Паутина - Каннингем Элейн - Страница 63
- Предыдущая
- 63/84
- Следующая
«Хватит пока», сказала дроу с явной неохотой. «Но помни расплату за неудачу, не рискуй вызвать мой гнев!»
Шакти убрала бич; змеи немедленно свернулись в своих укрытиях. Подняв трезубец, она вышла из комнаты. Человек посмотрел на разбитую дверь, глубокие уколы собственных ран и разодранную плоть, и поразился тому, что дроу вовсе не считала это проявлением гнева. Без особой радости он задумался, что же произойдет, если она действительно разъярится.
Мысль промелькнула в помутившемся от боли разуме Ретнора, слишком притягательная, чтобы ее игнорировать. Трижды проклятая жрица обратила его собственное тело против него. Но, может статься, возможность для кое-какого коварства у него еще осталась. Шакти хочет волшебницу дроу. Отлично, он доставит ее Шакти, но в такой ярости, что вполне возможно вся Аскарла разлетится вдребезги.
Поговорка, ходившая, как ни странно, в Ватердипе, пришла ему на ум: «Боги жалеют две разновидности смертных: тех, кто не получает желаемого, и тех кто получает».
Реакция Санджи на бегство дочери превзошла все чаяния Лириэль. Через некоторое время, однако, ее ругательства перестали быть развлечением, и стали раздражать.
Видимо Ульф разделял мнение Лириэль, поскольку он официально заявил своей ученице, что им давно пора продолжать занятия. Дроу кивнула, и направилась к лесу вслед за суровым шаманом. Как только они оставили деревню позади, Ульф послал ей короткую, заговорщицкую ухмылку. Лириэль спрятала улыбку, – похоже, шаман все-таки не слишком отличался от своего неуемного родственника.
Однако шаман быстро посерьезнел, и перешел к делу, прежде, чем, Лириэль смогла разобраться в смешанных ощущениях тепла и боли, вызванных воспоминаниями о Хрольфе. «Расскажи мне о магии, которую ты запасла в Ветроходе», попросил он.
Лириэль объяснила, насколько было в ее силах, о странном излучении Подземья, сравнив его с магией мест, известной и понятной шаману. «Она исчезает в свете солнца, но когда моя руна будет готова, моя магия останется со мной пока я жива, неважно, куда я отправлюсь», заключила она. Ульф подумал. «Но почему это имеет такое значение? У тебя есть иная магия: заклинаний, рун, и даже, мне думается, данная богами. Когда ты танцевала в лунном свете, ты нашла силу того места, и нечто другое. Кого ты призывала? Селуне?»
«Я не знаю богиню с таким именем», уклончиво ответила Лириэль, почувствовавшая себя неуютно от вопросов, касавшихся теологии. Ей не хотелось обсуждать Лолт с теми, кто не принадлежал ее роду, и она не была уверена, как ревнивая Паучья Королева может отреагировать на любое упоминание Эйлистраи. «Что касается нашей врожденной магии, она – то, что делает меня мною. Оставишь ли ты по доброй воле силу, исходящую от твоей родной земли, чтобы жить как обычный волшебник в каком-нибудь южном городе?»
Шаман кивнул, признавая правоту дроу, затем проницательно посмотрел на нее. «Северяне – не религиозный народ, по крайней мере, по стандартам жителей материка. Мы призываем некоторых богов – Темпуса перед боем, Амберли в шторм, Аурил когда холода становятся опасными – но ты не увидишь нас на коленях, стонущими молитвы. Наши отношения с богами честнее. Мы заключаем сделку. Если бог не выполняет своей части, мы считаем ее разорванной, и идем своей дорогой».
«Но боги требуют поклонения!» запротестовала Лириэль.
Ульф дернул плечами. «Если человек обманет тебя, станешь ли ты вновь вести с ним дела? Так почему смертных мы должны оценивать по высшим меркам, чем богов?»
Дроу задумалась над кощунственными словами. Странно, но в них виделся определенный смысл. Во всяком случае, Паучья Королева требовала высокую цену за свою помощь. Сама она успешно поторговалась с Лолт, когда в обмен на бегство Эльфийки принесла клятву жрицы.
Был один сверкающий миг надежды для Лириэль – еретической надежды – когда она размышляла, возможно ли для нее освободиться от этой клятвы.
Но нет. Паучья Королева выполнила свою часть сделки. Лириэль вновь вспомнила тот ужасающий момент, когда богиня дроу выхватила корабль из пасти неотвратимой смерти, и перенесла в Бездну. Эльфийка вернулась в смертный мир прежде, чем кто-либо кроме Лириэль догадался, где они побывали, но ей никогда не забыть мрака и отчаяния того места, и темной, соблазнительной власти правившего там зла.
