История государства Российского. Том III - Карамзин Николай Михайлович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/38
- Следующая
Михаил, восстановив тишину, предложил Новогородцам избрать иного Святителя на место Антония, неспособного, по его недугу, управлять Епархиею. Одни хотели иметь Владыкою Епископа Волынского, Иоасафа; другие Монаха и Диакона Спиридона, славного благочестием, а некоторые — Грека. Судьба решила выбор: положили три жеребья на алтарь Св. Софии; младенец, сын Михаилов, снял два: третий остался Спиридонов. Таким образом Диакон сделался Главою Новогородского Духовенства и попечителем Республики: ибо Архиепископ, как мы уже заметили, имел важное участие в делах ее. — Михаил поехал в Чернигов, оставив в Новегороде юного сына, Ростислава; и взяв с собою некоторых из людей нарочитых, для совета или в залог народной верности. «Дай Бог, — сказал он гражданам, — чтобы вы с честию возвратили мне сына и чтобы я мог быть для вас посредником истины и правосудия». Между тем Ярослав овладел Волоком Ламским и задержал у себя Послов Михаиловых, которые жаловались на сию несправедливость. Отвергнув все их мирные предложения, Ярослав ждал случая еще более утеснить Новогородцев. Сей Князь в то же время поссорился и с братом своим Георгием; тайными внушениями удалил от него племянников, сыновей Константиновых, и замышлял войну междоусобную: но Георгий старался всячески обезоружить его. Дяди и племянники съехались наконец в Суздале, где Великий Князь говорил столь благоразумно, столь убедительно, что Ярослав склонился к искреннему миру, обнял брата и вместе с племянниками назвал его своим отцем и Государем.
[1230 г.] Новогородцы, озабоченные набегом Литовцев в окрестностях Селигерского озера, не могли отмстить Ярославу за обиду; разбили неприятелей в поле, но скоро увидели гораздо ужаснейшее зло в стенах своих. Предтечею его было землетрясение [3 мая], общее во всей России, и еще сильнейшее в южной, так что каменные церкви расседались. Удар почувствовали в самую Обедню, когда Владимир Рюрикович Киевский, Бояре и Митрополит праздновали в Лавре память Св. Феодосия; трапезница, где уже стояло кушанье для Монахов и гостей, поколебалась на своем основании: кирпичи падали сверху на стол. Чрез десять дней необыкновенное затмение солнца и разноцветные облака на небе, гонимые сильным ветром, также устрашили народ, особенно в Киеве, где суеверные люди ждали конца своего, стенали на улицах и прощались друг с другом.
Михаил, как бы желая ободрить Новогородцев, подобно другим изумленных сими явлениями, приезжал к ним на несколько дней, совершил обряд торжественных постриг над юным Ростиславом и возвратился в Чернигов. Посадником Новогородским был тогда Водовик, человек свирепого нрава, мстительный, злобный. Вражда его с сыном знаменитого Твердислава, чиновника гордого, друга буйной вольности, а после смиренного Инока Аркадьевской Обители, произвела междоусобие в городе. Народ волновался, шумел на Вечах: то Посадник, то неприятели его одерживалил верх; дрались, жгли домы, грабили. Свирепый Водовик собственною рукой убил наконец одного из главных его врагов и бросил в Волхов; другие скрылись или бежали к Ярославу. «Небо, — говорил Летописец, — оскорбленное сими беззакониями, от коих Ангелы с печалию закрывают лица свои крылами, наказало мое отечество». Жестокий мороз 14 сентября побил все озими; цена на хлеб сделалась неслыханная: за четверть ржи платили в Новегороде пять гривен или около семи нынешних рублей (серебром), за пшеницу и крупу вдвое; за четверть овса 4 рубля 65 копеек. Хотя жители славились богатством, но сия неумеренная дороговизна истощила все средства пропитания для города. Открылись голод, болезни и мор. Добрый Архиепископ, как истинный друг отечества, не имея способов прекратить зло, старался по крайней мере уменьшить действие оного. Трупы лежали на улицах: он построил скудельницу, или убогий дом, и выбрал человеколюбивого мужа, именем Станила, для скорого погребения мертвых, чтобы тление их не заражало воздуха. Станил с утра до вечера вывозил трупы и в короткое время схоронил их 3030. С нетерпением ожидали Князя: ибо он дал слово возвратиться к ним в Сентябре месяце и выступить в поле для защиты их областей; но Михаил переменил мысли и желал мира с Ярославом, готовым объявить ему войну за Новгород. Митрополит Кирилл, Порфирий, Епископ Черниговский, и Посол Владимира Рюриковича Киевского приехали к великому Князю Георгию, моля его, для общей пользы Государства, быть миротворцем. Ярослав упрекал Черниговского Князя вероломством. «Коварные его внушения, — говорил он, — возбудили против меня Новогородцев». Однако ж Митрополит и Георгий успели в благом деле своем, и Послы возвратились смирною грамотою.
