Весеннее обострение - Добрынина Марина Владимировна "и Астральная Сказочница" - Страница 13

— Ты что себе позволяешь?

— А что такого? Я как лучше хочу. А то несолидно как-то — начальник тайного сыска, и кривоногий такой. Над тобой подчиненные наверно ухахатываются.

Каро тихо зарычал. Ну да, я преувеличил. Не такой уж он и кривоногий, так слегка совсем. Но очень мне хотелось его задеть, чтоб убрался отсюда. Каро и убрался. Прорычал что-то и выскочил, как ошпаренный.

Да не тем у меня голова занята! Да, меня, действительно, беспокоит то, что творится в семье Терина. Что уж врать-то, когда я, пять лет назад, заявляла о том, что люблю его — это было недалеко от истины. Ну, едва ли это была любовь, скорее так, сильное увлечение, но всех мужчин я сравнивала именно с ним — с князем. И каждый это сравнение проигрывал. Даже его сын.

Со временем влюбленность моя прошла, но восхищение этим человеком осталось. Даже не совсем им, а его постоянной не проходящей влюбленностью в жену. Эта вот крикливая, взбалмошная, нервная Дульсинея была для Терина даже не светом в окошке, а фонарем, вокруг которого он постоянно кружил, помахивая крылышками. И я ей завидовала. Нет, не потому, что ее любит князь, а потому, что он любит ее так. Мне тоже так хотелось, да и сейчас хочется.

Почему я не беру пример со своих родителей? Признаться честно, я давно подозреваю, что отец относится к матери несколько пренебрежительно. Нет, до меня никогда не доходили слухи о том, что он ей изменяет. Он ей, вроде бы, верен. Я надеюсь. Только вот то, как он ведет себя по отношению к ней… Как-то неуважительно. Да еще и эти его слова о глупой курице. Я же их помню. И она помнит, но так безропотно все терпит.

В общем, нет, не отношения королевской четы Зулкибара я считала образцовыми, а эти — Терина и Дуси.

И вот сейчас они разводятся, а в мою голову волей-неволей лезут грустные мысли о том, что все преходяще. И любовь тоже не вечна. Не считала себя романтичной барышней, но, видимо, зря.

Пора отвлечься.

Так, что там папенька хотел? Смотр? Сейчас я устрою ему смотр. В конце концов, я же образцовый придворный, единственная наследница, послушная дочь и т. п. Могу я себе настроение поднять или нет? Могу!

Ловлю Гарлана и прошу его собрать в зале для церемоний всех фрейлин. Через час. Можно не при всем параде. Признаться честно, последних я уже не особенно проверяла, так как утомилась, да переволновалась еще с Лином этим, и потому они… Как бы это сказать… Не очень удачные получились. Могу гарантировать только девственность. И то, не я гарантирую, а акушерки, а кто их знает, может, соблазнились на какой-нибудь куш? Ну да не мое это дело.

Сама иду к Дульсинее. Дуся у себя в комнатах. Сидит. Думу думает.

— Здравствуйте, княгиня, — произношу я с порога.

— Что нужно? — неприветливо бурчит она.

— Помощь и содействие. Настроение желаете повысить?

Дульсинея хмурит лоб, пытаясь понять, что я задумала. Не догадается ни за что.

— Допустим, хочу, — наконец, произносит она, и я ей вкратце поясняю, что мне требуется. Дульсинея весело фыркает и кивает.

Не буду рассказывать, что мы с ней делали почти сутки с кратким перерывом на сон. Расскажу сразу о результате.

На следующий день иду я к отцу. Маму звать не стала. Она и после сможет оценить результаты моих трудов. А вот короля пора побеспокоить.

— Паап! — произносит Иоханна, и лицо у нее при этом ну такое невинное, что я сразу заподозрил — готовится какая-то гадость. Хотя нет, вру, не сразу. Просто мелькнуло какое-то нехорошее предчувствие и смылось.

— Что?

— Ты к смотру готов?

У меня голова загружена цифрами, и я не сразу могу понять, о чем идет речь.

— Какому смотру?

— Фрейлин.

— А… Да, конечно, еще минут сорок, и буду готов. Я приду скоро. Не отвлекай меня пока.

Я снова погружаюсь в исследование отчета о расходовании средств казны, но вскоре понимаю, что нет — настрой уже не тот. Смотр хочу. Смотр! И вообще, хватит работать, Ваше величество. Не берите на себя все. Есть ведь и подчиненные. Быстренько обдумываю, кому бы сплавить анализ финансов, понимаю, что некому, но, с другой стороны, за сутки с государством точно ничего не случится, а я могу себя и побаловать. А заодно оценить работу дочери. А это тоже очень важно, учитывая то, что она не просто дочь, а наследница. Престола Зулкибара. Вот как.

