Красуля - Карасик Аркадий - Страница 20
- Предыдущая
- 20/64
- Следующая
Женщина поспешно сбросила халат, голая заметалась по спальне. Из шкафов на постель, на кресла, на ковер полетели платья, костюмы, самые модные и самые откровенные. Вдруг остановилась. Нет, нельзя показывать слабость, мужчин горячит сопротивление, равнодушие.
Наряды убраны в шкафы. Надежда Савельевна набросила халатик, подошла к зеркалу, разлохматила прическу, стерла с губ остатки губной помады. Все в порядке, она — в полной боевой готовности…
Федоров расхаживал по гостиной, стараясь успокоиться, разглядывал картины в дорогих резных рамах. Подошел к горке, уставленной хрусталем, равнодушно провел ладонью по ладье, потрогал кувшин. Ничего не скажешь, богато живет хозяйка. Только вот, какими средствами заработано все это богатство? Впрочем, какое ему дело до источника доходов, пусть этим интересуется налоговое управление, либо — уголовный розыск. Его ночной визит носит чисто деловой характер. Выяснит с какой целью Надежда Савельевна организовала слежку, зачем нацелила на фирму рэкетиров и поедет домой к Оленьке.
Конечно, появляться в доме одинокой женщины в такое позднее время не совсем удобно, но вынуждает обстановка. Сотова должна понять его.
Позади негромко хлопнула дверь. Михаил повернулся и застыл на месте, не в силах вымолвить хотя бы одно слово. Прозрачная ткань халатика подчеркивала самые интимные места женского тела. Не в силах оторвать бесстыдный взгляд, Федоров смотрел на точенную фигурку, на упругие груди с багрово-красными сосками, на округлые бедра и… наслаждался. Будто он стоит в картинной галлерее.
— Что случилось?
Сухой, недовольный голос будто спугнул заманчивое видение, прикрыл розовым туманом женскую фигуру. Ему дали понять — появление ночью в квартире бизнесменши может быть оправдано только извержением вулкана, пожаром, сожравшим полмосквы или подобными же катаклизмами на территории России, так или иначе затрагивающие интересы ее бизнеса.
— Ничего… То-есть, действительно случилось… Я хочу сказать… — запинаясь, невнятно забормотал отставник. — Нам нужно окончательно определиться…
Сотова про себя удовлетворенно усмехнулась. Подействовало на мужика сочетание фактической наготы и сухого тона. Вон как растерялся, двух слов связать не может! Но особенно пугать нельзя — пуганные птицы улетают, собаки прячутся в конуру — Федоров может попрощаться и уйти.
Красуля раздвинула розовые губки в приветливой улыбке. Легкий приглашающий жест — садитесь. Сама удобно устроилась в кресле, подобрав под себя голые ноги. Так умело, что обтянувший тело халатик вообще потерялся, а округлые колени так и притягивали к себе жадные мужские взоры.
— Успокойся, дорогой компаньон. Извини меня за появление в таком виде, — подергала она за воротничек халата, от чего декольте сделалось еще глубже и выразительней. — Ты поднял меня с постели… В чем нам предстоит определяться? Что тебя не устраивает в нашем содружестве?
Неожиданное обращение на «ты» создало обстановку слегка завуалированной интимности. Каждое слово получило второй смысл, каждый взгляд откровенен, как голое тело. И эта двухсмысленность вызывает у Федорова приятное головокружение.
В начале сбивчиво, потом — более выразительно он рассказал о слежке, которая, судя по признанию топтуна, организована Красулей. Поведал о разгроме офиса фирмы, организованным, якобы, тоже по ее распоряжению.
— Честно говоря, не знаю что и подумать. Непонятно, зачем давать нам деньги на организацию фирмы и, одновременно, громить ее? Почему ты правой рукой подписываешь договор о сотрудничестве, а левой подталкиваешь топтуна? Нам нужно определиться, поговорить откровенно. Я ничего не понимаю.
Лицо Красули изменилось — пропала приветливость, скулы обострились, в глазах появился какие-то мрачные огоньки. Пальцы, сжимающие подлокотники кресла, напряглись, побелели.
— Зато мне все ясно. Проделки Жетона. Завтра же со всем этим будет покончено.
— Как это — покончено? — не понял Федоров, вернее, сделал вид, что не понял. — Разборка?
Легкая улыбка раздвинула пухлые губы женщины. В глаза возвратилось кокетство, замешанное на сожалении и доброте. Вот, дескать, какой же малыш этот почти сорокалетний мужик, самые простые реалии нынешней жизни до него не доходят.
