Искатель. 1964. Выпуск №6 - Ребров Михаил - Страница 5

• Предыдущая
• 5/49
• Следующая

Когда над головой появился купол и вместо безудержного падения начался плавный спуск, парашютизм предстал для Бориса совсем в ином свете. Понравилось. Почувствовал, что куполом можно управлять и падать не куда-либо вниз, а точно в заданное место. Правда, встреча с землей была менее приятной. От сильного удара болели ноги. Сказалась неопытность. Зато в последующих прыжках он уже научился мягко амортизировать и очень сожалел, что цикл обучения состоял только из девяти прыжков.

Когда должен был лететь в космос Юрий Гагарин, группа врачей-парашютистов — в их числе и Егоров — находилась на одном из далеких аэродромов. Ждали сообщения со старта. Время тянулось медленно, и, чтобы как-то скоротать его, стали играть в футбол: десантники на летчиков. А тут команда — лететь! Штурман на ходу забросил портфель с картами в самолет, все буквально в секунду протиснулись в бортовой люк. В салоне началось такое, что трудно передать. Два кавказца из десантной команды выплясывали лезгинку, да так, что все ходуном ходило. А первый пилот кричал в эфир: «Ура! Ура!» Нарушение, конечно. Не положено такое в полете. Но ведь радость была неудержимая.

Потом стартовали в космос Титов, Николаев, Попович, Быковский и Терешкова. И снова группа разъезжалась по «точкам».

По данным телеметрии, переданным с борта корабля, врачи должны были делать анализ состояния космонавта и докладывать на пункт управления полетом.

В полетах регистрировалось все: биотоки сердца — снимается электрокардиограмма, биотоки мозга — электроэнцефалограмма, давление крови, пульс и многое другое. Это позволяло заметить самые незначительные отклонения от нормы. К счастью, их не было.

Дежурили круглосуточно. После смены ребята уходили утомленные, с посеревшими от бессонной ночи лицами.

Более детально и глубоко телеметрические данные обрабатывались после полетов. Работы хватало. После каждого космического рейса врачи получали огромное множество данных. Бориса больше всего интересовали рецепторы вестибулярного аппарата. Стал писать диссертацию. Ее и собирается теперь защищать.

У Бориса глаза очень интересные: небольшие, серые, с четко очерченными бровями. Так, ничего особенного. А вот сколько ни говорили бы с ним, он ни разу не отведет их в старому. Такие глаза, наверное, могут часами следить за пляшущими кривыми самописцев, бегом осциллограммы, дыханием точнейших приборов. В них, глазах его, любопытство и какой-то едва уловимый детский восторг…

Лицо у него волевое, крутой изгиб губ, подвижные брови, короткая стрижка. Борис — научный сотрудник. А улыбнется — студент студентом. Видимо, не отстоялось еще то самое, ученое. Может, его и не надо слишком, а все-таки без него не обойтись: скоро диссертацию будет защищать.

Он уже имеет немало научных работ, в институте его считают способным и добросовестным работником. Несмотря на молодость, ему доверяют многое. Знают, что справится. Он награжден значком «Отличник здравоохранения».

Борис любит футбол. Когда речь заходит о последнем матче «Спартака», он грустно улыбается, слегка сдвинув разлет бровей, вздыхает с сожалением:

— Обидно за ребят. Одни нули! Лет десять такого не было.

Детство его промелькнуло в Москве. В пионеры принимали его в 167-й московской школе, что на Дегтярном. Потом он был звеньевым в пионерском отряде.

В 1952-м ему вручили заветную книжечку с силуэтом Ильича. Тогда же его назначили пионервожатым в младших классах. Ребята души не чаяли в новом вожатом. Он и в музеи их водил и в кино, вместе с ними играл в футбол, помогал отстающим, был строгим и добрым. А попросту — справедливым. Может быть, именно за эти качества студенты курса избрали его комсомольским секретарем.

В институте не помнят соревнований без его участия. Как-никак председатель альпинистской и горнолыжной секции, да и в ручной мяч здорово играл. В кубке Москвы участвовал.

Пять лет он учился вместе с Элеонорой Мордвинкиной, а потом они поженились…

У них маленький сынишка, который носит имя отца и деда. Третий Борис родился весной 1962 года, а второй в это время был на XIV съезде комсомола.

Последнее время мы все чаще и чаще произносим слово «космонавт». Порой ему придается какой-то узкий смысл. А ведь это неверно. История, искусство, радиотехника и медицина, ракеты и электроника, метеорология и спорт, поэзия и астрономия, биология и геофизика… Все это нужно человеку новой профессии. Вот что такое космонавт.

Вместо предисловия к этому репортажу можно вспомнить историю, ставшую в кругу кибернетиков своего рода притчей. На заседании правления одной из зарубежных фирм обсуждался проект нового управляющего устройства. Машина должна была обладать многими уникальными свойствами, а потому авторы проекта не скупясь обещали большой вес, внушительные габариты и высокую стоимость создаваемого электронного «мозга». На сооружение машины предполагалось затратить около полутора лет.

Обсуждение заканчивалось, когда председатель правления без особой надежды задал присутствующим традиционный в таких случаях вопрос: нет ли более простых предложений? И вдруг после продолжительной паузы, поднялся один из молодых инженеров.

— Сколько будет весить ваша машина? — спросили его.

— Примерно восемьдесят килограммов.

— И когда вступит в строй?

— Через два-три месяца.

— Что же это за устройство?

— Человек, шеф…

Трудно утверждать, насколько достоверна эта история. Но даже сам факт ее существования уже говорит о многом. И вот почему…

С оговорками или без них, но подчас еще можно услышать мнение, что непрерывно совершенствующиеся машины со временем полностью заменят людей, вытеснят человека из сферы производства или даже подчинят его своей «железной» логике. Автоматика делала только первые шаги, когда известный чешский писатель Карел Чапек «поднял» восстание роботов против человечества на страницах знаменитой пьесы «R. U. R.». И уж совсем не случайно в наши дни — дни стремительного развития кибернетики — американский ученый и фантаст Айзек Азимов в цикле своих рассказов «Я, робот» призывает на защиту человека специальный свод законов поведения «мыслящих» машин, открывающийся категоричным «робот не может причинить вред человеку».

Восхищение грядущим совершенством машин и страх перед их могуществом нередко рука об руку шагают по страницам произведений, повествующих о завтрашнем дне человечества.

Как же будет на самом деле? Что думают по этому поводу ученые, уже сегодня создающие все более и более «умные» автоматы?

Сегодня совершенные кибернетические устройства неумолимо вторгаются в область, еще вчера считавшуюся монополией человека и его разума, — они начинают управлять. Не только отдельные механизмы или процессы производства — целые цехи и даже заводы сейчас уже подчиняются четким приказам автоматики. И это понятно — со многими задачами управления «думающие» машины с их быстродействием, обширной памятью и четкой логикой справляются несравненно лучше, чем человек. Значит ли это, что со временем следует переложить все командные функции на плечи машин, оставив за человеком лишь право определять законы их поведения при конструировании и контролировать результаты работы? Где и как он должен будет произносить свое «последнее слово»? Как разделить командные обязанности между человеком и машинами?

Все эти и подобные им вопросы и составляют сущность одной из актуальнейших проблем науки — проблемы «Человек и автомат». Целый комплекс работ, связанных с ее решением, был проведен в Институте автоматики и телемеханики, в лаборатории, которую возглавляет известный советский ученый, доктор технических наук, профессор Александр Яковлевич Лернер. О некоторых из этих работ и пойдет ниже речь. Но сначала слово самому ученому.

• Предыдущая
• 5/49
• Следующая