«Но вот возьми рунную магию, это совсем другое дело», продолжил Ульф, прерывая тревожные мысли Лириэль. «Не пытайся заключать сделок с Дитя Иггсдрасиля».
«Почему нет?» пожелала узнать всегда любопытная девушка.
«А смысл? Что ты можешь такого пообещать, что имело бы значение для дуба?»
Дроу долго смотрела на шамана, прежде чем заметила искорку смеха в его глазах. «Ты можешь выглядеть как Хрольф», фыркнула она, «но жизнь с Санджей основательно извратила твое чувство юмора!»
«Даже не стану спорить», согласился Ульф, и повернулся назад. Он остановился, и прикоснулся рукой к плечу девушки, когда она последовала за ним. «Побудь здесь некоторое время. Может быть ответы, которые ты ищешь, придут к тебе в танце. Для северянина это не годится, но как я слышал, эльфы иногда лучше всего размышляют именно так».
Лириэль кивнула, думая о своем. В его словах была доля истины, она видела – и испытала – исцеление, силу и радость, которые последователи Эйлистраи находили в своих лунных танцах. Однако теперь ей нужно было не могущество богини дроу, но нечто еще более опасное и пугающее.
Ей нужна была любовь человека.
Дни Федора в Хольгерстеде бежали быстро, поскольку для него нашлось множество дел. Он проводил часы работая среди кузнецов деревни, затачивая клинки и топоры. Несмотря на юность, он больше пяти лет провел посреди ожесточенной войны, и чуял надвигающийся конфликт не хуже, чем молодой Бьорн шторма. Он был убежден, что странные события последних недель являются лишь прелюдией к сражению. Война подступала к Руатиму, это Федор знал точно, и собирался сделать все возможное, чтобы помочь его братьям подготовиться.
И они действительно стали братьями для него, берсерки Хольгерстеда, принявшие его в свои ряды без вопросов и сомнений. Для юного воина, очутившегося так далеко от возлюбленной родины – изгнанного с родной земли из-за опасности, которую вспышки его бесконтрольной ярости представляли для окружающих, – такое принятие было как вода для иссушенного горла. Ведигар, в особенности, проводил с молодым рашеми много времени, рассказывая ему о далеких временах, когда изменяющие облик берсерки правили Руатимом, наводя страх на окружающие моря. Федор отметил угрюмую решимость в словах Ведигара, и понял, что подобные рассказы стали для Первого Топора способом вернуть себе наследие, так недавно обращенное против него. Федору показалось, что Ведигар медленно приходит в себя от осознания совершенного им под властью нереиды. С возвращением воспоминаний, Ведигар начинал понимать, что никак не мог отвечать за все неприятности своего народа. Это знание придало северянину несвойственную его природе терпеливость. Он решительно ждал – и готовился к удару их невидимого врага.
Но Хольгерстед был не только местом тяжелого труда и мрачных историй. Когда дневная работа завершалась, мужчины сходились в азартных играх, заплывах в горных реках, быстрых и ледяных от тающих снегов, и дружеских состязаниях силы и мастерства. Первоначально Федор устранялся от подобных состязаний, из боязни пробудить берсерковое безумие. Но Ведигар высмеял его страхи, заметив, что шесть десятков берсерков при необходимости как-нибудь смогут удержать его, не дав нанести вред себе и другим. С некоторой робостью Федор согласился, и к своему восторгу обнаружил, что ощущение безопасности подаренное заверениями Ведигара, похоже, удерживает вспышки безумия на расстоянии. Таким счастьем было вновь держать в руке меч, практиковаться в искусстве боя без жара бешенства, ведущего руку.
Даже неожиданное появление первого помощника Хрольфа не смогло погасить радости Федора от обретенного братства. Ибн появился утром, вместе со своей долей товаров от недавнего путешествия Эльфийки, чтобы продать их в северной крепости. Рыжебородый моряк – ныне купец – был занят торговлей с рассвета допоздна, так что Федору не выдалось случая переговорить с ним. Да и сам он, судя по всему, не особо хотел общаться с рашеми; он отворачивал взгляд как только Федор оказывался поблизости, или усиленно начинал вчитываться в свои торговые записи. С наступлением сумерек подобное поведение обычно прямого моряка стало беспокоить юного воина. Один раз Ибн уже напал на Лириэль; Федор подумал, не скрывает ли он чего-то сейчас, и начал тревожиться за безопасность дроу.
- Предыдущая
- 63/84
- Следующая
