Оппозиция как теневая власть - Кара-Мурза Сергей Георгиевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/82
• Следующая

Не надо соблазняться простыми формулами.

1998

В статье Ю. Белова «Не бояться истины» высказан программный для КПРФ тезис: «соглашение левых сил с национальной буржуазией». Это, по мнению Ю. Белова, и есть путь России к социализму, хотя и не прямой.

Соглашения в политике — вещь нормальная, и заключать их можно с любыми политическими силами, даже с бандитами. Главное — ради чего и на каких условиях, каков баланс выгод и потерь. Ясно, что соглашение с противником всегда ведет к потере части «своих» и союзников слева. Но, повторяю, по существу вывода Ю.Белова я никаких замечаний не делаю.

Думаю, однако, что имею право и даже обязанность сделать замечания по аргументации. Дефекты в системе доводов — плохой признак, но, конечно, еще не означают, что вывод неверен. В науке бывали открытия, даже гениальные, к которым ученые пришли через цепь ошибок. Но все же это редкость, и лучше ошибки не делать.

Один из обычных дефектов аргументации — умолчание важных вопросов. Первый вопрос, который никак не затронут в статье: в чем предмет соглашения КПРФ с буржуазией? Любое соглашение в политике это торг, обмен. Какой «товар» имеет каждая сторона соглашения? Очевидно, что единственное благо, которое буржуазия может получить от левых сил, это социальный мир. Отказ от классовой борьбы «ради единства России». А что даст взамен буржуазия? Об этом в статье речи нет. Со стороны самой буржуазии никаких предложений как будто не поступало. Во всяком случае, в открытой печати.

В 1996 г., перед выборами президента, был у крупного капитала момент испуга, и капиталисты предложили соглашение, изложенное в «письме 13 банкиров». От коммунистов они требовали, в случае победы Зюганова, не трогать их собственность и «демократические завоевания». Это понятно. А что они обещали взамен? Надо сегодня внимательно прочитать то письмо. Взамен банкиры не обещали ничего, кроме единственной уступки: «Оплевывание исторического пути России и ее святынь должно быть прекращено». Какой же это пакт, соглашение? Это жульничество — если, конечно, к пакту нет секретных протоколов.

Соглашение коммунистов с буржуазией — действительно «зигзаг истории», и вопрос о предмете компромисса требует ответа. Пока что известна лишь одна формула соглашения пролетариата с национальным капиталом — национал-социализм в Германии. Но она была двусторонней: пролетариат отказывается от классовой борьбы, а капитал финансирует войну, в результате которой эксплуатация переносится вовне, а внутри Германии устанавливается социализм — для одной нации (единая Германия — «один народ, один фюрер, одно государство»). Та формула провалилась, она возрождается на уровне группы «развитых стран» в идее золотого миллиарда — и тоже провалится. В России же, очевидно, буржуазия не может эксплуатировать никого, кроме наших же российских рабочих. В чем же тогда соглашение? Призыв Лужкова «производство — по-капиталистически, а распределение — по-социалистически» — дешевка, рассчитанная на одураченных людей.

Успешным считается соглашение левых сил и буржуазии в Испании после смерти Франко. Оно выражено в «пактах Монклоа», которые вырабатывались на трудных и совершенно открытых переговорах. Левые обещали блокировать борьбу трудящихся, гарантировали социальный мир. Это было самоубийство компартии, она распалась. Но соглашение было хорошо оплачено мировой буржуазией. Именно мировой, потому что предмет соглашения выходил за рамки возможностей испанского капитала. Суть была в том, что Испанию принимают в европейское сообщество, в нее делают большие капиталовложения, подтягивают уровень жизни до среднеевропейского и предоставляют увольняемым при конверсии национальной промышленности рабочим большие ссуды для создания собственных малых предприятий. Все это было выполнено — во многом потому, что предмет соглашения был четко определен. В России мы такого не видим, да и средств у нашей буржуазии на такие вещи нет.

