Сестра звезды - Жаринова Елена - Страница 37

— Мне нравится вот эта! — заявил мнимый Чи-Гоан, указывая на меня пальцем, на котором сверкал тяжелый перстень. — Хозяин побережья будет доволен таким подарком, славный Итака.

Омма отчаянно сжала мою руку. Я ответила ей тихим пожатием, давая понять, что со мной все будет в порядке. Но если Готто удастся увести меня, как спасти Омму?

— Славный Чи-Гоан, ты выбрал самую красивую рабыню. И самую дорогую, — натянуто улыбнулся купец.

Готто изобразил на лице легкомысленное непонимание:

— Ну так что ж? Разве Хозяин побережья недостоин ею владеть? Разве ты пожалеешь эту девчонку для своего благодетеля?

— К тому же она строптива.

— Милостивый и всемогущий умеет обращаться с женщинами. Через неделю она будет ласковее кошки.

Я не знала, кто такой Хозяин побережья, но это имя оказывало на Итаку прямо-таки волшебное воздействие. Не пытаясь больше отговорить мнимого посланца из Лю-Штана, он велел Асике отвести меня в отдельную комнату, а сам побрел к столу писать соответствующую бумагу.

Когда Асика запер за мной дверь, оставив меня в маленьком помещении без окон, я почувствовала себя в полной растерянности. Что же будет с Оммой? Я уже поняла, что мои спутники придумали, как вызволить меня, но как убедить их спасти чужую женщину? Нет, я не имела права даже просить их об этом. Я сама должна была помочь своей подруге, и, кажется, я придумала, как.

Скоро Асика велел мне выходить. У дверей ждал Готто, с трудом удерживая торжествующую улыбку; в руках он сжимал свиток — дарственную бумагу, подписанную Итакой.

Отказавшись от помощи надсмотрщика, Готто взял меня за руку и вывел из дома купца. До этого времени мы соблюдали осторожность и не обмолвились ни единым словом. Но оказавшись на улице, за поворотом, где нас нельзя было увидеть из окон, я вырвала у Готто руку.

— Готто, ты должен меня выслушать.

— У нас мало времени, Шайса, — недоуменно ответил юноша, пытаясь снова увлечь меня за собой. — Настоящий Чи-Гоан лежит связанный в трюме своего корабля и грозится, что завтра в полдень прибудут остальные корабли из Лю-Штана. Мы должны немедленно покинуть Цесиль.

— Да постой же, — я гневно топнула ногой, но тут же смягчилась. — Я все понимаю, Готто. У меня не хватит слов отблагодарить тебя за мужество. Но сейчас ты должен сделать так, как я скажу. Ты должен вернуть меня Итаке, сказать, что я не подойду этому Хозяину побережья, и выбрать вместо меня высокую темноволосую женщину — ты ни с кем из рабынь ее не перепутаешь. Это Омма, моя подруга. Надо вывести из дома ее. А ночью я сама постараюсь пробраться в гавань: ко мне вернулись силы Келлион.

— Я и не знал, что ты их теряла, — удивился Готто. — А мы не могли понять, как этим разбойникам удалось тебя схватить. Мы думали, тебя схватили спросонья, а потом тебе удалось убежать, и прежде чем приплыть в Цесиль на корабле Чи-Гоана, искали тебя повсюду, боялись, что ты заблудилась. Нет, Шайса, не болтай ерунды. Какая еще Омма? А если тебе не удастся убежать этой ночью? Мы не можем ждать.

Я спокойно покачала головой.

— Нет, Готто. Ты сделаешь так, как я сказала, иначе я немедленно разоблачу тебя. Мне будет очень тяжело увидеть твою смерть, но клянусь… клянусь Келлион, я поступлю именно так.

Святотатственно произнеся такую клятву, я обрекала себя на вечный гнев моей далекой сестры, ибо знала, что не смогу подвергнуть Готто смертельной опасности. Но я продолжала смотреть на юношу широко открытыми глазами, сохраняя холодную твердость: он должен был мне поверить.

И к счастью, Готто поверил.

— Ты сумасшедшая, Шайса, — пробормотал он, таща меня обратно к дому Итаки. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Иначе лучше мне самому признаться в воровстве: по крайней мере, не придется объясняться с Рейданом.

Готто подробно рассказал мне, где стоит корабль Чи-Гоана, и уже потянулся к дверному колокольчику.

— Постой! — схватила я его за расшитый шелковый рукав.

— Ты передумала? — с надеждой посмотрел на меня юноша.

— Нет. Скажи мне… Что с Висой? Она… умерла?

— Нет, — улыбнулся Готто, — жива твоя кошка. Рейдан собственноручно ее выхаживал и на себе тащил. А сейчас она уже ходит сама.

