Искатель. 1964. Выпуск №6 - Ребров Михаил - Страница 13

• Предыдущая
• 13/49
• Следующая

Прямо под ним из дна рос безлистый куст багульника. Ветки багульника были усыпаны серебристыми пузырями. Водохранилище заполнили совсем недавно, в нем еще не завелась рыбья живность.

Латышев наслаждался покоем и смотрел в воду, ни о чем не думая. Так ему показалось, конечно, что он ни о чем не думал, — просто мысли у него были легкие, хорошие.

Мимо него прошли двое худых, загорелых мальчишек в ковбойках, у одного в руках была маска для подводного плавания. Конопатое его лицо излучало счастье. Они скрылись за скалой, и вскоре оттуда донеслись плеск воды и смех.

Латышев позавидовал. Он и сам, казалось, ощутил обжигающее прикосновение воды, то давно забытое им ощущение свежести и бодрости, когда холод покрывает кожу пупырышками, стягивает ее и разгоняет кровь.

Чертов ревматизм. И вообще… Длинную дефектную ведомость выписали ему врачи. Не по возрасту длинную. Ну, да что поделаешь. Надо уметь принимать такую несправедливость со спокойной душой. В конце концов люди сталкиваются и с большими бедами. А он еще сможет немало поработать на своем веку. Женится, у него будет хорошая семья…

Латышев размечтался и не сразу понял, зачем к нему, прыгая с камня на камень, подбегает мальчишка с таким странным, испуганным выражением лица. Мокрые, длинные трусы облепляли худые ноги, мальчишка задыхался, крик застыл на лице, превратился в гримасу. Латышеву показалось, что эти торопливые прыжки — продолжение какой-то ребячьей игры. Латышев просто не мог сейчас представить реальность несчастья.

Мальчишка схватил его за рубаху.

— Там, — сказал он, — там…

Слова булькали у него в горле, и Латышев ничего не мог понять. Но инстинкт срабатывает быстрее, чем сознание. Латышев вскочил и первым помчался к тому месту, откуда несколько минут назад доносился смех и плеск воды.

Это была сумасшедшая гонка. Когда Латышев подбежал к большой гнейсовой плите, на которой лежали рубахи и маска, ему показалось, что из атмосферы исчез весь кислород. Латышев давно уже так не бегал.

Второго купальщика нигде не было видно. Мальчишка, отставший поначалу, теперь снова дергал сзади за рубаху и повторял бессмысленно, показывая на воду:

— Там, там…

Латышев торопливо разделся. Он срывал пуговицы с рубашки и думал, что не сможет ничем помочь, что лучше бы позвать кого-нибудь, кто поздоровее, повыносливее, у кого хорошее сердце… Но не было никого поблизости. Лишь где-то вдали тарахтела моторка. Сопки были пусты, никто сюда и не забредал, кроме вот таких шальных мальчишек.

— Мы искали сокровища, — выпалил вдруг сквозь стучавшие зубы. — Мы искали, и он там остался.

Надо было бы хоть чуть-чуть отдышаться, прежде чем лезть в воду, но Латышев нырнул.

Холода он не боялся. Он боялся только своего сердца.

Он открыл глаза под водой. Блики солнечного света колебались на дне. В глазах рябило. Но Латышев выдохнул из легких воздух, заставил себя опуститься еще глубже.

Как будто чья-то шершавая, грубая ладонь сжала сердце, и оно вдруг забилось, запрыгало. И тут же острая боль шевельнулась в затылке, солнечные блики исчезли.

Захлебываясь, Латышев вылетел на поверхность. Он увидел темную гнейсовую плиту и силуэт мальчишки. И никого больше не было поблизости.

Отдышаться в воде он не мог. Кое-как взобрался на камень, лег.

— Дяденька, ну чего? — шепотом спросил мальчишка.

— Дай маску, — прохрипел Латышев.

Он поймал ее на лету, потом трубку, надел их и поплыл. Теперь он мог видеть дно, не погружаясь. Он слышал свое судорожное дыхание усиленным десятикрат, и эти звуки, которые передавала вода, мешали ему, пугали.

Целая горная страна была под ним: острые пики, ущелья и скатившиеся камни. Кое-где торчали пни, и даже целые стволы с ветвями, еще не успевшими потерять хвою, лежали на дне.

Только теперь он начал чувствовать, как холодна была вода.

Мальчишку он увидел в расщелине, рядом с большим обопрелым стволом-топляком. Это был тот самый конопатый, который так радостно улыбался. Он как будто обхватил ствол руками и не желал расставаться с ним.

