Тающий человек - Каннинг Виктор - Страница 20

• Предыдущая
• 20/59
• Следующая

Стол был аккуратный и прибранный и на нем, и в нем мало что было. Было ясно, что Макс не любит оставлять личные бумаги где попало. Я обнаружил несколько аннулированных чеков, уплаченных счетов (большинство — местные), список акций и ценных бумаг (большинство из которых были французскими, но были и американские), который время от времени пополнялся. Он, по-видимому, ничего не продавал, потому что в списке не было ни одной вычеркнутой строчки. Я не пытался определить, чего все эти ценные бумаги стоят. В одном из ящиков стола я нашел кипу рекламных буклетов торговцев недвижимостью и все они касались исключительно ресторанов и кафе от Парижа до Марселя. В другом ящике лежал девятимиллиметровый “Браунинг” с полным магазином, а рядом с ним — коробка с патронами и запасной магазин. На всякий случай я положил все это в карман.

Я подошел к окну, полюбовался видом и подумал, сколько еще Макс будет отсутствовать. Я предположил, что он совершает утренний моцион. Он был человек аккуратный и организованный — убирает кровать перед выходом из дома, тщательно вытирает везде пыль, выбрасывает содержимое пепельниц. Аккуратен и, как это обычно бывает, с устоявшимися привычками, любит кулинарное искусство до такой степени, что уже стал, или собирается стать, владельцем ресторана или кафе, добр по отношению к животным (кот, кажется, был всем доволен) и обладает вкусом при составлении букетов, о чем свидетельствовала ваза с георгинами. Отвернувшись от окна, чтобы еще раз посмотреть на цветы, я заметил, что пропустил одну вещь. Рядом с вазой лежал конверт.

Я взял его. Он был открыт и в нем лежало письмо. На конверте было его имя и адрес и вчерашний штемпель каннской почты. Я должен был благодарить ребят из почтово-телеграфной компании. Они все-таки опередили меня, хотя у них была всего лишь пятичасовая фора.

Я опустился в кресло у камина. Оно было таким глубоким и широким, что я даже подумал, что мне никогда не достичь дна. Я все-таки его достиг, устроился поудобнее и вытащил письмо из конверта. Оно было от Зелии и не имело никаких радостных обращений типа “Дорогой” или “Любимый мой”:

“Я надеялась, что у меня никогда не будет никаких контактов с тобой. Но обстоятельства сделали это крайне необходимым. По какой-то причине мой отец крайне обеспокоен пропажей машины и нанял для ее розыска некоего мистера Рекса Карвера из Лондона. Этот человек был у меня сегодня. Хотя он и не упомянул твоего имени, он, должно быть, знает его, потому что он знает, что ты находился в соседнем с моим номере в том отеле и что я звонила домой от тебя. Я все отрицала. Я буду продолжать все отрицать. Я просто хочу, чтобы все, что случилось, стерлось в моей памяти. Если этот человек вычислит тебя, сделай то же самое. Ты никогда обо мне не слышал. Ты уже раз предал меня. Я ни ненавижу, ни прощаю тебя. Я просто выбросила тебя из головы. Если ты предашь меня еще раз и все расскажешь этому человеку, или кому-либо еще, то я клянусь, что сделаю так, что тебя убьют. Ты уничтожил что-то во мне. И если это станет известно кому-либо еще, я уничтожу тебя.

Зелия”.

Я положил письмо обратно в конверт и опустил конверт в карман. Все, что она сказала, не было для меня новостью. Каждое слово было сказано ею на полном серьезе и мне стало жаль ее. Вот ведь, черт возьми. Мне было жаль ее, но у меня была работа. Если я смогу, то я постараюсь больше не причинять ей боль. Она, возможно, и хочет стереть все, что произошло, из памяти, но я должен знать, что же произошло. Как только я узнаю, как только я смогу заняться непосредственно объектом моего интереса — машиной, я тоже сотру все это из своей памяти. Я сидел и пытался представить себе, что чувствовал Макс Анзермо, когда читал письмо. Вероятно, оно не очень его интересовало, иначе бы он не бросил его так небрежно на стол.

В этот момент за моей спиной раздался звонкий лай и что-то белое подкатилось по полированному полу к креслу, запрыгнуло мне на колени и начало лизать мое лицо. Это был маленький белый пудель. За дверью раздался чей-то запыхавшийся голос:

— Отто! Отто, ты что совсем рехнулся притащиться сюда на этом чертовом автомобиле. Ты хочешь, чтобы все...

