Колдовские страсти - Жукова-Гладкова Мария - Страница 6

Только я собралась выдвинуть на середину комнаты стол, который у нас в сложенном виде стоит у окна, как господин Лим сказал, что с радостью попьет с нами чай на кухне.

– Вы ведь обычно на кухне пьете? Да?

– Неудобно как-то, – подала голос Анна Ивановна, с большим интересом китайца разглядывавшая – живого (если не считать Мей Лу, но она все-таки женского пола) она, как и я, видела впервые. – Вы у нас гость как-никак.

– Нет, нет, мы и так вас сильно побеспокоили, – заворковал дальше господин Лим. – Только на кухне. Я знаю, где русские пьют чай.

Тут мне пришла в голову мысль, и я выразила ее вслух:

– Вы хотите поговорить с Мей Лу?

– Да, если вы мне разрешите.

– Ну это ж ваша дочь, – сказала я.

Лицо китайца тут же опять изобразило широчайшую улыбку, а я подхватила бабушку, и мы дружно отправились на кухню, прикрыв для порядку дверь в комнату, хотя, как я предполагала, Лим с Мей Лу будут говорить не по-русски, но все равно следовало показать, что я не хочу их смущать.

– Таня, а они у нас там ничего не стибрят? – спросила Анна Ивановна, как только мы с ней оказались на кухне.

– А у нас там есть что тибрить? – удивленно глянула я на свекровь. – Русских классиков? «Радугу» нашу, что на ладан дышит?

– Эх, если бы китаец купил нам новый телевизор… – мечтательно протянула Анна Ивановна, проводившая много времени, вздыхая по бразильским и мексиканским кабальеро и сравнивая их с нашими алкоголиками – муж Анны Ивановны, с которым мне познакомиться не удалось, помер от белой горячки, и она до сих пор вспоминала, как он бегал за чертенятами, почему-то размножавшимися у него на глазах способом почкования, о чем он шепотом рассказывал жене и даже показывал пальцем на идущий в углу процесс, его комментируя в деталях.

Потом взгляд Анны Ивановны упал на наш старенький «Минск» (но, отдать ему должное, работает уже двадцать пять лет – умели же люди делать в свое время!), она вздохнула, вспомнила холодильник из рекламы, потом еще вспомнила морозильник, который нам был бы нужнее – у Анны Ивановны давно зрела идея замораживания грибов и ягод на зиму. Правда, я с этой идеей отчаянно боролась, так как ягоды и грибы в нашем доме приходится собирать мне, а для морозильника пришлось бы их собирать в гораздо большем количестве, потому что уж если забивать его – то под завязку, в соответствии с понятиями Анны Ивановны о запасах на зиму.

А я – раз уж мы мечтаем – сказала, что давно хочу микроволновую печь.

– Это вредно, – заметила Анна Ивановна и процитировала какую-то передачу, которую смотрела по телевизору на днях. – Вот если бы печку японскую, там специалист так хорошо объяснял…

И Анна Ивановна пошла рассказывать про то, чем та японская печка отличается от традиционной микроволновки и почему приготовленные в ней продукты полезнее. О вреде микроволновых печей, как я поняла, Анна Ивановна узнала из рекламы японских печек, производители которых являются конкурентами производителей традиционных микроволновок. Интересно бы послушать мнение последних о первых, тоже, наверное, нашли бы много вредного у соперников.

– Что мы делим шкуру неубитого медведя? – посмотрела я на Анну Ивановну.

– Но если китаец сказал, что он богатый человек…

– Неудобно как-то его просить…

– В общем, так, Таня, – твердо сказала бабушка. – Если спросит, чего нам нужно, ты не стесняйся. Все равно мы этого китайца больше не увидим, нам ему в глаза не смотреть. А не попросишь – не дадут. Все называй. Мы все возьмем, что даст. Можно деньгами. На черный день отложим.

На черный день у нас, правда, было отложено две тысячи триста шестьдесят два доллара, часть которых лежала на антресолях в кухне, часть – в стенном шкафу у входной двери, а часть – на лоджии, но это другой вопрос. Это на черный день. И это – неприкосновенные баксы. Я, кстати, давно жду, что американскую столицу перенесут в один из российских городов – когда количество долларов в России превысит их количество во всем остальном мире. Америку-то, как я понимаю, мы уже переплюнули.

