Таежный гнус - Карасик Аркадий - Страница 46

• Предыдущая
• 46/55
• Следующая

Не вымолвила — простонала.

— Милый…

Добято рывком поднял её на руки, внес в боковущку, положил на кровать. Принялся обцеловывать лицо, шею, грудь. Полетела нп пол ночная рубашка, мужское белье.

— Милый… Не торопись… — стонала под Тарасиком женщина. — какой же ты сильный… какой ласковый…

Немолодой мужчина, познавший, исключая законную супругу, немало женщин, чувствовал себя невинным пацаном, впервые обнимающим любимую. Он задыхался от нестерпимого желания, чувствовал — умрет, если немедленно не достигнет «финиша».

Сашенька задыхалась от острого блаженства, шептала что-то ласковое, нежное. Боясь причинить ей боль, Добято опирался на локти и колени, но она, обхватив его руками и ногами, повелительно притянула к себе, заставила придавить к перине.

— Так… так… сладкий мой… сколько же я тебя ждала!… Только не торопись, не спеши… Ой… ой… ой!

Наконец, темноту боковушке будто разметало пламенем взрыва. Добято вскрикнул, женщина ответила сладким стоном.

Он попытался освободить Сашеньку, перебраться на перину, но она отрицательно покачала головой, сплела руки на его спине в замок — не отпустила.

— Тебе ведь тяжело… Пусти…

— Нет, дорогой, ты походишь на пушинку, — тихо рассмеялась женщина. — Твоя тяжесть, словно лекарство от всех болезней… Я ведь колдунья, разбираюсь. Разве не чувствуешь? Хочешь и тебя тоже полечу?

— Полечи, — согласился Тарасик, ощущая нарастающую волну желания, которая вот-вот поглотит его, вымоет из сознания все, что не связано с лежащей под ним Сашенькой. — Очень хочу…

— Тогда садись в кресло.

Добято неуклюже перевалился на свободную половину кровати, недоуменно оглядел боковушку. Ранее никакого кресла он не заметил, да и мудренно было в тогдашнем его состоянии разглядывать комнату. Сейчас в лунном свете он, действительно, увидел грубо сколоченное жесткое седалище. Попытался намотать на себя простынь — скрыть наготу, но знахарка отрицательно покачала головой. Пришлось подчиниться.

«Колдунья» стояла перед ним, внимательно оглядывая голое, поросшее белесыми волосинками мужское тело. Будто приценивалась. Тарасик поежился, но ничего не сказал. — Постарайся расслабиться, милый… Тонкие пальчики пробежали по его спине — от поясницы до затылка, переместились на грудь. Возле горла застыли, поерзали в поисках удобного положения, либо определяли «точки воздействия». Александра зашептала таинственным, прерывистым голосом заклинания.

— Ты уже испробовал меня. Почувствовал сладость моего лона. Выплеснул в него мужскую силу. Я приняла её с наслаждением. Теперь ты думаешь — иссяк, обессилел? Ошибаешься. Ибо я хочу хотя бы ещё один раз принять тебя. Прислушайся, милый, к своему организму. Чувствуешь, как наливаются силой твои мышцы. Это я их готовлю к соитию. Положи ладони на мои груди. Ощути их упругость, — словно заколдованный, Тарасик послушно сжал в ладонях пышные женские груди, от них потекло волнующее тепло. — Проведи по моим бедрам. Сейчас они раздвинутся, освобождая дорогу к наслаждению… Чувствуешь мое волнение и мое желание? Сейчас я передам их тебе.

Сашенька наклонилась к мужской груди, разгладила волосинки. Осторожно прикоснулась губыми к выпуклому мужскому соску. Обцеловала его со всех сторон и вдруг, страстно вздохнув, прижала языком. Прикосновение мягких женских губешек — вспыхнувший костер, от которого по жилам, сосудам, до самого сердца потекли обжигающие струйки.

У Добято медленно, словно на карусели, закружилась голова. В глазах замелькали снопы ярких искр, во рту пересохло. Он сжал в об»ятиях прекрасное тело, ни о чем не думая, уже не боясь причинить боль, поднял на руки, бросил её на кровать. Покрыл собой.