Он осекся, так как заметил меня. Я стоял, держа пуделя на руках.

— Ты торопишь события, Макс, — сказал я. — Это не та машина, на которой уехал Отто. Цвет тот же, но номера другие.

Я опустил пуделя на пол, и он заходил вокруг меня на задних лапах, словно исполняя цирковой номер.

— Умница, — сказал я. — А как он в качестве охотничьей собаки?

В одной руке он держал ружье, в другой — пару голубей.

— Кто вы и что вы здесь делаете? — Он спросил это по-английски почти без акцента и спокойным голосом.

— Карвер, — сказал я. — Рекс Карвер из Лондона. Мне кажется, мисс Зелия Юнге-Браун упоминала обо мне в своем письме.

Я предъявил ему письмо. Он не упал в обморок и не повалился в кресло. Он просто стоял и лишь бросил короткий взгляд на большой круглый стол. Он был выше меня, стройный — ни грамма лишнего веса — и сильно загорелый, но загар был каким-то нездоровым. На нем была свободная куртка с меховым воротником, черная фуражка и черные брюки, заправленные в резиновые сапоги. У него было умное, приятное лицо и сверкающие зубы. Мне он совсем не понравился, но я мог себе представить, как при плохом освещении и после нескольких бокалов шампанского некоторые женщины называли его своей мечтой. Но Зелия, никогда бы не подумал. Но, однако ж... когда женщина, наконец, решает открыть шлюзы, никогда не знаешь, куда потечет вода.

Абсолютно спокойно он сказал:

— Я не понимаю, о чем вы говорите. Пожалуйста, покиньте мой дом.

Он бросил голубей на кресло и взял ружье обеими руками, направив его в пол. Он уже преодолел первоначальное удивление и оценил меня. Что я мог сделать, пока у него в руках ружье? Я решил посмотреть, как далеко он пойдет.

Я пожал плечами и сказал:

— Если тебе нравится такая позиция, ради Бога. Но она ничего не даст... а я еще вернусь.

Я направился к двери, и он слегка повернулся, чтобы держать меня под постоянным наблюдением. Когда я поравнялся с ним, он сказал:

— Прежде чем вы уйдете, я хотел бы получить назад письмо, которое я оставил на столе.

Я остановился, посмотрел на него так, словно принял его требование за заводку — чего я, конечно же, не собирался делать, пока он держал наготове двустволку — а затем, пожав в очередной раз плечами, вытащил письмо и протянул ему.

Он улыбнулся, слегка обнажив белоснежные зубы, и покачал головой.

— Положите его на это кресло.

Я подошел к креслу, положил письмо на одну из его ручек, а затем резко и сильно толкнул кресло в его сторону. Пол был отполирован очень качественно. Дальняя ручка ударила его в бедро, он потерял равновесие и прежде чем он успел обрести его снова, я бросился на него. Миггз, я уверен, сказал бы, что я действовал медленно, но для Макса Анзермо моей быстроты вполне хватило. Ребром ладони я ударил его по запястью — ружье теперь было только в одной руке — ухватил ствол оружия и, резко повернув его, стал его полным хозяином. Я полагаю, что мог бы остановиться на этом, но приятное теплое чувство наполнило меня, и я подумал, а почему бы не воспользоваться случаем и не сделать его более склонным к сотрудничеству. Я сильно ткнул его прикладом в живот — он согнулся пополам — а затем, опять же ребром ладони, ударил его по шее. Он с грохотом обрушился на пол, что вызвало у глупого пуделя бурю восторженных прыжков и повизгиваний.

Он оказался бойцом. Два раза он поднимался с пола, и каждый раз я отправлял его обратно, не слишком заботясь о правилах Куинзберри, потому что помнил правило Миггза: “Не любезничай, будь злым, но чтобы в итоге они могли говорить”.

Я позволил ему доползти до кресла и заползти в него. Он бессильно откинулся на спинку. Из уголка его рта текла кровь, а в его взгляде читалось жгучее желание убить меня. Я сел на край стола перед ним.

— Прежде чем я начну задавать вопросы, — сказал я, — давай проясним один момент. Все, что ты скажешь о мисс Зелии, останется строго между нами. Считай меня исповедником. Я слушаю, и дальше меня это не идет. О'кей?

• Предыдущая
• 20/59
• Следующая