Выбери любимый жанр

Рулетка судьбы - Карасик Аркадий - Страница 35


Изменить размер шрифта:

35

Возвратившись в отведенный для двух сыщиков кабинет, Славка присел к столу, машинально достал из ящика бланк протокола допроса обвиняемого. Осмотрел жало ручки — еще пишет или пришла пора сменить стержень?

Предстоящее «обнюхивание» должно произойти на официальной основе. Никаких жеманичаний, соблазнительных улыбочек, заинтересованных взглядов. Дымов — закоренелый холостяк. Кто только не пытался заманить его в ЗАГС или, на крайний случай, прочно привязать к женской юбке! Старались секретарши-машинисточки, архивные дамочки бальзаковского возраста, регистраторши и помощницы. Единственно, чего они достигали — две-три совместных ночевки, не больше.

Нет, сыщик не чурался женщин — он боялся ошейника и поводка. Придется отчитываться за каждую минуту, проведенную вне «семьи», лишиться дружеского общения за бутылкой. А что взамен? Ночные об"ятия? Так они и сейчас — не в дефиците, только успевай поворачиваться.

— Будем знакомиться, — сухо определил он цель предстоящей беседы. — Имя-фамилия известны. Ксана Банина. Год рождения обычно у женщин не принято спрашивать — обижаются. Где учитесь — ясно: милицейская Академия. Краткую биографию, пожалуйста… Вот, черт! — раздраженно смял бланк, на котором машинально стал выписывать данные «обвиняемого». — Прости, Ксана, не по твоему адресу, — вынужденно рассмеялся он. — Просто в"елись бюрократические привычки, никак не избавлюсь.

— Ничего… Что до биографии — какая она может быть у двадцатидвухлетней девчонки. Отец — вертухай на зоне, мать — сотрудница в лагерной администрации. С детства — с зэками и охранниками. Закончила юрфак, поступила в Высшую школу Милиции. Отправили на стажировку… Все.

Кажется, вытирать слезы и сопли девчонке не придется, облегченно подумал Славка. Крепкий орешек. Биография — дай Бог каждому, почти вся связана с лагерями и зэками. Можно отбросить сухой, официальный тон, заменить его более человеческим. Сыщик пересел на диванчик, втиснутый между металлической стеной массивного сейфа и шатающимся книжным шкафом. Девица охотно заняла указанное ей место рядом. Поправила пышную прическу.

— Ко мне есть — вопросы, просьбы? — маясь от невесть откуда

появившихся бюрократических выражений, спросил Дымов.

Девица в очередной раз рассмеялась. Делала это она удивительно приятно. Славка не мог определить, какие музыкальные инструменты зазвучали. Скорей всего, скрипка.

— Извините за смех… Чувствую себя, словно на допросе… Нехватает конвоира за плечами и наручников… Единственный вопрос — о чем шла речь в кабинете начальника? Что за тройное убийство? О каком российском терминаторе вспоминал начальник? Почему вы так нервничали?

Вот это набросала вопросиков! Часа не хватит отвечать! Дымов нерешительно поглядел на девушку. Время есть, почему не пооткровенничать? Появится чувство доверия, без которого работа сыщиков просто немыслима.

— Был у меня друг, такой же детектив… Нет, вру, не такой — намного умней. Честно признаюсь, я — несерьезный человек, люблю шутить, а он… Впрочем, это неважно…

Начал Славка говорить неохотно, пересиливая нежелание выплеснуть перед сопливой девчонкой трагические события почти годичной давности. Постепенно увлекся. Прошел час, другой. Он не слышал хлопанья дверей соседних кабинетов, приглушенных разговоров в коридоре, даже телефонных звонков. Пристукнет трубкой, будто убьет надоевшую муху, и снова говорит. Не девчонке, растопыревшей колдовский глазки — самому себе.

— … поэтому мне повсюду чудится киллер, который зверски расправился с женой Мишки и добрым десятком ни в чем неповинных людей. Именно из за него погиб Тимов… Вот и насторожила серия странных убийств.

— Почему странных?

