Ромашки для королевы - Демченко Оксана Б. - Страница 30

• Предыдущая
• 30/98
• Следующая

– Проходи, девонька, – ласково поманила обещанная старушка. – Тебя-то мы устроим в доме, холодно уже ночами, негоже мерзнуть.

– Спасибо, добрая госпожа, – поклонилась вежливая гостья, входя в сени. И добавила, едва дверь прикрылась достаточно плотно: – Но мне только умыться, я к мужу пойду.

– А он и не сказал, что вы семья, – удивилась старушка.

– Хотел меня в тепле устроить, – улыбнулась Сэльви. – Заботливый.

– Это сразу видно, он хороший человек, – согласилась хозяйка покладисто.

Сэльви умылась, с удовольствием выпила молока, еще теплого, – в доме держали коз. Рассказала новости своего села, здесь не знали ничего, кроме леса. Посидела вежливо, как подобает, спела пару колыбельных младшему сынишке хозяев, радуя их своим тихим ясным голосом. Ребенок заснул, улыбаясь. Его мама очень обрадовалась – у малыша резались зубки и он уже неделю не давал никому отдохнуть, а добрая тетя спела, и всё прошло.

За помощь ей вручили пару пирожков и кувшин ягодного взвара. Сэльви поблагодарила и вышла в тихую темную ночь. Без звука прошла к сеновалу, села у порога и запела – так тихо, что и лесному духу не разобрать. Черные глаза азартно смеялись. Заснет, как миленький! Детей уговаривать куда труднее, она много раз проверяла. Да и вообще – сонные песни ей удаются. Тем и от тетки спасалась, и от мужа. Когда тишина в деревне стала хрустальной, когда мягкие пушинки сна осели на всех подушках, Сэльви встала и открыла дверь сарая, жмурясь от страха. Вдруг на эльфов ее песни не действуют? Ух и отлупит ее седой! Да хуже того – вскинет мешок на спину и уйдет.

Он спал. Улыбался, явно видел очень хороший сон. Девушка тоже довольно улыбнулась. Пока она болтала с хозяйкой, эльф устроил уютное ложе из выданных ему двух тулупов. Вымылся в бочке за домом и устроился под отвоеванным у наглой ведьмочки плащом в одной рубахе.

– Всё, ты попался, – хищно сообщила спящему Сэльви. – Я такого утром тебе наплету…

Бочка стояла на том же месте, и воды в ней было предостаточно. Девушка долго мылась, сгоняя с тела ужас ненависти людей, жадных взглядов ведьменей и всей своей постылой жизни в доме Хрыма и тетки.

Потом она вернулась в сарай, пристроила выстиранное платье сохнуть и заползла под плащ, тихо напевая мелодию сна. Эльф дважды почти просыпался – но снова успокаивался, стоило замереть ненадолго. Потом он вздохнул, повернулся на бок и сам плотнее обнял «жену», устраивая ее голову на руке. А Сэльви все пела, зевая и понимая, что сама насквозь пропитана сном. Не было сил даже подумать, что утром сотворит седой, обнаружив обман. Но нельзя ведь просто так сказать ему – я звала Судьбу, а пришел ты. Не поверит. А если и поверит – он-то никакой Сэльви не звал и не искал…

– Ну прямо голубки, – заворковала хозяйка от порога. – Конечно, дело молодое, но крепко же проспали вы рассвет, птахи! Вот я и пришла, завтрак стынет. И я не подглядываю! Я уже ушла.

Седой зевнул, улыбнулся – он давно уже не спал так беззаботно, не слушая лес и не ожидая бед. С тех пор, пожалуй, как последний рас гостил в Круге мудрых. И вот, надо же – провалился, отоспался. Вся усталость, нехотя и по капле покидавшая тело последний год, схлынула. Легко, светло…

Он попытался шевельнуться, удивленно открыл глаза и охнул. Внимательно изучил совсем рядом со своим лицом упрямую морщинку меж темных бровей, усердно зажмуренные глаза и прикушенную губу. Упрямейшая из ведьмочек не желала жить в деревне, это он и вчера понял. Но чтобы настолько – и представить не мог. Чуть пожал плечами и дунул ей в лицо. Сбившаяся прядь темных волос сместилась, защекотала нос и вынудила-таки девушку открыть глаза, вздохнуть, чихнуть… – и снова усердно зажмуриться.

– То есть мое мнение никого не интересует? – уточнил эльф.

– Почему? – она отважилась приоткрыть левый глаз. – Можешь меня отлупить, это будет честно. Или оттаскать за волосы – тетке от всех расстройств крепко помогало. Но учти, я упрямая.