Медленно направляюсь в зал для церемоний. Ого! Двери закрыты. Возле них Гарлан дежурит.

— Ваше величество, — произносит он с поклоном, — позвольте, я предупрежу Иоханну о том, что Вы пришли.

Коротким кивком подтверждаю свое согласие.

Минут через пять двери распахиваются, и я прохожу в зал.

Вижу шеренгу девиц, Иоханну, поигрывающую Дусиным хлыстом и саму Дусю в отдалении.

— Равняйсь! — кричит вдруг Ханна, — равнение на середину!

И все фрейлины послушно замирают, глядя в одну точку перед собой.

Я осторожно к ним приближаюсь. Что эти две заразы задумали? А, в принципе, девочки ничего. Некоторые очень даже. Не стыдно будет продемонстрировать соседям. Ну нет, на эту лучше вблизи не смотреть. А вот эта…

Ханна делает взмах хлыстом, и фрейлины старательно, хотя немного и вразнобой, орут:

— Здра желам, Вашевелиство!

— Э… — глубокомысленно произношу я.

— Так, — вдруг рычит Ханна, направляясь к пампушке, стоящей второй слева, — живот втянула быстро! Грудь вперед! Вперед, я сказала! Зад не оттопыривать!

Перевожу взгляд на Дульсинею. Та молчит. Молчит и глаза отводит. Физиономия загадочная, но молчит. Вот же… спелись. И Ханна, будто слыша мои мысли, вдруг гаркает так, что подвески на люстре вздрагивают:

— Песню запе-вай!

— Сокола ждала красна девица! Ой, с войны ждала, да не верила, что он к ней придет, не надеялась! Платье подвенечное не мерила!

Старательно так орут. Глаза выпучили. Мелодию, правда, держат плохо, но слова, вроде как, различимы. А я стою в полнейшем недоумении и моргаю. Минуты через две приходит понимание, что я должен сделать хоть что-то, иначе конец моей репутации в этом отдельно взятом конклаве.

— Молодцы, орлицы! — гаркаю, — горжусь!

Фрейлины тут же смущаются, розовеют, опускают глаза, ну и конечно же, перестают петь. Чего и добивался.

— Держать строй! — кричит Иоханна.

— Вольно, — заявляю я.

Ну, дочура, смотр, значит? Ладно.

Заложив руки за спину, подхожу к строю.

— Номер первый, шаг вперед. Имя, рядовой!

— Доменика! — пищит номер первый.

— Возраст!

— Двадцать один!

— Хорошо, Доменика, встать в строй.

— Следующая!

— Гуля!

— Возраст!

— Семнадцать!

Это что, я их всех теперь должен опрашивать? Мне больше нечем заняться? Ну, Ханна, я тебе устрою что-нибудь. Хотя, что я тебе устрою. Сам, дурак, виноват. Просил смотр — она и устроила смотр. А о чем мне еще, кроме возраста, поинтересоваться? Что мне от них вообще надо?

Стою в растерянности. Взгляд мой обегает старательно выпячивающих грудь фрейлин. И тут я вижу Ее — высокая, статная. Лицо — как Луна на небосводе. А глаза… Рядом с ней жмется какая-то кучерявая пигалица с ненормально большими гляделками в пол лица — так она в сравнение с Ней не идет. Какая Она красавица… Главное, чтобы у меня голос в неподходящий момент не сорвался.

— Имя, — тихо произношу я.

Она лениво делает шаг мне навстречу и низким, грудным голосом произносит:

— Селина.

— Возраст, — практически уже шепчу я.

— Девятнадцать, — заявляет Селина.

О, девятнадцать! Божественно! Пора цветения, пора любви.

Иоханна, кажется, решила меня заботой окружить. Ладно, когда она меня припахала фрейлин этих малолетних дрессировать, это даже весело было. Но сегодня вот с утра пораньше, опять Иоханна ко мне явилась.

Я валялась на кровати и курила. Лохматая и в халате. Ну, а что такого? Я только недавно проснулась, а где вы поутру красавиц видели? Только в кино так бывает — чтобы с утра девица была на розу цветущую похожа. В общем, лежу я, такая страшная вся, и тут принцесса заявляется в офигительном таком наряде! В просторных, скромно скрывающих очертания ног, шароварах и в кофточке, достаточно смелой — живот открыт, даром, что выреза на груди нет, до самой шеи все закрыто, но обтягивает так, что никакого простора для воображения не остается. Интересно, Вальдор видел, как его девочка по дворцу разгуливает?