— Разборка? Зечем? Обычное выяснение отношений. Как торгуются на рынке: цену называет продавец, оспаривает покупатель. И так далее. До тех пор, пока не соглашаются… Хочешь поприсутствовать?
Федоров заколебался, но ласковый, требовательный вгляд Сотовой, будто подстегнул решение.
— Любопытно.
— Вот и порешили. Только переночевать тебе придется в моей квартире. Ехать домой не стоит — опасно. Позвони жене, предупреди, пусть не волнуется.
Не женщина — колдунья! Федоров будто лишился воли, поступал бездумно, автоматически. Поднял трубку, набрал номер домашнего телефона. Ответили сразу, словно жена сидела рядом с аппаратом, ожидала звонка загулявшего мужа. А может быть и сидела, и ожидала, виновато подумал Михаил. Какой же он, все-таки, мерзавец, какая скотина!
Красуля думала о своем. Странно, ранее она так скоропалительно не меняла уже принятых решений, а сейчас… Никаких сыскарей, которых смутно пообещал подобрать ей Купцов — только разборка. Ибо толстый боров посягнул не только на ее дочь, но и на любовь, на Мишеньку. Такое не прощается, нанесенной оскорбление можно смыть только кровью.
— Оля, ночевать не прийду. Не волнуйся — дела.
— Какие могут быть дела ночью? Что ты выдумываешь? Бери такси и приезжай!
Действительно, о каких делах он говорит? Права Оленька — вызвать такси и помчаться домой. Но стерегущий взгляд Сотовой давил, подсказывал ответы, заставлял изворачиваться… Колдунья, настоящая колдунья!
— Не могу… Бизнес заставляет работать и днем, и ночью… Приеду завтра к обеду.
Теперь положи трубку, приказали глаза Надежды Савельевны. Федоров все так же автоматически выполнил. Мало того, вопросительно поглядел на «колдунью» — так ли он поступил?
— Пойдем, покажу твою спальню, — Сотова легко поднялась с кресла. — Как спишь — со снотворным или без него?
— Нормально…
Она шла впереди по коридору обширной квартиры, распахнув халатик и откинув голову. Гордо и покорно. Будто предупреждала: не вздумай диктовать свою волю, будет намного лучше, если приказывать буду я.
Открыла предпоследнюю дверь.
— Вот твоя комната. Моя спальня — рядом, — смущенно потупилась она, впервые за этот вечер покраснев. — Пижама — в шкафу, ванная — по соседству. Спокойной ночи.
Часа полтора Михаил вертелся, пытался уснуть. Ничего не получилось. В голове — распахнутый халатик, рассыпанные по белоснежным плечам волосы. Зажег торшер, выбрал на полке какое-то чтиво, принялся листать страницы. На каждой — Сотова, Красуля. То сооблазнительно улыбается, прикрыв ладошками груди, то сбрасывает халатик, то гневно хмурится, то кокетливо грозит пальчиком.
С раздражением бросил на пол книгу, но выключить торшер не успел.
— Почему не спишь?
В дверях — таинственно улыбающаяся хозяйка. Прозрачный халатик сделался еще прозрачней, вернее — исчез.
— Не могу уснуть, — по детски пожаловался Федоров. — Дурацкие мысли лезут в голову…
— Может быть, убаюкать?
Дрожащий от сдерживаемой страсти голос, румянец покрыл щеки и грудь. Не ожидая согласия либо отказа, Надежда решительно сбросила халатик и, не погасив торшер, скользнула под простынь. Прижав ладонями плечи Михаила, она несколько мгновений всматривалась в его лицо, потом со стоном прильнула губами к его губам.
Федоров — далеко не святой, в его жизни, кроме Оленьки, было много других женщин. Молодых и не очень молодых, красивых и уродливых, умных и глупых. Одни мелькали падающими звездами, исчезали из жизни офицера утром, с тем, чтобы больше не появляться. Другие задерживались на неделю-месяц.
Но таких, как Сотова, он не знал. Настоящий шторм в море, когда многоэтажные волны швыряют огромный корабль, будто легкую лодочку. Разрушительное землетрясение. Извержение камчатского вулкана, которое ему пришлось наблюдать. Все это по сравнению с лавиной обрушивщихся на него ласк — легкое волнение, не угрожающее земной тверди.
- Предыдущая
- 20/64
- Следующая
