Рулетка судьбы - Карасик Аркадий - Страница 52

• Предыдущая
• 52/125
• Следующая

Он думал о «русалке».

Это был не любовный порыв и не страстные мечтания. Ксана — ментовка! Хорошо это или плохо? Если она по настоящему влюбилась — хорошо, лишняя гарантия безопасности. Женщины ради любимых идут на все, даже на смерть…

Память немедленно отреагировала: нарисовала образ белокурой медсестры, веселой и любящей. А он даже могилку навестить не может — ее не найти, сам замаскировал в подмосковном лесу, даже дерновый покров восстановил, снегом прикрыл, будто саваном.

Собков осушил рюмку коньяка. Не помогло. Послал следом вторую. Образ Светланы распался на множество солнечных зайчиков. Они покружились и снова сложились в портрет девушки. Не Светланы — «русалки».

Итак, она может превратиться в дополнительная гарантия безопасности. Если, конечно, влюблена, заглотнула острый крючок, замаскированный симпатичным и скромным «сибиряком». А если — нет? Вдруг девицу нацелили на него для последней решающей проверки? Капитан не так уж прост, как на первый взгляд кажется.

Значит, нужно проверить проверяющего. И сделать это максимально быстро, прежде чем пойти на заключительный контакт с Пушкаревым. Самое удобное время — «день рождения» Филимона. Если все сложится удачно, Ксана раскроется после первой же откровенной ласки, признается во всех грехах, начиная от грехов праматери Евы. Обычно брюнетки — страстные натуры. А уж он постарается приласкать ментовку! Так приласкает — света Божьего она не взвидит. Заманит на второй этаж особняка…

Киллер похолодел. А вдруг Ксану все же подставили? Тогда он, глупец, откроет ей свою «запасную базу». Повертится телка под наемным убийцей, а наутро приведет ментов. Во главе с ехидным капитаном.

Нет, этого не может быть! Александр чувствовал необычное доверие. Мысль о предательстве «русалки» казалась ему невероятно глупой. Широко раскрытые колдовские глазки не могут лгать. Это — противоесстественно. Судя по ее поведению на свадьбе — наивна и доверчива. То бледнеет, то, наоборот, краснеет.

Неужели он сам влюбился? Опасно и несвоевременно. Девица засела в сознании и женщиной, и ребенком, и страстной любовницей и безззащитной жертвой, и отважной защитницей и мерзкой предательницей. Она так же неразгаданна, как не проявлен Феликс. Ну, что ж, достойный противник — мечта настоящего мужика.

— Мечтаешь, блин, подмять под себя черномазую бабу? — вырвал Александра из омута размышлений гневный голос сожительницы. — Счаз-з!… Я его кормлю, одариваю, блин, а он смотрит налево?

Любовь Нестеровна стоит подбоченившись. Ноги по мужски широко расставлены, прическа растрепана. Шипит рассерженной гюрзой, готовой впрыснуть в изменника смертельный яд. Проходящие мимо два солидных господина кое-что услышали, обменялись понимающими улыбками. Будто влепили оскорбленному Собкову парочку полновесных оплеух.

— Разберемся дома. На нас обращают внимание…

— Нет, сейчас! — заупрямилась подвыпившая дамочка. — Мне нечего, блин, стесняться!

Она уже не шипела — ворчала собакой, у которой пытались похитить кусок мяса. Неизвестно, во что превратилась бы семейная разборка — возможно, в примитивное рукоприкладство — если бы не Алиса.

— Любашка, на кого ты меня покинула? Бери своего Сергуньку и иди к нам.

Призыв невесты — ведро холодной воды, выплеснутое на горячую голову. Костомарова цепко ухватилась за рукав «мужа» и потащила его к сестре.

— Что случилось?

— Кажется, наша с Димкой свадьба превращается в обычную попойку. Сама погляди вокруг: мужики пьют напропалую, бабы им не уступают… Знаешь, что я придумала? Давай прихватим своих мужей да отправимся к нам домой. Посидим по семейному, пообщаемся…

Прижмуренные глазки, многозначительная улыбка, блуждающая на мокрых губах новобрачной, спотыкается на каждом слове — явные признаки оп"янения. Рассказов пьян в стельку — спит, привалившись к спинке кресла.

— Не получится, блин, семейного общения, — кивнула на него Любовь Нестеровна.

