Рокоссовский - Кардашов Владислав Иванович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/113
- Следующая
Бои шли с переменным, успехом, и постоянно существовала угроза, что молодая народно-революционная армия, еще недостаточно окрепшая, потерпит поражение, если японские интервенты усилят натиск. На выручку товарищам по борьбе и была отправлена 30-я стрелковая дивизия, занявшая позиции в тылу народно-революционной армии на трехсоткилометровом расстоянии от низовьев реки Селенги до самой китайской границы — до Кяхты. Пехотные части выступили еще в апреле, а 30-й кавалерийский полк отправился лишь 9 мая. Теперь Константину Рокоссовскому предстояло ехать еще дальше на восток, в места, о которых и он, и большинство его современников мало что могли знать, настолько отдаленными были они тогда.
Эшелоны медленно обогнули Байкал и проследовали до станции Мысовская (ныне город Бабушкин). Отсюда полку предстояло совершить двухсоткилометровый переход к границе. Переход был очень труден, особенно первая его часть, где на протяжении 60 верст не было ни одного населенного пункта. Правда, красота пути, по которому следовали кавалеристы, возмещала сторицей все перенесенные ими невзгоды.
Сначала дорога шла по берегу реки Мысовой, то по правой, то по левой ее стороне. Русло быстрой горной реки, берега которой густо заросли лесом и кустами, было усеяно крупными валунами. Переливаясь по камням и падая с них, образуя во многих местах красивые водопады, вода настолько сильно шумела, что временами трудно было разговаривать. Целый день поднимался полк вверх к перевалу через Хамар-Дабанский хребет.
На вершине перевала еще лежал снег, и только дорога, расчищенная саперным батальоном, начинала немного притаивать. За перевалом дорога следовала вдоль речки Удунги, берега которой обступил беспросветный лес. Постепенно долина реки расширялась, становилась все более светлой и веселой; горы все более оголялись от леса, и очертания их становились мягкими, и вскоре стала видна круглая, глубокая, необъятная котловина — Боргойская степь, — окруженная со всех сторон по горизонту, как исполинскими крепостными валами, горными хребтами, покрытая уже яркими цветами, с рассеянными по степи редкими бурятскими поселками, возле которых пестрели большие стада овец.
В пути полк пробыл неделю и 15 мая находился уже на русско-монгольской границе, протянувшейся по быстрой мутной реке Джиде. На Джиде, левом притоке Селенги, имелись зажиточные русские поселения. В одном из них разместился штаб 30-го полка, сменившего здесь 266-й полк 30-й стрелковой дивизии.
На долю полка Рокоссовского выпала охрана 70-верстного участка границы на крайне-правом фланге дивизии. Этот огромный участок нужно было превратить в укрепленный район. Кавалеристы, продолжая начатое их товарищами-пехотинцами дело, рыли окопы, возводили блокгаузы, оборудовали артиллерийские позиции, прокладывали новые дороги, готовили этапные пункты и зимнее жилье.
Одновременно командир полка не забывал и о боевой учебе. Красноармейцы совершенствовали огневую и тактическую подготовку, занимались в школах ликвидации безграмотности и политграмоты. Молодой командир старался во всем разобраться сам, и, когда летом 1920 года в 30-й дивизии были проведены маневры, они показали, что кавалерийский полк Рокоссовского обладал уже порядочной сплоченностью, а командир его многому научился. В аттестации, составленной в это время комиссаром 30-й дивизии о молодом командире кавалерийского полка, наряду с анкетными данными сказано и следующее: «К общему делу организации Красной Армии относится как коммунист. Характер мягкий. В работе энергичный. Среди красноармейцев, комсостава и партийных организаций большим авторитетом пользуется. Смелый боевик, показывающий в наступлении пример храбрости...»
Серьезной проблемой для командира полка постоянно оставалось снабжение своих бойцов продовольствием. Места вокруг, правда, были богатые, в реках было полно рыбы, а в сопках сколько угодно дичи. Но Охотиться и ловить рыбу было нельзя — вся эта живность почиталась коренным населением этих мест — бурятами — священной, и самовольные уловы могли только расстроить отношения с бурятами, в особенности с влиятельными тогда среди них буддийскими ламами.
