Богатыри проснулись - Каратеев Михаил Дмитриевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая

Московская летопись

Вскоре после полудня к Фроловым воротам кремля подъехали два татарина и именем великого хана Тохтамыша потребовали сдачи города, всем, кто в нем находится, обещая в этом случае пощаду.

На стене, у ворот, в тот миг не было никого из старшин. Тут стояла сотня ремесленников из подмосковной Гончарной слободы да несколько монахов и горожан, вооруженных кто чем горазд. Потолковав между собою, они решили звать князя Остея, чтобы он говорил с татарами. Но едва один из гончаров отправился на поиски князя, как сюда подошел десятский Игнашка Постник, из Дмитровской сотни, стоявшей рядом. Узнав, что тут происходит, он, долго не раздумывая, решил дело по-своему.

– Князь тут вовсе не надобен, – заявил он, проталкиваясь к бойнице. – Ежели он, к примеру, велит отворить ворота поганым, нешто мы его послухаем? Да я его за такое своими руками со стены сопхну! А коли так, то у нас с ханскими послами можен токмо такой разговор…

В средневековой Москве все городское и слободское население делилось, в административном отношении, на сотни, во главе которых стояли выборные сотские и десятские. Эти сотни назывались или по роду деятельности соответствующей слободы (например, Гончарная, Кожевенная и др.), или по названию своей улицы, приходской церкви, ближайших городских ворот и т. п.» Отсюда сотни – Дмитровская, Мясницкая, Покровская и т. д.

С этими словами он натянул тетиву лука и пустил стрелу в одного из посланцев Тохтамыша, ожидавших по ту сторону рва. Его примеру немедля последовало еще несколько горожан, имевших луки. Но ордынцы, предвидевшие возможность такого ответа и потому одетые в кольчуги, от стрел не пострадали. Погрозив москвичам нагайками и выкрикнув несколько русских и татарских ругательств, они повернули коней и ускакали, провожаемые свистом и улюлюканьем осажденных.

Малое время спустя к стенам со всех сторон подступили татарские лучники и начали бить по стоявшим наверху людям, по скважням заборала и по бойницам башен. Со стены им отвечали дождем стрел, и в течение получаса между осаждающими и осажденными длилась жаркая перестрелка.

Среди москвичей умелых стрелков было мало, а потому они наносили лишь незначительный урон татарам, которые искусно закрывались щитами и все время были в движении. Но почти ни одна татарская стрела не пропадала даром, и вскоре все стоявшие на стенах люди вынуждены были попрятаться за укрытиями. Тогда, под защитой лучников, из ордынских рядов во множестве выступили вперед пешие воины, вооруженные только саблями и щитами. Они приближались группами человек по пятьдесят и несли с собою длинные лестницы, явно намереваясь идти на приступ.

– Все готовься отбивать поганых, – говорил князь Остей, обходя стены. – Стрелять боле не надобно, эдак лишь себя подставите под татарские стрелы. Жди, когда поставят лестницы и полезут наверх, а тогда вали на них каменья да поливай смолой и кипятком! Лестницы отпихивай шестами либо, коли собьешь с них людей, – тяни крючьями к себе, на стену!

Остей годами был еще совсем молод, и на Руси его не знали, а потому, несмотря на свою личную храбрость и воинское умение, он особого доверия москвичам не внушал. Из своих бояр и воевод никого на стенах не было, – почти все они либо ушли с войском Дмитрия, либо покинули город до начала осады, – а те немногие, что остались в Москве, видя мятежное настроение горожан, предпочитали отсиживаться по домам. Поэтому, хотя князь Остей и был объявлен набольшим воеводой, – на деле начальство над городом оказалось в руках слободских старост и сотских да тех.бывалых воинов, которые в этот грозный час оказались в Москве и сумели показать себя знающими дело и толковыми распорядителями. Наибольшим же уважением всех московских низов пользовался Юрий Сапожник, – славный воин, в Куликовской битве потерявший руку, когда заслонил собою раненого великого князя.