Узнав о том, Новогородцы велели сказать юному Михаилову сыну, уехавшему в Торжок с Посадником Водовиком, что отец его изменил им и не достоин уже быть их Главою; чтобы Ростислав удалился и что они найдут себе иного Князя. Народ избрал нового Посадника и Тысячского, разграбил домы и села прежних чиновников, умертвил одного славного корыстолюбием гражданина и взял себе найденное у них богатство. Водовик ушел с друзьями своими к Михаилу в Чернигов, где скоро умер в бедности; а Новогородцы призвали Ярослава, который дал им на Вече торжественную клятву действовать во всем согласно с древними обыкновениями их вольности; но чрез две недели уехал в Переславль Залесский, вторично оставив в Новегороде двух сыновей, Феодора и Александра.
Между тем голод и мор свирепствовали. За четверть ржи платили уже гривну серебра или семь гривен кунами. Бедные ели мох, желуди, сосну, ильмовый лист, кору липовую, собак, кошек и самые трупы человеческие; некоторые даже убивали людей, чтобы питаться их мясом: но сии злодеи были наказаны смертию. Другие в отчаянии зажигали домы граждан избыточных, имевших хлеб в житницах, и грабили оные; а беспорядок и мятеж только увеличивали бедствие. Скоро две новые скудельницы наполнились мертвыми, которых было сочтено до 42 000; на улицах, на площади, на мосту гладные псы терзали множество непогребенных тел и самых живых оставленных младенцев; родители, чтобы не слыхать вопля детей своих, отдавали их в рабы чужеземцам. «Не было жалости в людях, — говорит Летописец: — казалось, что ни отец сына, ни мать дочери не любит. Сосед соседу не хотел уломить хлеба!» Кто мог, бежал в иные области; но зло было общее для всей России, кроме Киева: в одном Смоленске, тогда весьма многолюдном, умерло более тридцати тысяч людей.
[1231 г.] Новогородцы весною испытали еще иное бедствие: весь богатый конец Славянский обратился в пепел; спасаясь от пламени, многие жители утонули в Волхове; самая река не могла служить преградою для огня. «Новгород уже кончался», по словам летописи… Но великодушная дружба иноземных купцов отвратила сию погибель. Сведав о бедствии Новогородцев, Немцы из-за моря спешили к ним с хлебом и, думая более о человеколюбии, нежели о корысти, остановили голод, скоро исчезли ужасные следы его, и народ изъявил живейшую благодарность за такую услугу.
Михаил Черниговский, несмотря на заключенный мир в Владимире, дружелюбно принимал Новогородских беглецов, врагов Ярославовых, обещая им покровительство. Сам Великий Князь Георгий оскорбился сим криводушием и выступил с войском к северным пределам Черниговским: он возвратился с дороги; но Ярослав, предводительствуя Новогородцами, и сыновья Константиновы выжгли Серенск (в нынешней Калужской Губернии), осаждали Мосальск и сделали много зла окрестным жителям. Таким образом древняя семейственная вражда возобновилась. [1232 г.] Беглецы уверяли, что Ярослав ненавидим большею частию их сограждан, готовых взять сторону Ольговичей: для того Князь Трубчевский Святослав, родственник Михаилов, отправился в Новгород с дружественными предложениями; но сведал противное и с великим стыдом уехал назад. Последнею надеждою Новогородских изгнанников оставался Псков, где они действительно были приняты как братья. Там находился сановник Ярославов: они заключили его в цепи и, пылая злобою, желали кровопролития. Граждане стояли за них усильно, однако ж недолго. Ярослав, сам прибыв в Новгород, не пускал к ним купцов, ни товаров. Нуждаясь во многих вещах — платя за берковец соли около 10 нынешних рублей серебряных, — Псковитяне смирились. Ярослав не хотел дать им в наместники сына, юного Князя Феодора, а дал шурина своего, Георгия, которого они приняли с радостию, выгнав беглецов Новогородских.
- Предыдущая
- 34/38
- Следующая