Второй вопрос — субъект соглашения с левыми. Ю.Белов делит российскую буржуазию на две части — одна антинациональная (гусинские, чубайсы и т.п.), другая национальная. Здесь он ни одного имени не приводит. Почему? Поскольку речь идет о партнере по историческому соглашению, мы должны представить себе его социальный портрет, воплотить в какие-то понятные образы, назвать какие-то критерии отделения козлищ от баранов. Чем национальная буржуазия отличается от той, плохой? Формой носа? Гражданством? Скромностью в быту? Риторикой? Как только переходишь на уровень реальной политики, оказывается, что и этот вопрос неясен. По отношению к личности еще можно что-то предположить, да и то смутно, а по отношению к классу — нужно более четкое определение.

В личном плане довольно большая часть новых собственников — нормальные советские люди, которым глубоко противно то, что происходит в России. И они готовы, изменяя своему классу, помогать левым и с радостью сбросят с себя шкуру капиталиста, если коммунисты победят. Совсем иное дело — буржуазия как класс. В вопросе о борьбе или соглашении этот класс надо выражать фигурой, воплощающей классовую суть, а не личные качества. Не вызывал бы возражения такой тезис коммунистов: «В нашей борьбе за спасение России нашими союзниками, пусть не всегда явно, являются многие болеющие за судьбу страны люди из числа новых собственников. В конфликте между чувством патриотизма и своими классовыми интересами они выберут патриотизм». Таких людей может быть действительно много, но класс в целом не может отказаться от своих классовых интересов. Ю.Белов же говорит именно о классе.

Неявно Ю.Белов вводит такой критерий различения: банковский капитал (финансовые кланы) антинационален и криминален (у него «на каждом долларе — комья грязи и кровь»). Промышленный капитал — национальный и патриотичный (что у него на каждом долларе, не говорится). На мой взгляд, этот умозрительный критерий негоден. В силу самого механизма приобретения собственности (раздача ее узкому кругу номенклатуры) концентрация капитала в России очень высока, а еще Ленин говорил, что при этом неизбежно сращивание финансового и промышленного капитала.

Да мы это и без Ленина видим. Кто такой Березовский? Он и банкир, и владелец заводов. В какую категорию его записать? Кто такой Потанин, совладелец банка ОНЭКСИМ и Норильского комбината? На деле собственность — в руках финансово-промышленных групп, и разделить их на две антагонистические части буржуазии невозможно. Так что речь попросту идет о соглашении с буржуазией. При условии, что она примет патриотическую риторику.

Даже если удалось бы найти «промышленников», не связанных с финансовыми кланами, кого из них считать национальными? Вот символическая фигура — владелец «Уралмаша» Каха Бендукидзе. Кто он, буржуй какой нации? Грузинской? А если он сменит фамилию или вместо себя поставит, как ширму, какого-нибудь Петрова — положение изменится?

Ю.Белов принимает как аксиому, что буржуа-промышленники — патриоты России. Не как личности, а как класс, владеющий заводами. Откуда это следует? Откуда взялись те 200 или 300 млрд. долларов, что вывезены за рубеж? Они изъяты прежде всего из промышленности в виде ее готовой продукции, стратегических запасов сырья и материалов, лучшего оборудования. В Испании я как-то читал в газете интервью с одним молодым человеком из России, который закупал дома на южном берегу. Его спросили, откуда такие деньги. Он скромно ответил, что продал большую партию вертолетов. Он из «клана» промышленников.

Если мы говорим о буржуазии как субъекте политики, то надо назвать те ее политические организации, которые выражают волю к соглашению с левыми силами. Есть ли такие? На мой взгляд, нет. Ни НДР, ни «Яблоко», ни «Демвыбор» таких шагов не делают. Союз промышленников — организация скорее профессиональная, она выражает позицию директоров, а не буржуазии. Да и то, Вольский по телевидению просит не называть их «красными директорами». Это естественно, потому что они хотят работать при любой власти.

• Предыдущая
• 41/82
• Следующая