— У каждого киллера своя манера расправляться с жертвой. Терминатор предпочитал выстрел не в грудь или в голову — в горло. Как бы загонял кляп. И еще одно: отсутствие контрольной пули. Убийца настолько уверен в безошибочности выстрела, что пренебрегал «контролькой». Не исключено, конечно, что нелюдь, убивший авторитета и двух его шестерок, работает, как бы под Собкова… И все же — странно…

Черт его дернул невесть зачем поехать к Филимону? Костомарова прикрыла бы его хваленной федоровской крышей, а что может сделать Некуда? Выглушить с «другом» пару бутылок горилки да рассказать десяток древних анекдотов. Коттедж в Подмосковье — запасная база на самый крайний случай. А он еще не наступил.

Александра измучила жажда, кружилась голова. Неужели удар кастетом повлек за собой сотрясение мозга? Только и не хватает заболеть! Впереди — обязательная ликвидация Ахмета, последнего из троих, знающих киллера в лицо, выход на заказанного Монахом Пушкарева.

Лежать в постели под присмотром купленных врачей и сестер он не имеет права!

Покачиваясь на вялых ногах, Собков в изнеможении опустился на скамью остановочного павильона. Прислонил ноющую голову к прохладной

металлической стойке, из-под прикрытых век внимательно огляделся. Со

стороны — обычная современная действительность: похмельный синдром.

Перебрал мужик, вот и страдает.

Рядом сидит дедок с корзиной на коленях. Напротив оживленно беседуют две женщины: пожилая и молодая. Возле павильона с наслаждением пьет баночное пиво парнишка лет шестнадцати. Интеллигентного вида очкарик читает газету. Две малолетки подрагивают несозревшми грудками, хихикают, бросают на очкарика призывные взгляды.

Кажется, чисто.

— Только-что, своими глазами видела: бандюги порешили проходившего мимо мужичка, — таинственно информировала пожилая женщина. — Пять раз ткнули ножом. Милиции наехало — страсть…

— Вовсе не ножиком — по башке тюкнули, — не открывая глаз, внес поправку дед. — Привяжи язык, балаболка, — потеряешь. Я тожеть не баз глаз

— видал.

Сплетница окинула непрошенного свидетеля пренебрежительным взглядом, но решила не вступать в утомительную дискуссию — без того потом исходит, жара несусветная. Но по женскому обычаю не уступила: последжнее слово всегда остаются за слабым полом.

— Уж не знаю — ножиком, не ножиком. Доктора разберутся. В морге.

Увезли несчастного в больничку…

— Никуда не увезли, — снова возразил старик. — Своими ногами потопал. Вон рядышком сидит, — ткнул он заскорузлым пальцем в Собкова. — Ну, до чего же бабы трепливы. Так обмусолят, так изобразят — впору в печь забраться да заслонкой защититься… Правду говорю, мил-человек или тоже брешу?

— Правду, — преодолел слабость Александр. — Чистую правду гонишь, дед.

Окинув испуганными взглядами ожившего мужика, женщины снова зашептались. Видимо, пришли к согласию и, подватив чемоданы, рванули через дорогу. Подальше от греха. Мало ли что придет в голову бандюгам — захотят добить супротивника, попадешь под случайные пули.

Наконец подкатил потрепанный «икарус». Александр с трудом забрался в салон, опустился на свободное сидение и застыл. Заснуть не заснул — окунулся в полудрему. Отдыхал и одновременно фиксировал разговоры, об"явления водителя, появление в автобусе новых пассажиров.

И — размышлял.

Кому он прищемил хвост? Убивать не хотели — скорей всего, решили затолкнуть в машину, увезти в более безопасное место и там уже спокойно побазарить. Сыскари так не поступают, к тому же именно они повязали напавших на него пехотинцев. Вдруг — из одного гнезда? И такое случается. Тогда — ворон ворону глаз не клюет. Старая истина.

Чушь, которая всегда почему-то лезет в больную голову.

Единственный правдоподобный вариант — ахметовцы. «Кунак» начал партию первым: двинул своих боевиков. Ну, что ж, пусть пеняет на себя: тем самым он ускорил свой конец. Очередь за киллером киллером. Помедлит — кранты. Пока Любка старается спасти сопостельника, платит бешенные деньги незнакомому Федору, он примет свои меры. Более надежные.

Пристроившийся рядом дедок продолжил безостановочно сипеть, обдавая соседа чесночным ароматом… Пусть трепется говорун, сейчас он — отличное прикрытие. Сидят рядышком два мужика, молодой и старый, обсуждают рыночные цены на выпивку и закусь — ничего подозрительного.

35
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело