История государства Российского. Том VIII - Карамзин Николай Михайлович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/41
• Следующая

Иоанн возвратился в Коломну, известил Царицу, брата, Митрополита о славном изгнании врага и послал в Москву трофеи: пушки неприятельские, вельблюдов, пленников, чтобы обрадовать столицу свидетельством нашей победы; а сам распорядил поход к Казани двумя путями, объявив, что дружина Царская, левая рука и запасный полк должны идти с ним на Владимир и Муром, главные же Воеводы на Рязань и Мещеру, чтобы сойтися с Государем в поле за Алатырем. — В войске сделался ропот: Новогородцы, Дети Боярские, жаловались, что Царь не дает им отдохновения; что они уже несколько месяцев на службе и в трудах; что им невозможно вынести дальнего похода, для коего не имеют ни сил, ни денег. Иоанн весьма огорчился; но, скрыв досаду, велел переписать воинов усердных, желающих служить отечеству, и тех, которые по лености или неспособности отказываются от славы участвовать в великом подвиге. «Первые, — говорил он, — будут мне любезны как дети; хочу знать их нужды и все разделю с ними. Другие же могут остаться: мне не надобно малодушных!» Сии слова произвели удивительное действие. Все сказали в один голос: «Идем, куда угодно Государю, а после он увидит нашу службу и не оставит бедных». Самые беспоместные Дети Боярские молчали о своих недостатках, в надежде на будущую милость Государеву.

3 июля тронулось все войско. Иоанн с отменным усердием молился пред иконою Богоматери, которая была с Димитрием Донским в Мамаевой битве и стояла в Коломенском храме Успения. На пути он с умилением лобызал гроб древнего Героя России Александра Невского и благословил память Святых Муромских Угодников, Князя Петра и Княгини Февронии. В Владимире донесли ему из Свияжска, что болезнь там прекратилась; что войско одушевлено ревностию; что Князья Микулинский, Серебряный и Боярин Данило Романович ходили на мятежников Горной стороны, смирили многих и новою клятвою обязали быть верными подданными России. В Муроме уведомили Государя из Москвы, что супруга его тверда и спокойна надеждою на Провидение; что Духовенство и народ непрестанно молят Всевышнего о здравии Царя и воинства. Митрополит писал к Иоанну с ласкою друга и с ревностию Церковного учителя. «Будь чист и целомудрен душою, — говорил он: — смиряйся в славе и бодрствуй в печали. Добродетели Царя спасительны для Царства». И Государь и Воеводы читали сию грамоту с любовию. «Благодарим тебя, — ответствовал Иоанн Митрополиту, — за Пастырское учение, вписанное у меня в сердце. Помогай нам всегда наставлением и молитвою. Идем далее. Да сподобит нас Господь возвратиться с миром для Христиан!» Он не терял ни часа в бездействии: пеший и на коне смотрел полки, людей, оружие; велел расписать Детей Боярских на сотни и выбрать начальника для каждой из воинов, знатнейших родом; отпустил Шиг-Алея в судах к Казани с Князем Петром Булгаковым и стрельцами; послал дружину яртоульную наводить мосты и 20 июля, вслед за войском переехав Оку, ночевал в Саканском лесу, на реке Велетеме, в 30 верстах от Мурома. Второй стан был на Шилекше, третий под Саканским городищем. Князья Касимовские и Темниковский присоединились к войску с своими дружинами, Татарами и Мордвою. Августа 1 государь святил воду на реке Мяне. В следующий день войско переправилось за Алатырь и 4 Августа с радостию увидело на берегах Суры полки Князей Мстиславского, Щенятева, Курбского, Хилкова. Обе многочисленные рати шли дремучими лесами и пустынями, питаясь ловлею, ягодами и плодами. «Мы не имели запасов с собою, пишут очевидцы: везде природа до наступления поста готовила для нас изобильную трапезу. Лоси являлись стадами, рыбы толпились в реках, птицы сами падали на землю пред нами».

Тут, у Борончеева городища, ждали Царя Послы Свияжские и Черемисские с донесением, что весь правый берег Волги ему повинуется в тишине и мире. Мятежники раскаялись, и Царь в знак милости обедал с их старейшинами. Они клялися загладить вину свою: очистили путь для войска в местах тесных; навели мосты на реках; хотели усердно служить нам мечом под Казанью. — 6 Августа Иоанн на речке Кивате слушал Литургию и причастился Святых Таин. 11 Августа Воеводы Свияжские встретили Государя с конницею и пехотою; они шли тремя полками: в первом Князь Александр Горбатый и Вельможа Данило Романович; во втором Князья Симеон Микулинский и Петр Серебряный-Оболенский с Детьми Боярскими; в третьем Козаки и горные жители, Черемисы с Чувашами. Царь приветствовал и Воевод и воинов, числом более двадцати тысяч; звал их к руке; говорил с ними; хвалил за устройство и мужество; угостил всех на лугу Бейском: сановники, рядовые обедали под наметами шатров. Время и места были прекрасные; с одной стороны являлись глазам зеленые равнины, холмы, рощи, леса темные; с другой — величественная Волга с дикими утесами, с картинными островами: за нею необозримые луга и дубравы. Изредка показывались селения Чувашские в крутизнах и в ущельях. Жители давали нам хлеб и мед: сам Государь в постное время не имел иной вкуснейшей трапезы; пили чистую воду, и никто не жаловался: трезвость и веселие господствовали в стане.

Августа 13 открылся Свияжск: с любопытством и с живейшим удовольствием Царь увидел сей юный, его велением созданный град, знамение победы и торжества Христиан в пределах зловерия. Духовенство с крестами, Князь Петр Шуйский и Боярин Заболоцкий с воинскою дружиною приняли Иоанна в вратах крепости. Он пошел в Соборную церковь: там Диаконы пели ему многолетие, а Бояре поздравляли его как завоевателя и просветителя земли Свияжской. Осмотрев крепость, богатые запасы ее, красивые улицы, домы, Государь изъявил благодарность Князю Симеону Микулинскому и другим начальникам; любовался живописными видами и говорил Вельможам, что нет в России иного, столь счастливого местоположения. Для него изготовили дом. «Мы в походе», — сказал Иоанн, сел на коня, выехал из города и стал в шатрах на лугу Свияги.

Войско, утружденное путем, надеялось отдохнуть среди изобилия и приятностей сего нового места, куда съехалось множество купцев из Москвы, Ярославля, Нижнего со всякими товарами; суда за судами входили в пристань; берег обратился в гостиный двор: на песке, в шалашах раскладывались драгоценности Европейской и Азиатской торговли. Люди знатные и богатые нашли там свои запасы, доставленные Волгою. Все были как дома : могли вкусно есть и пить, угощать друзей и роскошествовать… Но Иоанн, призвав Шиг-Алея, Князя Владимира Андреевича и всех думных советников, положил с ними немедленно идти к Казани. Алей, будучи родственником ее нового Царя, Едигера, взялся написать к нему убедительную грамоту, чтобы он не безумствовал в надменности, не считал себя равносильным великому Монарху Христианскому, смирился и приехал в стан к Иоанну без всякой боязни. Написали и к Вельможам Казанским, что Государь желает не гибели их, а раскаяния; что если они выдадут ему виновников мятежа, то все иные могут быть спокойны под его счастливою Державою. Сии грамоты были посланы с Татарином 15 Аавгуста: а в следующий день войско уже начало перевозиться за Волгу.

Приступая к описанию достопамятной осады Казанской, заметим, что она, вместе с Мамаевою битвою, до самых наших времен живет в памяти народа как славнейший подвиг древности, известный всем Россиянам, и в чертогах и в хижинах. Два обстоятельства дали ей сию чрезвычайную знаменитость: она была первым нашим правильным опытом в искусстве брать укрепленные места, и защитники ее показали мужество удивительное, редкое, отчаяние истинно великодушное, так что победу купили мы весьма дорогою ценою. Быв готовы мирно поддаться Иоанну, чтобы избавиться от лютости Шиг-Алеевой, они в течение пяти месяцев имели время размыслить о следствиях. Казань с Наместником Иоанновым уже существовала бы единственно как город Московский. Ее Вельможи и Духовенство предвидели конечное падение их власти и Веры; народ ужаснулся рабства. В душах вспыхнула благородная любовь к государственной независимости, к обычаям, к законам отцов: усиленная воспоминаниями древности — раздраженная ненавистию к Христианам, прежним данникам, тогдашним угнетателям Батыева потомства — она преодолела естественную склонность людей к мирным наслаждениям жизни; произвела восторг, жажду мести и крови, рвение к опасностям и к великим делам. В движении, в пылу геройства Казанцы не чувствовали своей слабости; а как в самой отчаянной решительности надежда еще таится в сердце, то они исчисляли все безуспешные приступы наши к их столице и говорили друг другу: «не в первый раз увидим Москвитян под стенами; не в первый раз побегут назад восвояси, и будем смеяться над ними!» Таково было расположение Царя и народа в Казани; но Иоанн предлагал милость, чтобы исполнить меру долготерпения, согласно с Политикою его отца и деда.

• Предыдущая
• 20/41
• Следующая