Волею событий оказавшись сейчас головой народного движения, Юрий не мешал распоряжаться князю Остею, покуда находил его действия правильными. Но в душе он считал, что москвичи и сами, – без помощи этого литовского князька, – сумеют удержать Москву до подхода государя с войском, а потому со своей стороны руководил обороной и отдавал приказания, будто бы Остея тут и не было. Последний сразу это заметил и хотел было осадить Юрку, но когда увидел, с какой готовностью повинуется ему весь этот мятежный и полупьяный люд, – почел за лучшее смолчать и не вызывать в столь ответственную минуту лишних осложнений.

– Заряжай тюфяки, – говорил Юрка, – да нацеливай их на поганские ватаги с лестницами, поколе они не подошли под стены. Энто им не лук и не самострел, – такого гостинца они еще отродясь не пробовали. Небось от одного грому басурманская душа паром выйдет!

Несколько минут спустя первую пушку изготовили к бою, но пока горел запальный фитиль, полусотня татар, на которую она была наведена, продвинулась далеко вперед, и каменное ядро, со злым урчанием прорезав воздух, шлепнулось позади нее, не причинив никому вреда. Однако громоподобный выстрел произвел среди татар замешательство, – они внезапно остановились, и это позволило из второго тюфяка выпалить удачней: ядро угодило в самую гущу людей, разнесло в щепы лестницу, которую они несли, и убило несколько человек. Почти сейчас же, изрыгая черный дым и пламя, со стены рявкнули еще две пушки, попадания которых тоже были удачны. *

Видя, что в рядах ордынцев происходит смятение, стоявшие на стене москвичи разразились восторженными криками. Но к великому их разочарованию татарские воины, понукаемые своими начальниками, бросились не назад, а вперед и, прежде чем пушкари снова зарядили орудия, – успели подбежать так близко, что стрелять по ним уже было нельзя. И тотчас орда пошла на приступ. В то время как вся ее главная сила, прихлынув к стенам и поставив лестницы, с устрашающим воем полезла наверх, – искуснейшие "татарские стрелки, стоя чуть поодаль, метко били из луков по бойницам и по верху стены, едва там кто-нибудь показывался.

Защитники города, – среди которых только очень немногие имели кольчуги и шлемы, – десятками падали под вражескими стрелами, но приступ отбивали дружно, не жалея себя. На лезущих по лестницам ордынцев со стены посыпались камни, полилась кипящая смола. Но в то время как одни падали вниз с переломанными костями или с воплями корчились под стеной от жестоких ожогов, – другие сейчас же заступали их место н упрямо лезли наверх.

Наиболее яростный приступ осаждающие вели с восточной стороны, где стены были ниже и где нетрудно было перебраться через ров, вода в котором в это время года почти совсем пересыхала.

Вот, между Никольской и Собакиной башнями, приставив две лестницы рядом, в затылок полезли по ним татары, прикрывая головы круглыми коваными щитами. Верхним оставалось до края стены уже рукой подать, когда вдруг над заборалом показалось тяжелое, поднятое за два конца бревно и рухнуло вниз, как муравьев сметая поганых с обеих лестниц. Одна из них при этом была поломана в куски, другая уцелела; накинув крючья, осажденные потянули ее наверх, но под градом татарских стрел сразу же должны были выпустить. И снова по ней полезли ордынцы. Дав время переднему подняться почти до самого заборала, – выступил из-за укрытия бородатый мужик в лаптях и в рубахе-распояске, обеими руками держа над головой тяжелый камень. Но в тот же миг впилась ему в грудь метко пущенная снизу стрела, падая, мужик выронил камень, который, стукнувшись о край стены, пошел в сторону и шлепнулся в ров, никого не задев. И, наддав побыстрей, первый татарин с победным криком ступил на стену кремля.

– Погоди еще радоваться, басурманское рыло! – крикнул Игнашка Постник, ткнув его в живот шестом, которым он приготовился отпихивать лестницу. Скорчившись от удара и не удержавшись на краю стены, ордынец кулем полетел вниз, сбивая в своем падении всех поднимавшихся за ним товарищей.

Сбросив со стены татарина, Игнашка удовлетворенно выругался и глянул по сторонам. Слева, шагах в пяти от него, два взлохмаченных и обливающихся потом монаха, с завязанными на животах полами ряс, навалившись на шест с рогулиной на конце, напрягали все силы, чтобы опрокинуть приставленную снаружи лестницу, на которой находилось че-

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая