Очевидцы бессмертия - Киросон Пантес - Страница 10

А мне было так радостно на сердце, что мы идём. Шли мы быстро и легко, приближаясь к высокой горе. Казалось, даже не идём, а летим, такая у нас была лёгкая поступь. Я понял, что мы перешли границу, ибо земля здесь была совсем другая. Особенно удивляли луны и звёзды, и я хотел спросить у Старца: почему светила светятся по-разному? А Старец опередил меня, ответив; «Потому они не одинаково светятся, что не одинаково люди живут».

Я не понял, какие люди, но увидел, что многие шары-светила были совсем тёмные, серые и тёмно-матовые.

Я не обнаруживал на той земле ничего живого: ни растений, ни воды, ни зверей и птиц — всё было пустынно, и над пустошью висели, мерцая, матовые луны…

Мы легко поднялись на высокую гору, и когда взошли на её вершину, я глянул вниз и мне стало жутко от той безмерной высоты, на которой мы очутились. Я испуганно схватился за Старца.

«Не бойся, — сказал Старец, успокаивая меня. — Тебе кажется: страшно и трудно, но иными путями нам не пройти в святые места. Было бы у тебя разрешение на свободный проход через границу — я бы тебя повёл прямо по дороге, а теперь придётся кружить через многие страны, чтобы добраться до цели. Много ты ещё диковинного насмотришься, много труда тебе это будет стоить, и страха наберёшься, зато многое увидишь и познаешь…»

У меня кружилась голова и от высоты, и от того, что гора качалась.

Впереди, куда мы направили свой путь, гора круто обрывалась. Внизу не то море, не то синева неба, ибо в этой синеве тоже было множество светящихся шаров. Везде они висели — и внизу, и вверху. А самый большой и самый близкий струил из одного полушария серый свет, а верх его был тёмен. Старец указал на него: «Вот туда-то мы и держим путь».

Я пришёл в смущение, вспомнив, что я сам хотел пробраться через границу… Как бы я смог пройти таким путём? Никак и никогда!

Меня ничуть не удивило, что чужая, запретная земля оказалась такой волшебной и таинственной, так и должно было случиться. Но уж очень далеко! Я не мог себе и представить, как мы проберёмся на этот огромный шар, тускло светящийся на небе. Но Старец, словно читая мои мысли, сказал: «Мы полетим!» И я сразу вспомнил, что умею летать, и радостно взмахнул руками, как крыльями… Меня так и подняло в воздух! И Старец в воздухе рядом со мною, и говорит мне, что в новой одежде, в которую я облёкся, можно лететь далеко и будет совсем легко. Мы направились прямо к громадному шару. Летели очень быстро, неслись, как ветер. Я только гладил воздух руками, словно дирижировал хором. Шар приближался, а гора таяла и исчезала в бездне. Мы уже летели над землёй, лесами и морями… Я подумал: «Господи, да не сон ли это?» Старец посмотрел на меня и улыбнулся: «Какой же сон? Я разбудил тебя от сна в подвале, чтобы увести за границу: ты ведь мучился, хотел многое знать, побывать в иных странах, увидеть, как люди живут. Никакой платы с тебя не взял, всё из любви к тебе…» Мы опустились на большую дорогу. Кругом — огромные деревья, поляны, луга, цветы, птицы поют, но из людей никого не видно… Я увидел, что в стороне от дороги стоял большой старинный дом или замок, обсаженный кругом фруктовыми деревьями. Мы направились в этот дом. Двери и окна у него были большие и полукруглые, подобные церковным. Мы вошли в залу, из которой множество дверей вели во все стороны.

И тут я узнал, что это дом отца моего.

Я сел в кресло, а Старец куда-то исчез. Множество прислуги сновало из одной комнаты в другую, и все подходили ко мне, выказывали радость, что я пришёл домой.

Пошли звать Отца, а мне пришло на мысль: вот какой у меня богатый Отец, а я и не знал, живя в бедности… Мне и лестно перед слугами, что я тоже здесь хозяин и сын такого богатого Отца а в то же время как-то больно на сердце, что я жил где-то в беспробудной бедности.

Вижу — идёт Отец. Я сразу узнал, что Он — настоящий, родной мой Отец. Был Он высокого роста, на вид священник, длинные каштановые волосы локонами спадали на плечи, большие голубые глаза. Одет Он был в синий халат, похожий не то на подрясник, не то на восточный кафтан. Он не был священником, это я знал, только носил такую одежду.

Отец подошёл ко мне и стал ласково гладить меня рукой по голове.