Китаец нарисовался у нас в кухне примерно через полчаса, опять кланялся, потом уселся на Петино место и с широчайшей улыбкой на нас уставился.

Чай мы пили долго и говорили много. В основном, правда, говорил китаец, рассказал, что учился в России, потом вернулся в Китай, но несколько лет назад снова приехал к нам делать бизнес. Какой – не уточнил. Так тут и остался. Китаец повосторгался Россией и нашими людьми, мной в частности, расспросил нас с Анной Ивановной о жизни нашей семьи и об отношениях с соседями, которыми почему-то особенно заинтересовался (это меня откровенно удивило), потом сказал, что в самое ближайшее время пригласит нас с бабушкой к себе в гости отведать настоящей китайской кухни. Бабушка наступила мне под столом на ногу. Я точно знала, что она думает: нам не китайской еды надо, нам бы чего более существенное, например то, в чем эту еду готовят или хранят. А я, раз уж мы заговорили о китайской еде, решила задать гостю волновавший нашу семью вопрос.

Не так давно в одной из палаток купила китайскую «пятивкусовую лапшу». Мы всей семьей гадали, какой такой пятый вкус просекли китайцы, потому что вроде бы раньше язык всех нормальных людей различал четыре основных – кислый, сладкий, горький и соленый. Я попросила господина Лима мне это объяснить.

Он опять заулыбался, но дать вразумительный ответ не смог и плавно перевел разговор в другое русло, в частности, выяснил адрес клиники Боярова, сказал, что сам с ним договорится о лечении Мей Лу, а потом спросил у меня, где я работаю и на что живу. Я честно ответила. Бабушка тут же вставила несколько фраз про наше бедственное положение, кося на холодильник. Правда, сидя на нашей кухне и любуясь следами многочисленных протечек (как, впрочем, он мог любоваться ими и в комнате), китаец, наверное, и так понял, что попал не к Крезу.

Напившись чаю (а вылакал он, наверное, целый литр), китаец сказал, что прямо сейчас забирает с собой Мей Лу – у него внизу ждет машина с шофером, господин Лим нам будет вечно благодарен, и сейчас за ним поднимется его телохранитель с небольшим подарком для нас.

Не успел Лим закончить фразу, как в дверь позвонили. Я отправилась открывать, бабушка с гостем последовали за мной. На пороге стояли два молодых плечистых китайца (им бы в боевиках про ниндзя сниматься – или там японцы?), которые держали в руках огромную коробку. Мы с бабушкой обалдели: на кухне-то мы просто трепались, никак не ожидая, что в самом деле нам что-то обломится, и, наверное, так бы и не попросили китайца ни о чем. Хочу также отметить, что два новых гостя были настолько похожи (на мой взгляд), что найти десять отличий, как иногда предлагают в журналах, я не смогла бы и под дулом пистолета.

Лим нам поклонился, двое его подчиненных проследовали в большую комнату и установили там огромный «Панасоник».

– Мей Лу сказала, что у вас краски плохие, – улыбался господин Лим, – она же вчера видела, когда вы смотрели. А я знаю, что русские женщины любят смотреть телевизор. Примите этот скромный подарок в знак моей благодарности за спасение Мей Лу. От меня и от Мей Лу.

Тут уже поклонились все три китайца, да и Мей Лу попыталась подняться с дивана и изобразить поклон. Мы с бабушкой замахали на нее руками, предлагая снова лечь. Но один из подчиненных Лима подхватил Мей Лу на руки, они все снова нам поклонились и квартиру покинули.

Мы с бабушкой припали к окнам. Перед нашим парадным стояла какая-то огромная машина, куда все китайцы и загрузились.

Бабушка отправилась смотреть новый телевизор, а я стала готовиться к отбытию на работу: мне вскоре у Боярова убираться.

Когда вернулась домой ближе к ночи, Анна Ивановна тут же сообщила:

– Зойка заходила. Просила, как только ты появишься, к ней заглянуть. Давай ее лучше к нам позовем. Чаю попьем вместе.

Зойка – это наша соседка, личность весьма колоритная. Да, в принципе, у нас все соседи достойны пера какого-нибудь писателя-сатирика, Задорнова бы к нам на лестничную площадку как-нибудь пригласить, он бы тут почерпнул материал на пару концертов.