— С ним? — нервно рассмеялась Алиса. — Это я уже давно усекла. Вот уже почти год — не больше одного раза в неделю… Сегодня вся надежда на «сибиряка»…

— Счаз-з! Найди себе другого жеребца. Хочешь, презентую своего водителя? — пьяно захихикала Костомарова, не выпуская руку сожителя. — Коротышка, а в сексе — гигант!

— Сама испытала? — заинтересовалась Алиса. — Качество гарантируешь?

Собков поморщился. К горлу полступила тошнота. Не зря говорят: пьяная женщина намного противней пьяного мужика, вся гниль лезет наружу. Согласится Любка, затащат его в квартиру депутату и изнасилуют по очереди.

Нет, ревнивая сожительница даже в пьяном виде вряд ли согласится на групповщину. Да и его не затащат: для этого четырех качков мало, разбросает их, как щенков.

— Все, Люба, пора домой!

Новобрачная снова захихикала.

— Кажется, наша «лошадка» испугалась…

Услышь профессор, дворянин, наследник генеральских традиций фривольный разговор дочерей — инфаркт обеспечен. Со смертельным исходом. Молодцы телдохранители, во время спровадили старого интеллигента.

Собков взял сожительницу под руку, с трудом удерживаясь от крепких выражений по фене, потащил к выходу. Алиса попрежнему хихикала, щипала спящего мужа. Тот отбивался. Гости раз"езжались.

Феликс, понимающе ухмыляясь, поспешно распахнул дверь «мерседеса». Видимо, не впервые ему приходится транспортировать едва держащуюся на ногах хозяйку…

Утром Костомарова вплыла в столовую, как ни в чем не бывало. Разве только — бледная, с синяками в подглазьях.

— Так… Кажется, вчера я слишком много приняла? Ноги дрожат, блин, голова раскалывается… Извини свою грешную курочку.

Она подсела к лежащему на диване любовнику, привычно запустила пальчики под майку. Холодные, будто щупальцы осьминога. Освидетельствовав мускулистую грудь, пальчики поползли вниз. Изо рта женщины — запах перегара. Александр отстранился.

— Ничего, бывает. Отдыхай. Мне пора…

— К черномазой? Счаз-з! — Костомарова сразу забыла о головной боли. — Не пущу, блин! Хватит с меня одной Алиски! Пялит на тебя глаза, стерва! — Прекрати истерику! — заорал Собков. Наступил подходящий момент для задуманной ссоры. Он соскочил с дивана, наклонился к женщине — здоровый, сильный, с выпуклой грудью и крепкими ногами. — Запомни — здесь банкую я! И только я!… Перестань трясти дряблыми окороками — противно! Не прекратишь шипеть — уйду, понятно? Или базарь по человечески, или гуд бай!

Бизнесменша испуганно отпрянула. Халат на груди распахнулся, вывались вялые груди.

— Успокойся, милый, все будет так, как скажешь…

Никуда Александр не поехал. Весь день пролежал на диване, бездумно глядя на экран телека. Любовь Нестеровна, замаливая грехи, откармливала любовника, таскала из кухни бифштексы и жаркое, подавала сладости и фруты.

Вечером нерешительно предложила.

— Так… Пойдем, милый, в кроватку?… Бай-бай… Убаюкаю ребеночка, блин, укачаю…

— Мне и здесь неплохо… Иди спать…

Поникшая женщина не решилась настаивать — молча ушла в спальню…

Рано утром — около семи часов — в дверь кабинета тихо постучали. Скорей всего, Валера. Попросит отпустить его к сыну. Ради Бога, сейчас Собкову никто не нужен.

— Войди.

Дверь подергали. Еще одно нетерпеливое постукивание. Ах, да, он забыл, что после ухода любовницы дважды повернул в замке ключ. Пришлось подниматься, накидывать халат.

За дверью, накрашенная, одетая в брючной костюм, переминается с ноги на ногу хозяйка особняка. На лице — извинительная улыбочка, пальцы перебирают бахрому сумочки. Если бы не мужские манеры и не приблатненные словечки, позаимствованные невесть из какой помойки, — роскошная женщина, мечта многих мужиков.

— Ты куда так рано? Обычно раньше десяти не поднимешь, а сегодня…

— Запустила я, милый, свой бизнес. Хватит лодырничать.

Глядит на Александра снизу вверх, на подобии напроказившего мальца, которого ожидает отцовский ремень. И ни единного «блин», ни разу не прокашляла «счаз-з», не сдобрила фразы мерзким «так».

• Предыдущая
• 52/125
• Следующая