И, Боже мой, что я пережил от этого касания! Хотелось заплакать и рассказать, как я страдал… Его добрые глаза ласково смотрели на меня и были полны сострадания, он как бы безмолвно меня утешал. Я не мог вымолвить ни слова, но мне казалось, что слов и не надо, что он всё уже и сам давно знает. Он не сказал ни одного слова и, приласкав, прошёл через зал и удалился в другие покои… У меня отец земной был совсем другим: не похож на этого Отца.

Но именно этот и был моим настоящим, родным, добрым и богатым Отцом. Опять мы со Старцем были на большой дороге, и она вела через лес.

Мы шли лесом, когда я заметил, что меж кустов и деревьев скользили какие-то призрачные людские тени, похожие на девушек в разноцветных платьях. Я остановился, стал приглядываться и вдруг слышу… голос зовёт меня по имени. Я готов был броситься туда, узнав голос своей сестры, но Старец меня удержал, сказав: «Это только голос, но не сестра твоя. Она думает о тебе». И правда, когда я подбежал к тем призрачным теням ближе — они рассеялись. Я звал: «Сестра! Сестра!» — но всё исчезло.

Старец успокоил меня и сказал, что скоро и граница будет.

Мы быстро двигались вперёд. Дорога была широкая, но, видно, старая, совсем поросла травой, и никто по ней давно не ходил. Я увидел вдали границу. Мне показалось, что там насыпан вал или стоит стена. Но подойдя ближе, я содрогнулся от ужаса, увидев исполинского страшного змея. Ни головы его, ни хвоста не было видно, только туловище поперёк дороги, протянувшееся без конца в обе стороны. Толщина змея была в рост человека. Когда я приблизился и присмотрелся, то увидел, что из его спины торчат волосы, подобно железным штыкам…

Старец сказал, что этот змей обвивает всю землю, в которую мы хотим пройти, охраняет её, и никому нельзя из неё выбраться. Я опять содрогнулся, вспомнив, что хотел пробраться через границу один. «К этому змею, — сказал Старец, — не только нельзя прикоснуться, но даже близко к нему подойти. Он издали чует».

Чешуя на нём, как броня, так и шевелилась, а штыки волос так и ходили по нему… Меня объял ужас: как же мы пройдём? Старец вытащил из-под полы своего одеяния меч, сияющий золотым огнём. Я удивился, Ибо не видел у него этого меча раньше. А он и говорит: «Этот меч дал мне твой отец, чтобы я провёл тебя через границу».

Меч был огромный, обоюдоострый. Старец сказал: «Надо освободить эту дорогу, древняя она, но змей её закрыл, и теперь никто из людей по ней не ходит. Только тот и пробирается, кого я провожу».

Я говорю Старцу: «Дедушка милый! Как же мы перейдём через него? Давай лучше обойдём, зачем нам прямо на него идти?»

«Обойти нельзя, — молвил Старец, — а ты должен видеть, как за ним люди живут».

И Старец, подняв меч, направился прямо к змею, взмахнул и ударил так сильно, что змей пересёкся пополам, и мне показалось, что он рассёкся от одного только взмаха меча. Земля застонала и закачалась, как от землетрясения. Рассечённые концы змея затрепетали и судорожно потянулись в стороны, образовав широкий проход. А из чрева змея потоком лилась кровь и вываливались человеческие кости, головы и целые трупы…

«Вот, — сказал Старец, — чем его кормят за то, что он охраняет границу!»

«А теперь змей погибнет?» — спросил я.

«Нет, — ответил Старец, — чтобы его убить, надо поразить голову. А так мы только пробили себе дорогу».

Разрубленные концы потянулись в разные стороны, а из чрева змея извергалась нечисть человеческих трупов.

Когда дорога была освобождена, я увидел бегущих к нам навстречу людей. Они бежали из той страны, которую оберегал змей. Люди бежали, а их по пятам преследовали мучители, тираны-разбойники. Вырвавшись из той земли через прорубленное место, люди бездыханно падали, уткнувшись лицом в землю. Их мучители не могли преследовать далее границ змея и возвращались. А люди, которые спаслись бегством, были очень худы и измождены. Ни они, ни их преследователи не видели нас. Мы двинулись в ту землю и шли, куда вела нас дорога. Земля была пустынна. Всё разрушено, заброшено и запущено. Не то от солнца палящего, не то огнём сожжено — не знаю, но жутко было смотреть кругом. Ни деревца, ни кустика, ни травинки. Только вдалеке, по сторонам дороги, виднелись старые полуразрушенные лачуги. Около них, как тени, бродили тёмные и худые люди. А кругом — всё занесено пылью и песком, как от бури и огня.