На этот раз время тянулось медленно и как-то торжественно. Сашенька охала, ахала, помогала любовнику полней ощутить слияние. Оба — профаны в области секса — учились друг у друга, постигали, на первый взгляд, несложную науку. Помогала великая учительница всего земного — природа, заложившая в мужчин и в женщин азы грешной любви…

… Утомленный любовным неистовством, Тарасик задремал. Сашенька, обняв его и положив голову на грудь, ровно дышала. Наверно, ей тоже не просто дались удивительно приятные и жаркие минуты, но она не спала. Иногда любовник шестым-десятым чувством будто видел таинственную улыбку на пухлых её губах.

Прошло полчаса.

Добято будто кто-то подтолкнул. Дескать, проснись, сыщик, нельзя тебе сейчас отключаться! Он не вскинулся, даже дыхание осталось прежним — ровным, покойным. Приоткрыв глаза увидел: любовница подняла голову, выжидательно поглядела на него — спит он или притворяется? Осторожно поднялась с постели, накинула ночную рубашку, укрыла плечи пуховым платком. И на цыпочках вышла из боковушки.

Когда Добято, так же осторожно, выбрался на веранду, Александры уже не было. Скорей всего, скользнула в кусты, растворилась в ночной темноте. Приглядевшись повнимательней, Тарасик увидел два смутных силуэта — мужской и женский. Вроде не обнимаются, стоят на расстоянии друг от друга.

Да и о каких об»ятиях может итти речь после недавней постели. Не робот же она — живое существо!

И ещё одно ощутил сорокалетний мужик — жгучий стыд. До чего же мерзко подозревать в предательстве женщину, которая какой-нибудь час тому назад отдала ему свое тело, осыпала жаркими ласками. Сыщик поежился. Не от ночного холода — от чувства омерзения за одолевающие его мысли.

Возвратится Александра, сбросит платок и шаль, заберется под одеяло к ожидающему её возвращения любовнику. Снова — ласки, снова придется отвечать на них — целовать упругие груди, шею, губы? Притворяться! Ибо в голове колючей занозой сидит только-что увиденная сценка: под покровом ночной темноты разговаривают двое — мужчина и женшина. Любимая женщина и, возможно, посланец кровавого Гранда…

Любовь и кровь — совместимы ли два этих понятия?

Ну, нет, на притворство он не способен — непременно не удержится от вопросов, которые построят между ним и Сашенькой непрошибаемую никакими ласками стену.

Раздосадованно повздыхав, сыщик не вернулся в боковушку — полез на мансарду. Долго ворочался на скрипучей раскладушке, перебирая последние события, искал и не находил причин, оправдываюих непонятное поведение Александры.

Сосед храпел более тихо — наверно, сам притомился, зато облысевшая ветка сильней постукивала в окно, да юркие серые мыши громче пищали под лавкой.

Добято незаметно уснул…

В пять утра заскрипели ступени под легкими женскими шагами. Александра пришла будить разоспавшихся охотников.

— Под»ем, мужики! Царство небесное проспите, дичь ожидать не станет — разлетится… Под»ем, сказано! — женщина сдернула со спящих колючие пледы, обрызгала их водой из кружки.

Пока охотники, позевывая, наматывали портянки, обувались, натягивали теплые куртки и, поверх них, непременные дождевики, хозяйка растопила печку, поставила разгревать вчерашнюю кашу.

— Куда пойдете? — разрумянившись от печного жара, спросила она, окинув Тараса Викторовича любящим взглядом. — Я советую податься не к Бесовой сопке — к Волчьему Логову. Волков вам бояться не приходится, а вот белок там — уйма. Без трофеев не возвернетесь… — А где находится это Логово? — внешне равнодушно осведомился сыщик. — Далеко от заимки?

— Десять километров. Для таких ходоков, как вы, час ходу. В другую сторону от медвежьепадьевской дороги. Там, где вас хотели ограбить… Кажется, одно упоминание о налете на грузовик настолько напугало прапорщика — задрожал второй подбородок, пальцы-сосиски.

— Конечное дело, лучше — подальше… А там не опасно?

Александра не ответила — выразительно пожала полными плечиками и насмешливо улыбнулась. Дескать, времячко такое — всюду опасности, только настоящие мужики не боятся их.

— Ну, раз так, пошли, Тарас Григорьевич, к Логову, — решительно продекламировал Толкунов…

Волчье Логово расположено далеко от сваленной липы. Случайно пытается Сашенька направить охотников в противоположном направлении или делает это преднамеренно? Ведь задуманная охота ничего общего не имеет с отстрелом пугливых глухарей и юрких белок — Тарасик решил попытаться найти логово двуногого зверя, поглядеть не пересекаются ли мужские следы с женскими?

• Предыдущая
• 46/55
• Следующая