Я встала на цыпочки и горячо поцеловала юношу, принесшего мне счастливую весть.

— А теперь звони, — подтолкнула я его к дверям.

Итака несказанно обрадовался, когда вельможа, брезгливо толкнув меня к нему, капризно сказал:

— Прости меня, славный Итака, но на солнечном свете я разглядел, что волосы этой рабыни имеют рыжеватый оттенок. Хозяин побережья терпеть не может рыжих!

Я приметил у тебя еще одну — темноволосую. Тебя не затруднит порвать эту бумагу и написать новую?

Купец едва не рассыпался в благодарностях и бросился исполнять волю знатного гостя. Вскоре Асика привел ничего не понимающую Омму, на глазах которой я увидела слезы, которые она гордо старалась скрыть от своих мучителей. Готто мрачно взглянул на меня и повел к выходу мою подругу. А у меня на душе было необычайно светло, во-первых, потому что я узнала, что моя сестренка жива, а во-вторых, потому что я поступила правильно. Даже если мой побег сорвется, Омма избежит страшной участи рабыни в Цесиле.

Сейчас, когда я вспоминаю эту историю спустя многие годы, я спрашиваю себя: поступила бы я так же, если бы мною руководил не безрассудный порыв юности, а плод раздумий умудренного опытом человека, для которого смерть давно не пустое слово? Спрашиваю и не нахожу ответа…

Итак, отправив Омму с Готто, я осталась в доме Итаки в одиночестве. Ни с кем из девушек мне не хотелось заводить разговоров, они словно не существовали для меня, и судьба их вовсе меня не беспокоила. Я бродила по двору там, где ходили мы с Оммой, мечтая о свободе, и старалась, чтобы мое лицо не выдавало горячую радость. Мне казалось, что от моих друзей меня отделяет только шаг, я знала, что за меня волнуются, меня ждут, и это придавало мне силы. Очень скоро я смогу прижать к груди тяжелую лобастую голову Висы и снова грезить о таком близком и недосягаемом для меня Рейдане…

Чем быстрее время двигалось к ночи, тем большее возбуждение охватывало меня — то липким холодом страха, то горячей волной надежды. Одинокая прогулка во дворе без Оммы тянулась бесконечно, и я, не зная, куда девать время, бродила, как запертое в зверинце животное, взад и вперед по дорожке вокруг пруда.

В сумерках меня охватило отчаяние. Я уже была уверена, что ничего не выйдет, что моим друзьям придется уплыть без меня — я надеялась, что у них хватит на это благоразумия — а меня, если не забьют до смерти, продадут страшным ачуррским пиратам. Но когда в высоком зарешеченном окне блеснула первая звездочка, страхи и сомнения оставили меня. Я ощущала холодную, спокойную уверенность в себе, и силы Келлион бушевали во мне с веселой яростью.

Когда все девушки улеглись спать, я подкралась к дверям и тихо поскребла ногтями по гладкому дереву. Я знала, что Асика или младшие надсмотрщики сейчас караулят у нашей комнаты. У них чуткие уши, услышав подозрительный звук, они обязательно захотят проверить, что здесь происходит. Так и вышло. Не успела я поскрестись в третий раз, как дверь отворилась, и на пороге, держа перед собой масляный фонарь, показался заспанный Асика. Он увидел меня и открыл было рот, чтобы извергнуть свои обычные ругательства, но в этот миг желтоватое пламя фонаря скрестилось с пронзительным голубым огнем, который изливался, казалось, из самого моего сердца. Надсмотрщик выпучил глаза и схватился за горло, не в силах издать ни звука, а потом рухнул, как подкошенный.

Разумеется, грохот огромного падающего тела в замершем ночном доме прозвучал оглушительно. Вскочили испуганные, ничего не понимающие рабыни. У них сейчас тоже была возможность убежать, ведь дверь была открыта, но я не знаю, воспользовался ли этим кто-нибудь из них. Не знаю также, остался ли в живых Асика — я не испытывала к нему ненависти и не хотела его смерти, но, как говорила мне Арзель, я не умела обращаться с силой, которой владела. Легко перескочив через тело надсмотрщика, я выскочила в коридор и бесшумно понеслась к выходу. Кто-то бросился мне наперерез, но тут же замер, бессильно вращая изумленными глазами; двое купцов в шелковых ночных рубашках до пят высунулись из своих комнат — я лишь метнула взгляд в их сторону, и они приросли к дверным косякам. Не оглядываясь, я сбежала вниз по лестнице, с силой отодвинула засов, толкнула дверь — она была заперта! Заперта на ключ!