– Надо было сразу относиться к этому заявлению с должной осторожностью, – рассмеялся эльф, падая на спину и довольно потягиваясь. – Что бы ты вчера ни спела, я великолепно отоспался. Спасибо. Если разобраться, я так не спал пятьсот тридцать… нет, пятьсот сорок три года. И два месяца, тогда была макушка лета, а теперь уже закат.

– Ужас, – она открыла второй глаз и села, нервно натягивая плащ. – Ты ведь это серьезно. А я думала наговорить с утра глупостей, то да се… Не поверишь.

– Не-а, – согласился Орильр, снова зевая. – Давай дальше по плану, что после глупостей? Не расстраивайся, говори, как придумала, разберемся.

– Я тебя не предам, – тоскливо вздохнула Сэльви. – Я лучше твоей бывшей, которая коварная эльфа. Можно мне с тобой? Ну, не по вашим обычаям и обрядам, просто так. В Эрхое это называется – походная жена. Пойми, они меня искали четыре года. И не отступятся. Мне не хочется стать «углем» для их силы. И никто не поможет, кроме тебя, я твердо знаю.

– Допустим.

Орильр сел и посмотрел на черноглазую с сочувствием. Откуда ей было знать, что он за существо? И про прошлое – тоже. Например, что в давней войне он уже встречал такую вот тонкую маленькую черноглазую женщину, которая была опаснее любого ведима. Прорвалась через ряды охраны, срубив троих и уложив своими проклятиями опытного мага, как мальчишку. Тогда он успел. Повезло – последним стоял, возле королевы, закрыл ее и срезал тварь. Она жила еще долго, и очень хотела убивать до последнего мгновения. Потом маги сказали – это была мать всех ведимов, так ее звали Черные.

А десятью днями позднее он увел королеву в катакомбы, и всё кончилось. И прошлое, и желание строить будущее.

Когда он увидел эту девочку у столба – едва удержал руку, потянувшуюся зарубить ее первой, прежде Черных. Всё не мог поверить, что звала именно она. И проклинала, оставшись за спиной – именно ведимов, а не его, лишь случайно промахнувшись. Ночью, на первом же привале, он спешно собрал и заварил ей травы. Безобидные для человека и смертельно ядовитые для демона. Она охотно выпила, не заметив подвоха, и живет. Так кто она? И кто из них двоих нагородил больше глупостей вчера и сегодня? Если бы она хотя бы перестала так нелепо и наивно обманывать его!

– Я буду помогать, я умею их проклинать, как выяснилось, – совсем жалобно вздохнула Сэльви, прерывая молчание. – Я полезная ведьма.

– Говори правду, – нахмурился эльф. – Я очень, очень старый эльф, и оттого вижу и отчетливо слышу, что ты думаешь иное, и то, другое, куда важнее. Вот это и рассказывай. Перестань шмыгать носом! Тоже мне ребенок! Сама сюда заползла, отступать поздно.

– Ладно, – она кивнула и выпрямилась. – Он сказал, что меня никто не спасет, и что не надо звать, но я все равно… Я охрипла, но очень старалась. И совсем уже решила, что нет ее, а потом вот ты… Вот.

– Н-да, уже лучше, – улыбнулся Орильр. – Теперь ты сказала честно. Но я не вполне понял, что это за «она», которой нет?

– Всё ты понял, – обреченно прошептала Сэльви. – Лучше бы отлупил. Не так тяжело, как говорить. Синяком больше – синяком меньше, они проходят. А скажу я тебе – это когда еще зарастет. Это не на коже.

– Но и мы теперь не по лесу идем, – упрямо прищурился эльф.

– Ладно, – повторила Сэльви. – Судьбу я звала. И лучше бы ты меня убил там, чем допрашивать и потом бросать. Иди, я сама найду, где поселиться. Деревень много, а я работящая.

Она уронила плащ и поднялась, почти на ощупь нашла свое платье и стала одеваться, руки упорно не желали попадать в рукава. Маленькая, тощая, лохматая, с цветастыми синяками на руке, спине и ногах. Она не врала, понял седой, муж ее и правда бил, и делал это умело и зло. Вон старые следы, а эти совсем свежие.

Орильр смотрел и думал, что идти ей действительно некуда. Черноглазую рано или поздно обвинят, снова объявят ведьмой. Он сам усомнился, а люди куда проще и жестче. Разбираться не станут – кому важна и дорога эта сирота? Без единой медяшки, а снег упадет через пару месяцев. В лучшем случае, ее вернут домой, к мужу. По закону, она говорила, – за нее выкуп тетке дан. И бегство ничуть не улучшит жизни после возвращения и не защитит ни от побоев, ни от нащупавших ее след ведимов.

• Предыдущая
• 30/98
• Следующая