Такая же проблема стояла и перед другими частями дивизии, и ее командир Грязнов решил этот вопрос с дипломатической осторожностью. Подобрав специальную делегацию, комдив отправился на переговоры к главе буддийского духовенства в России ламе-ахаю. Среди командиров дивизии, стремившихся ради любопытства посмотреть на верховного ламу, был и Рокоссовский. Ранее ему и в голову не приходило, что он будет на приеме у столь экзотического, на взгляд европейца, духовного лица.
Резиденция верховного ламы — Гусиноозерский дацан, окруженный 17 небольшими, деревянными, одноэтажными, с куполами буддийскими храмами, — находилась в 25 верстах от Селенгинска, среди каменной пустыни, на юго-западном берегу также пустынного Гусиного озера. Здесь возвышалось огромное белое трехэтажное здание китайской архитектуры, украшенное наверху символической фигурой двух вызолоченных блестящих на солнце оленей с колесом между ними. На однообразном и унылом фоне пустыни это белое здание особенно выделялось, казалось величественным и грозным.
Пытался выглядеть величественным и верховный лама, но ему это плохо удавалось. И на него, и на его приближенных делегация, возглавляемая Грязновым, произвела очень большое впечатление. Красные командиры подъехали к буддийскому святилищу на двух «фиатах» и двух «мерседесах», отвоеванных у колчаковцев еще под Красноярском, в сопровождении кавалькады блестящих всадников, одетых в новенькую красноармейскую форму. Появление такой видной делегации произвело на буддийских монахов должное впечатление, и верховный лама объявил своим верующим, что запрет на ловлю рыбы и отстрел дроф не распространяется больше на красноармейцев.
С этого времени красноармейцы не испытывали острой нужды в мясе и рыбе, хотя по-прежнему страдали от недостатка хлеба: бывали периоды, особенно в мае — июне 1920 года, когда кавалеристы не видели хлеба целыми неделями и хозяйственная часть полка выбивалась из сил, доставляя его через Хамар-Дабанский хребет.
Еще сложнее обстояло дело со снабжением лошадей. Так как местное бурятское население хлебопашеством почти не занималось, овса раздобыть было невозможно, и лошади находились да подножном корму. Этого было явно недостаточно, если учитывать расстояния, на которые приходилось совершать переезды кавалеристам при охране границы.
Крупных боевых столкновений у кавалеристов Рокессовского в этот период не было, но назвать спокойной службу на границе никогда нельзя. За рекой Джидой, в пределах Монголии, скрывались бежавшие от Красной Армии белогвардейцы. В Восточном Забайкалье шли упорные бои по ликвидации «Читинской пробки». Казачье население станиц относилось к красноармейцам настороженно, нередко в враждебно, да и в самом 30-м кавалерийском полку часть вновь принятых красноармейцев требовала строгого присмотра.
В начале июня эскадроны были расквартированы по разным деревням. Штаб полка вместе с 1-м в 2-м эскадровами, состоявшими в большинстве из старых красноармейцев, находился в одной станице. 3-й эскадрон, куда входили западносибирские партизаны, размещался верстах в четырех от штаба, а 4-й эскадрон, в котором имелось много бывших колчаковцев и казаков, Рокоссовский счел целесообразным поместить подальше от границы. Как стало известно впоследствии, среди бойцов 4-го эскадрона созрел заговор, организованный несколькими бывшими колчаковскими офицерами и двумя поляками — в прошлом легионерами, работавшими писарями в штабе. Заговорщики собирались напасть на штаб, разгромить его и уйти в Монголию. Случай воспрепятствовал полному осуществлению их плана.
В первых числах июня подковой казначей Грамматчиков возвращался из отдела снабжения дивизии с деньгами для выдачи жалованья. Во избежание лишних разъездов он отправился сначала в 4-й эскадрон. Подъезжая ночью к деревне, где стоял эскадрон, Грамматчиков заметил в ней необычное и показавшееся ему странным оживление. Въехав в деревню, он убедился, что бойцы эскадрона седлают лошадей. Тогда осторожного казначея взяло сомнение, на виду собирающихся в поход кавалеристов он повернул и во весь опор ускакал. Добравшись до штаба полка, он сообщил там об увиденном.
- Предыдущая
- 23/113
- Следующая