Латышев сильно взмахнул руками и пошел вниз. Здесь было метра три, не больше. Плевое дело для здорового человека.

Он схватил мальчишку за длинный русый чуб и хотел с силой оттолкнуться ногами, чтобы сразу, одним махом, всплыть. И тут только увидел сеть. Сеть обволакивала топляк, и в ее обрывках запутался мальчишка, запутался, как глупая рыбешка. Он, видно, бился изо всех сил, стараясь освободиться, и увязал все сильнее и сильнее, наматывая на себя обрывки старой, но еще прочной сети.

Много всякого хлама валялось на дне этого недавно затопленного водохранилища.

Латышев рванул сеть, стараясь поднять ее на поверхность вместе с мальчишкой. Топляк колыхнулся, поплыл вверх, но тут голову Латышева словно сжало тисками, вода потемнела, померк тусклый солнечный свет, лившийся сверху.

Трубка выскочила изо рта, и он не выдержал, хлебнул широко открытым ртом воду.

Очнулся Латышев уже на камне — он лежал на нем животом, свесив руки и ноги. Видно, даже теряя сознание, он успел все-таки выскочить на воздух и выползти на камень. Работал уже не мозг, просто, — какие-то живучие клеточки его нервов заставили мышцы проделать все, что было нужно, и он спасся. Спас себя.

Сердце билось тяжелыми и тупыми ударами. Все тело было как ватное, с трудом шевелились пальцы.

Он поднял голову и осмотрелся. Второго мальчишки не было видно — убежал, испугался. Черный, оголенный лес над головой казался металлическим.

«Еще одну попытку, — мелькали путаные, рваные мысли. — Еще одну. Надо. Тут уже ничего больше не имеет значения. Все равно уже… Надо. В конце концов прожил двадцать восемь. Это не так мало…»

На поверхности воды, там, откуда он вынырнул, расползлось мутное пятно. Вот это было плохо. Грязь от растревоженного дна, она закроет ему глаза.

Жаль, что убежал мальчишка. Все-таки хоть кто-то рядом. Хоть одна живая душа.

Ну, иди. Не теряй времени. Считай под водой. Считай. Ты должен посчитать до шестидесяти. Минута — разве это много? Подумаешь, минута…

Он вылил воду из маски и прикрепил резиновую застежку. Затылок был палит свинцом. Потом стиснул нагубник, сильно, чтобы унять дрожь.

Прыгай. Как ты будешь жить, если не прыгнешь сейчас?

И тут его словно осенило. Стекло! У него не было с собой ножа, но если ему посчастливится найти поблизости острый осколок стекла, то тогда можно будет справиться с сетью.

Ему повезло. Близ самой воды валялась бутылка с отбитым горлышком. Латышев стукнул ее о камень и выбрал большой, выгнутый осколок. Левое плечо и рука онемели от сильной, тянущей боли.

Загребая правой рукой сколько было сил, он опустился на дно. Пальцы быстро нащупали теплое еще, упругое тело. Латышев, не разбирая, резал переплетенные нити.

На счете тридцать он почувствовал, что наступил предел. Стекло выпало из ладони. Но он знал, что если вынырнет на воздух, то больше уже не сможет вернуться сюда. Есть же какие-то границы, через которые не способен переступить человек. Даже очень здоровый.

Латышев вцепился в сеть руками. Он рвал ее; на счете сорок пять вода стала как будто черной, он снова перестал видеть.

И сеть подалась, Латышев потянул мальчишку за руку и почувствовал, как тело выскользнуло из ловушки.

Латышев выволок мальчишку из воды и лег рядом. Он не мог встать, чтобы выкачать из утопленника воду и вернуть ему жизнь. Перед глазами по-прежнему качалась серая пелена. И было очень горько и обидно оттого, что нельзя подняться и все усилия были напрасными.

И тут сквозь серую пелену он увидел чьи-то ноги и почувствовал, как сильные руки поднимают его. Он хотел сказать какую-то длинную, сложную и не совсем понятную даже ему самому фразу о том, что все в порядке, что теперь, после того как все кончилось благополучно, особенно стоит жить и он знает, как надо жить, и сможет рассказать об этом другим. Но Латышев ничего не сказал. На краткий миг, словно при свете вспыхнувшей ракеты, возникла перед ним наклонившаяся сопка, черные, голые деревья, падавшие куда-то вместе с сопкой; потом снова нахлынула черная пелена.

• Предыдущая
• 13/49
• Следующая