

– Столь же откровенно, Нигел, как ты сам этим утром выложил ее не только перед таким близким знакомым, как полковник Хендерсон, но и перед совершенно чужими .тебе людьми, как Уилки Коллинз и старший инспектор Гоб.

– Они умные ребята и смогут помочь. Да и разве я не взял с них слово, что они никому, кроме тебя, ничего не расскажут? Что касается меня, то это другое, совершенно другое! Она меня убедила! Понимаешь?

– Более или менее. То есть что ты и я, мы оба, говорили одно и то же. И посмотри сюда!

Под стеклянными взглядами мистера Гладстона и мистера Дизраэли, чуть более глуповатыми, чем их выражение в жизни, Кит извлек каталог с надписью и, протягивая его собеседнику, объяснил, откуда он взялся.

Нигел с трудом подавил возглас удивления.

– Вот оно! Вот он, решающий довод! – произнес он. – Вот он, настоящий почерк моей подлинной жены, – или же я туп, как дюжина твердолобых голландцев! – Он сунул каталог себе в карман. – Но чего ради мы торчим здесь под присмотром нынешнего премьер-министра и бывшего, который был год назад? В комнату ужасов!

– Нигел, ты серьезно?

– Я чертовски серьезен, старина!

– Парень, что случилось? – уставился на него Кит. – Почему именно сейчас в комнату ужасов? После того как ты убедился в подлинности Мюриэль, тебе подобает порхать и веселиться, как жаворонку. Тени растворились, и тебе больше не о 4ev беспокоиться. И конечно же комната ужасов отнюдь не то место...

– А вот тут, Кит, ты совершенно не прав!

– Неужто?

– Если это Мюриэль собственной персоной, очень хорошо. С одной стороны, приходится признать, что лучше и быть не может. С другой стороны, конечно, все может стать куда хуже. И вот эта мрачная атмосфера соответствует моему настроению. Понимаешь? Или ты считаешь, что я окончательно тронулся?

– Надеюсь, что нет, Нигел. В то же время...

– Брось, Кит! Ты же знаешь, что тебе свойственна незаурядная проницательность; если ты дашь себе труд подумать, то сразу же все поймешь. Но в любом случае – вперед, Здесь, перед нами, в дальнем конце...

Они больше не разговаривали, пока не добрались до места назначения. Проход к самой популярной экспозиции выставки был сделан в виде арки, ведущей в темную пещеру, в которой стояло слабое зеленоватое свечение, словно идущее из-под воды. Отдав свои билеты капельдинеру в ливрее, они прошли под дополнительную крышу, образованную платформой гильотины.

– Может, это настоящая гильотина, – заметил Нигел. – Хотя, скорее всего, нет. В Париже было несколько таких орудий, включая и главное, которое стояло на площади Согласия. Я слышал, что, когда безумие Большого террора стихло, все эти бритвенные станки уничтожили, превратив в щепки. В каждом из этих дьявольских устройств использовалось больше одного лезвия?

– Да, можно не сомневаться, – согласился Кит. – Вдовушка Луизетта нуждалась в частой замене затупившихся ножей.

Выйдя из-под платформы, они повернулись, чтобы взглянуть на нее.

Под треугольным– ножом, поднятым и закрепленным в деревянной раме, на доске лицом вниз лежала пышноволосая придворная дама в изодранном бальном платье; шея ее была прижата деревянным воротником, а голова свисала над корзиной, куда ей предстояло упасть. Сбоку наготове стоял стройный молодой человек в запятнанном комбинезоне. Зубами он сжимал красную розу.

– Годится! – одобрил Нигел. – Если даже эшафот не подлинный и гильотина сомнительная, лезвие может быть из числа настоящих. А малый, что жует розу, никак палач? В те дни эта служба передавалась по наследству?

– Из поколения в поколения, – ответил Кит, – она принадлежала семье Сансон. Этот паренек с розой – кстати, он описан в нескольких отчетах и вылеплен совершенно точно – юный Анри Сансон, сын того человека, которого поэтически называли «Месье Париж».

– Послушай, Кит, ты разбираешься в делах, связанных с кровью, но ручаюсь, что и я смогу показать тебе кое-что. Вот, например!

Показав на реконструкцию камеры смертников, которой и сейчас пользовались в Ньюгейтской тюрьме, Нигел обратил внимание на чисто английскую виселицу, которая в этом сумрачном освещении высилась зловещим напоминанием. Приговоренный со связанными руками и ногами и с петлей на шее стоял под ней на поперечном брусе, в то время как палач готовился накинуть ему на голову белый мешок, а священник зачитывал текст из открытого молитвенника.

– Последняя публичная казнь в стране! – сообщил Нигел, заставив нескольких посетителей пугливо отшатнуться. – Больше таких отвратительных зрелищ не будет!

– А кто это под виселицей?

– Ирландец Баррет, Майкл Баррет. Он вместе с несколькими своими друзьями-заговорщиками из братства фениев[9] подложил бочонок с порохом к стене Клеркенвелской тюрьмы и поджег фитиль. Таким образом они хотели освободить других фениев, которые сидели в ней. Но добились лишь того, что взрыв разнес в куски целую улицу, убил четырех человек и ранил около сорока, среди которых было много детей. Когда летом 68-го года Баррет был казнен, привычное мятежное настроение значительно усилилось. Публичные казни уже давно подвергались осуждению, как унизительное, развращающее действо. Беспорядки во время казни Баррета плюс многочисленные слухи о заговорах фениев вынудили внести поправки в эту юридическую процедуру. Впредь казнь должна была проводиться внутри Ньюгейта и никогда снаружи для увеселения толпы. Ты в то время, Кит, не был в Англии, как и я. Но мне довелось позже услышать об этом. А ты?

– Я читал, что публичные казни отменены – кроме самого факта, несколько подробностей.

Теперь у Нигела был вид экскурсовода.

– Обрати внимание, Кит, – продолжил он, – на восковые изображения отрубленных голов, что находятся рядом с гильотиной. Революционный трибунал заставил мадам Тюссо, которая тогда была швейцарской девочкой, живущей в Париже, лепить головы сразу же после того, как Луизетта отчленяла их. Не знаю, вынуждали ли ее копировать Шарлотту Корде, которая заколола Марата, ты можешь увидеть ее справа от себя. Теперь, прежде чем мы перейдем к тем убийцам, что стоят рядами...

– Минутку, Нигел?

– В чем дело, старина?

– Являюсь ли я или нет специалистом по делам, связанным с кровью, – Кит продолжал изучать его, – но никогда не слышал, что ты им был. И прежде чем мы подойдем к какому-то убийце, скажи, где ты почерпнул столько кровавых подробностей о том или ином преступлении?

– На самом деле, Кит, я ни черта не знаю! Хотя хотел бы знать. Когда вспоминаешь, что случилось со мной в моем же собственном доме прошлым вечером, хочется быть ходячей энциклопедией. И все-таки я беспокоюсь не только из-за событий прошлого вечера; нет, ни в коем случае! У меня есть подозрение, приятель, что за мной следят!

• Предыдущая
• 32/65
• Следующая